- Нет, - ответил Тэд. – Просто до сих пор я видел тебя только в куртке. И не понимал, что ты такая изящная.

Я чуть было не сказала что-то очень грубое, но в последний момент поняла по тону Тэда, что слово «изящная» - это комплимент, а не оскорбление. Возможно, на Адонисе людей восхищает совершенно иной тип женской фигуры, чем в альянсе.

- Раньше я видел много девушек, - продолжал Тэд. – На самом деле, даже слишком много. За последние пару лет мне пришлось посетить целый ряд вечеринок, где все аристократические семьи Адониса выставили передо мной своих дочерей. Большинство из них одевались по минимуму.

Более мелкие пуговицы на кофте с длинными рукавами расстегнуть оказалось легче, и я без проблем с ними справлялась, но при этих словах Тэда остановилась и нахмурилась. Обнаружив, что Тэд способен уложить Изверга, я испытала шок. Заявление, что Тэда преследуют орды девушек, вызвало еще большее беспокойство.

Тэд вздохнул.

- Конечно, они бегали за мной из-за моего имени и удачливости, а не из-за личных качеств. Ненавижу эту неискренность, но дедушка настаивает, чтобы я посещал подобные вечеринки. Из-за того, что случилось с отцом, он хочет, чтобы я как можно скорее женился и обзавелся детьми.

Я выскользнула из кофты с длинными рукавами и осталась в майке в мелкую полоску.

- Ладно, в том, что меня поймали на краже самолета, есть и хорошая сторона, - более оживленным тоном проговорил Тэд. – Даже если вернусь на Адонис, а не отправлюсь на Зевс, я попаду в немилость. Больше никаких вечеринок. Никакого притворства. Не надо проявлять вежливость к бесконечным одинаковым девушкам, украшенным, по последней моде, блестящими крыльями. Все они задают одни и те же скучные вопросы. Все вежливы со мной до подобострастия. Это одна из причин, по которым меня влечет к тебе. Ты сильно отличаешься.

- Я точно не страдаю от вежливости, - согласилась я.

Тэд рассмеялся.

- Нет, ты реагировала на меня совершенно искренне. Я не произвел на тебя впечатление, и ты это показала. Вначале это ранило мою гордость, но потом я понял, что впервые в жизни честно общаюсь с девушкой.

Я легла на спальный мешок.

- А с Феникс ты не общался честно? Она тоже не носит блестящие крылья.

- Феникс – старательный научный ассистент, а не девушка с аристократической вечеринки, но на Адонисе она, как и все, была со мной до ужаса вежлива. И начала говорить мне, что в действительности думает, лишь когда мы попали в Нью-Йорк.

Тэд опустился на колени рядом со мной.

- Сейчас я устанавливаю контакт с врачом. Как я и говорил, покажу ей то, что вижу, по настенному телику. Она услышит наши голоса, а я услышу сказанное ей и передам тебе. Поняла?

- Думаю, да. Это означает, что теперь мы должны быть осторожны в словах.

- Правильно. Я сообщу тебе, когда разорву контакт и мы сможем снова говорить свободно.

Последовала короткая пауза.

- Сейчас я общаюсь с доктором, - сказал Тэд. – Я должен обследовать кости твоей руки и обнаружить рану. Скажи мне, если будет больно, насколько и где именно.

Я ощутила желание оглядеть комнату, словно врач скрывалась в углу и наблюдала за нами.

- Болит уже везде. Стреляющая боль поднимается и спускается по руке и плечу.

- Тогда скажи мне, когда боль изменится. – Одной ладонью он крепко держал мою руку, а другой провел вверх и вниз по ней. – Что-нибудь есть?

- Нет, та же боль, что и раньше.

- Теперь я буду сжимать твою руку в разных местах, - сказал Тэд.

Он сжал мое запястье, сперва легко, потом крепче, повторил это движение полдюжины раз, поднимаясь вверх по руке, затем вновь опустился.

- Нигде нет особенной болезненности?

- Нет.

- Врач считает, что основная проблема в твоем плече. Сейчас она думает, что делать дальше. Пока я отключил звук и изображение, поскольку хотел проверить... Эта ситуация, мое прикосновение к твоей руке, вызывает у тебя такую же неловкость, как и у меня?

- Да, - скривилась я. – Наблюдение за нами невидимого врача не помогает делу.

- Надеюсь, ты не боишься.

