— Да, бывает непросто, — поддерживали и подбадривали друзья Костю, — зато какой результат. Все наши песни, все клипы на вершинах чартов. Ради такого стоит потерпеть.

Друзья не то что не злились на парня, но и с пониманием и благодарностью относились к тому, что он делает для них и себя в частности.

Теперь я чувствовала себя неловко, и всю дорого молчала, отвернувшись к окну. Придется извиняться перед Костей. Снова.

Вся съемочная группа во главе с музыкантами устроила общий ужин в гостиничном ресторане. Компания болтала и обсуждала отдельные рабочие моменты, и все уже со смехом вспоминали экстремальную выходку Кости, будто не было изнурительного дня, требовательного режиссера и грубого отношения.

Потом все переместились в комнату для отдыха с большим камином, и я одной из первых заняла место у самого огня — тепло, приятно наблюдать за пламенем и слушать треск дров.

— Прошу, — Костя протянул мне кружку и сел в соседнее кресло.

— Кофе? — вдохнула исходивший от горячего напитка аромат.

— Каффемик — специфический гренландский кофе, который готовят из кофе, сахара и трех видов алкоголя со взбитыми сливками.

Звучало аппетитно, а на вкус оказалось изумительно, хотя меня и смущало наличие алкоголя.

Парни из группы расположились на диванчиках неподалеку, уткнувшись в телефоны или планшеты — каждый из них пытался связаться с родными.

— Говорят, тут нет роуминга, — Артем настойчиво тыкал пальцем в экран.

— Как и связи, — Дима размахивал «андроидом» над головой, пытаясь поймать сигнал.

Я перестала их слушать и наблюдала за Костей. Он попивал свою порцию каффемика и смотрел на огонь.

— Почему именно Нуук? — меня давно мучил этот вопрос.

Парень перевел взгляд с пламени на меня.

— Здесь огромные территории, нетронутые человеческой деятельностью. Ледяная пустыня. Именно то, что хочу видеть в кадре.

Зря я задала этот вопрос. Вдруг снова зависнет с блокнотом и карандашом?

— Послушай, я была грубовата, — не стала оттягивать неприятный момент. Что-то часто я перед ним извиняюсь. Может, пора перестать говорить и совершать глупости? — Не умею я правильно подбирать слова. Ты скорее трудоголик и перфекционист.

— Точное определение, — вклинился Дима в разговор, так и не отрываясь от подсвечивающего экрана телефона. — Однажды мы вступление к одной песне, банальный проигрыш, записали только с сотой попытки.

— То есть песни вы записываете так же, как снимаете клипы, — посмеялась я.

— Шлифуем до идеальности, — протянул Артем. — А если не достигаем необходимого Косте звучания, отправляем в архив до лучших времен. Там уже скопилось таких треков на двадцать альбомов, наверное.

Я видела, как менялось лицо Кости от каждого слова друзей. Критику он воспринимал трудно, возможно, и болезненно.

— Я всего лишь стремлюсь делать качественную музыку, а не выдавать сырой полуфабрикат. Что в этом плохого?

— Ничего, — покачала головой, — это отлично. Надо будет все-таки послушать хоть один твой альбом, — вставила неуместное замечание. Когда я уже научусь сдерживать свой поток мыслей?

— Ты до сих пор этого не сделала? — удивился он, чуть не поперхнувшись «кофе».

Видимо, Костю задели мои слова, потому что, ничего не объясняя, он встал и ушел. Правда, через несколько минут вернулся с двумя парами наушников и новой порцией каффемика. С помощью переходника он подсоединил наушники к своему телефону и жестом пригласил сесть рядом.

Завернувшись в один плед, мы слушали музыку и попивали гренландский напиток, который неизменно появлялся на кофейном столике, стоило только закончиться предыдущей порции.

Никто и ничто не расскажет о человеке лучше, чем его творчество. Я полюбила Костину музыку и боялась, что следующим станет он сам. Особенно когда он смотрел на меня так, как сейчас — будто я та самая единственная, то недостающее ему крыло. Невероятно дурманящее ощущение — думать, что ты одним лишь существованием даришь кому-то возможность летать.

