Друзья редко называли парня Китом, и я уже совсем забыла, откуда взялось это прозвище.

— Привет, «Кит», — почти перестала танцевать, обнимая парня за шею. — Слышала, ищешь свою «Кат».

— Да, — кривовато ухмыльнулся, — вторую половинку.

— Чтобы жизнь была сладкой? — полностью потонув в его объятиях.

Чуть сощурившись, он вглядывался в мои глаза с этим до боли любимым взглядом с хитринкой и….Молчал. Говорить не было необходимости, я все видела и так. И даже предугадала его следующее действие — поцелуй. Если брать в расчет, что мы находились посреди комнаты на обозрении всех наших друзей, то он был до неприличия откровенным. После таких обычно хочется немедленно сбежать и остаться наедине.

— «Кит-Кат», кончайте уже! — Нас, как разгульных мартовских котов, уже были готовы поливать водой. — Здесь же люди!

— А наверху дети! — отметил какой-то умник.

— Завидуйте молча! — ответил Костя разом всем шутникам, тогда как я от смущения прятала лицо, уткнувшись ему в грудь.

Дальше между музыкантами началась шутливая словесная перепалка, которая каким-то странным образом скоро перетекла в обсуждения работы: запись альбомов, съемки клипов, предстоящие концерты. Только эти парни были способны любой разговор свести к музыке.

— Включите телик! — спустя время воскликнул Дима. — Уже должны вовсю крутить промо, отснятый к Премии

— Оно тебе надо? — отозвался Артем, все же перебирая диванные подушки в поисках пульта. — Что, давно не видел себя по телевизору?

— Вы не серьезно относитесь к своей работе, товарищи, — пожурил Дима.

В итоге на противоположной стене ярко вспыхнул большой плоский экран, транслируя новости шоу-бизнеса.

— Зачем на молодежном музыкальном канале новости? — Дима разочарованно рухнул на диван.

Никто не спешил ему отвечать — все, как один, уставились в телевизор. На экране красовалось мое фото, поверх которого умело «наклеили» тюремную решетку, а для пущего эффекта сделали и звуковое сопровождение: звук закрывающегося металлического засова.

Каждое доносившееся из динамиков слово ведущего было гвоздём, беспощадно вколачивающимся в крышку гроба моей нынешней жизни:

«Сенсационная информация о девушке всеми известного Кита из «Адамас». Кто бы мог подумать, что эта милая с виду девушка в юности успела обзавестись уголовным делом. Да-да, имя Маргариты Кировой одно из ключевых в расследовании убийства собственного отца …..».

Кто-то из парней быстро сориентировался и отключил телевизор, оборвав до отвращения радостную речь диктора.

— Чего только не выдумают!

— Ничего святого! — подхватил другой.

Я не различала ни лиц, ни голоса, и продолжала смотреть на черный экран, не знаю, что сказать, как дышать, как жить дальше.

Теперь все узнают! Они всё узнают!

И Костя.

— Рита, — услышала его голос и вздрогнула, — не волнуйся, никто не поверит в эту чушь, — Костина вера в меня была непоколебимой. — Мы потребуем опровержение, подадим в суд за клевету, если потребуется, — находил все новые способы отбелить мое имя, но все зря. Напрасные старания.

— Это правда, — тихо произнесла и окинула всю компанию взглядом. На меня разом обрушились их эмоции, отражавшиеся на лицах: шок, недоумение, сомнение, страх. Не смогла выдержать такого давления, и выскочила из дома, окунувшись в холодный осенний воздух.

Хотелось сорваться с места и бежать. Так чтобы от усталости сводило мышцы, а от обжигающе холодного воздуха, с безумной скоростью врывающегося в легкие, разрывало грудь. Все, что угодно, только бы не думать, не чувствовать. Но спасаться было негде — весь участок, на котором стоял дом семьи Симоновых, был огорожен высоким неприступным забором. Лишь на заднем дворе, где летняя беседка теперь покрылась осенней изморозью, был островок из молоденьких с облетевшей листовой деревьев и окружавших их такой же осиротевший кустарник.