- Не боюсь.

- Хорошо, - сказал Тэд.жфяячх – Признаюсь, я представлял возможность... коснуться тебя, но совсем не так. Я делаю все возможное, чтобы оставаться настолько отстраненно вежливым, насколько позволяют обстоятельства.

Я засмеялась.

- Ты сохраняешь ледяное безразличие.

- А, врач прислала мне множество инструкций. – Тэд нахмурился. – Я вновь открываю передачу звука и изображения. Боюсь, будет больно. 

- Ты проснулась? – послышался голос Тэда. – Мне пора вновь проверить твою температуру и пульс.

Я открыла глаза, взглянула на окно и увидела в небе красные полосы рассвета.

- Хаос, я не поняла, что уже утро.

- О, ты вернулась к вежливым словам вроде «хаос». Вчера ты меня поистине удивила. Я понятия не имел, что у тебя такой богатый словарь ругательств. – Тэд, похоже, боролся со смехом.

Я вспыхнула.

- Первые одиннадцать лет жизни я провела в лондонском подразделении. Конечно, я знаю множество ругательств. Обычно я ими не пользуюсь, но было очень больно.

- Мне правда очень жаль, - ответил Тэд. – У нас не было сканера, способного показать, что с твоим плечом, поэтому пришлось выяснять, какие движения тебе доступны и насколько они болезненны.

- Я понимаю, это было необходимо, и прошу прощения, что обзывала тебя.

- По-настоящему смутило, когда ты назвала меня скунсом. Тебе известно о кассандрийских скунсах?

- Нет, - сказала я. – Говоря это слово, я имела в виду земного скунса. Некоторые из них живут в Нью-Йорке. Если ты встретишь нечто в черно-белую полоску, очень рекомендую к нему не подходить. Кто-то из детей манхэттенского подразделения как-то раздразнил скунса, а потом, даже бросив мальчишку в воду, мы не избавились от запаха.

Судя по характерному отстраненному выражению лица, Тэд проверял что-то в земной сети данных.

- А, да. Люди могу унюхать струю скунса в концентрации всего лишь десять частей на миллион. В любом случае, я не возражал, когда ты обзывалась, пока я причинял тебе боль. Просто испытал такое же облегчение, как и ты, когда смог вколоть тебе местную анестезию.

Мне было стыдно признаваться в этом Тэду, но затихла я не от облегчения, а от неприкрытого ужаса. Не чувствуя руку, не имя возможности ею подвигать, думая, что та умерла, я поддалась приступу паники. Будь у меня здравый смысл, я бы спросила Тэда, что произойдет под действием анастетика, но я слишком боялась облечь свой страх в слова.

- Действие укола сейчас закончится, но я могу сделать тебе еще один, в чуть меньшей дозе, - прибавил он.

- Не думаю, что мне нужна еще местная анестезия, - поспешно ответила я.

- Ты все еще не ощущаешь плечо и руку?

- Лишь чуть-чуть, - солгала я. – Чувствую в них тепло.

На самом деле я ощущала жар, словно сидела на солнце в очень теплый день, а не жалась в спальном мешке в ледяной комнате. А еще глубоко в костях возникла странная вибрация. Она граничила с болью, но успокаивала меня, что рука еще жива и со мной.

- Тогда ладно, - с сомнением проговорил Тэд. – На некоторых людей анестезия действует дольше, чем на других, но дай мне знать, когда начнет болеть.

- Хорошо, - ответила я, но твердо решила, что промолчу.

- Просто помни: ты должна лежать совершенно неподвижно, пока не пройдут тридцать шесть часов лечения. Сращивание костей – относительно легкий процесс, но любое нарушение на стадии регенерации мышц может оставить тебя с парализованной рукой.

Ночью Тэд каждый час измерял мой пульс и температуру. И каждый раз читал мне ту же лекцию о необходимости сохранять неподвижность. Едва ли я могла забыть о необходимости лежать спокойно, когда Тэд забрал оба наши пояса для ножей и обмотал меня, жестко прижав левую руку к куску дерева и моему боку.

Повторение было излишним, но я понимала, почему Тэд так себя ведет. Он выглядел совершенно спокойно, когда обрабатывал рану, возможно потому, что тогда действительно ощущал уверенность, но сейчас страдал от ожидания, пока не выяснится, помогло ли лечение. Его разум наполняло множество мыслей о том, что могло пойти не так.