Игрой любовь ты назовешь

И сердце петлями сожмешь.

Те чувства, знаю я, обман —

Игры твоей коварный план.

Что дураку-то до царицы —

На шахматной доске девицы,

Мне не тягаться с вами в этом.

Бесчувственная для поэта.

Давай играй — твоя я пешка,

А ты судьбы моей насмешка[1]…

— Ты правда никогда не любил по-настоящему? — сняла свои наушники и вытащила один из его.

— А что такое любовь, Марго? — вполне серьезно поинтресовался.

— Любовь… — я задумалась, ища в памяти примеры, которые помогли бы мне дать четкое определение, но это понятие ассоциировалось у меня только с одной историей, — …это принимать и доверять… жертвовать и прощать… ждать и тосковать… наверное, так… я не знаю…

— «Мы» вместо «я»? — подсказал Костя.

— Нет, — покачала головой и мир вокруг поплыл в туманной дымке, — только «он».

— Похоже на идолопоклонничество, тебе не кажется? — чуть улыбнулся, пеняя на мои собственные слова.

— Надо знать, каким богам поклоняться, — воздела руку в поучительном жесте.

— Тогда ты моя богиня, — он прикоснулся к моей щеке.

— Думала, королева, — горячительный каффемик развязал мне язык больше обычного, — ты уже определись. Что они добавляют в этот свой кофе? — заглянула в почти пустую кружку.

— Виски и ликер, — напомнил парень, но эта тема уже перестала меня интересовать, и я торопливо заговорила, со мной такое бывает, когда я выпиваю лишнего, но Костя заставил меня замолчать поцелуем.

— Я много болтаю, да? — спросила, как только представилась такая возможность, но музыкант только рассмеялся и снова прильнул к моим губам.

***

Просыпаться утром было тяжело. На улице холод и пробирающий до костей ветер, а здесь, в кроватке, тепло и уютно, а размеренный стук сердца походил на колыбельную, увлекая в сладкие сновидения.

Подождите, как я могу слышать собственное сердце?

Открыла глаза и уставилась на мужскую обнаженную грудь, которую и использовала как подушку. Стараясь не разбудить спящего, отодвинулась подальше, потянув за собой одеяло, чтобы было чем прикрыться. Боялась заглянуть под него и обнаружить, что совершенно голая. Следующей мыслью, мгновенно пришедшей в голову, было предположение, что Костя тоже может быть неодет, поэтому тут же выпустила из рук край одеяла.

Почему он спит в моей постели? Я огляделась и не смогла со стопроцентной гарантией признать в комнате именно свой номер. Вдруг здесь они все — точная копия друг друга?

Совсем не помню, как закончился прошлый вечер. Сколько я выпила? Все этот треклятый каффемик. Он вкупе с приятной музыкой и теплом от камина сыграли со мной злую шутку.

— Костя, — толкнула парня в плечо, — что вчера произошло? — он заворочался и что-то пробурчал в подушку. — Хватит дрыхнуть! — более настойчиво трясла его, но тот не реагировал. — Убирайся из моей кровати! — решила его выгнать, раз уж объяснений от него не добиться. — Иди в свой номер!

— Это и есть мой номер, — наконец услышала членораздельную речь проснувшегося музыканта.

На одну тайну меньше. Но как я сюда попала, а главное, чем мы, то есть я, тут занималась?

— Что вчера произошло? — повторила тревоживший меня вопрос.

— Всё, — не открывая глаз, отозвался Костя, кутаясь в моё одеяло.

— В каком смысле? — испугалась.

— Это было восхитительно, — будто не слыша меня, говорил он сонным голосом.

— Что было восхитительно? — пискнула я. От страха горло, легкие, всю меня целиком сковал неожиданный спазм.

— Всё, — тот же ответ.

Наш разговор напоминал мне беседу с попугаем, когда тот лишь повторяет за хозяином заученные слова. Музыкант сладко потянулся и спокойно продолжил лежать рядом.