На улице было около нуля, изо рта белыми клубами вырывался пар, но я не чувствовала холода. Какое сейчас это имеет значение? Сомневаешься в важности таких мелочей, когда жизнь замирает, и ты не представляешь, куда она повернет в следующий момент.

Что теперь будет? Как Костя воспримет правду?

— Надень, — на плечи опустилась куртка, — пожалуйста, — попросил Костя, когда я никак не отреагировала, и самостоятельно начал кутать меня в ветровку, как нерадивого ребенка.

Неохотно протиснула руки в рукава, а Костя продолжал возиться с молнией. Следила за уверенными движениями его тонких пальцев, но так и не решилась посмотреть в глаза. Раньше с такой легкостью делала это, а теперь не могла себя заставить.

— Ты злишься? — не видя его лица, не понимала, какие чувства он испытывает.

— Нет, — коротко ответил. — Почему я должен злиться?

— Потому что у меня есть…был… от тебя секрет, — разглядывала серую мощеную дорожку у себя под ногами.

— Я скорее расстроен этим фактом, — и по ровному тону его голоса, слышала, что он говорит правду, — но не зол.

«Собачка» молнии с характерным жужжанием достигла ворота куртки, и наши с Костей взгляды встретились. Не представляю, что сейчас отражалось в моих глазах, скорей всего тревога, но в его — немой вопрос: что же именно я скрываю?

— Боялась и сейчас боюсь, что ты разочаруешься во мне, как только всё узнаешь, — не заметила, как щеки стали влажными.

— Откуда такие мысли? — его пальцы казались обжигающе горячим, когда он вытер слезы с моего похолодевшего от ветра лица.

— Потому что это не какая-нибудь ерунда вроде школьного романа, а… — не могла произнести вслух это страшное слово.

— А что? — не выдержал Костя напряженного молчания.

— Убийство, — едва слышно прошептала. — Я убила человека.

***….

Мы стояли в противоположных углах беседки.

— Мне было тогда семнадцать, — нервно теребила в руках пожелтевший клиновый листок, безжалостно заламывая его во все стороны. — Сейчас вспоминаю себя ту, и понимаю, какой же глупой была. Даже не наивной, просто идиоткой. — Конечно, это не служило мне оправданием, но хотела, чтобы Костя понял, чем я жила тогда и каких ценностей придерживалась. — Никита Копылов был звездой школы, душой любой компании, ну а девчонки просто млели от него. Еще он славился самыми отвязанными вечеринками. Никто не знал, где и когда будет следующая, пока за несколько часов до ее начала ты не получал смс с приглашением. А приглашали не каждого. Все мечтали туда попасть, и я в том числе. И вот однажды это произошло, меня удостоили чести. Сейчас смешно, а тогда я действительно считала это чем-то грандиозным. — Воспоминания чередой проносились перед глазами, оставляя на языке горький привкус сожаления. — Ты уже знаком с моим братом, который в некотором отношении просто копия нашего отца, чтобы представить, что мне можно было даже не мечтать получить разрешение на эту вечеринку. «Нечего тебе связываться с таким охламоном, как Капылов», — процитировала отца, стараясь подражать его строгому тону.

На мгновение подняла глаза на Костю: облокотившись на перила беседки, он запустил руки в карманы куртки и с хмурым взглядом внимательно слушал меня.

Как же хотелось узнать, что сейчас творится в его голове?

— И насколько я тебя знаю, ты, конечно же, сбежала, — догадался Костя.

Хотелось улыбнуться тому, как хорошо он успел узнать меня, но сейчас было не время придаваться романтике.

— Бессовестно соврала родителям и поздним вечером улизнула из дома. — Как же я потом раскаивалась и сожалела о лжи и этой своей бунтарской выходки. — Моя мечта сбылась, и я была безумна счастлива. Все шло просто отлично до тех пор, пока не объявился папа. Это был позор столетия: приехал на полицейской машине, с мигалками, в униформе. Он не стал разгонять вечеринку — все было в пределах закона, ему не к чему было придраться — а вот увести у меня на глазах у всех, как под конвоем, он мог.

— Не может быть, — рассмеялся Костя.