– На тропинке, ведущей от дома Габриель Легран к замку. На полпути я почувствовала, что за мной следят. К счастью, я наклонилась, чтобы шепнуть два слова Фифин как раз в тот момент, когда пуля просвистела у меня над головой.

– Очевидно, кто-то охотился на птиц.

– А по-моему, меня хотели убить. Был еще один выстрел, и целились явно в мою сторону.

Марго побледнела.

– Сначала, – сказала она, – они кидали камни нам в окна, а теперь решили начать убивать нас!

– Мне кажется, кто-то хочет убрать меня с дороги.

– Чепуха! Кому это может понадобиться?

– Это, – ответила я, – мне и придется выяснить.

Столкнуться с покушением на собственную жизнь – малоприятный опыт. Шок оказывается сильнее, чем ощущаешь в первый момент.

Марго рассказала о случившемся. Она была встревожена и напугана. Мы обсуждали это за столом.

– Они сменили камни на ружья, – заметил Этьен.

Однако Леон не был убежден в этом.

– У них нет огнестрельного оружия. Если они восстанут, то с косами и вилами. Откуда им взять ружья, когда им не хватает денег даже на хлеб.

– Все же, – возразил Этьен, – кто-то из них мог раздобыть ружье.

– Но зачем стрелять в мадемуазель?

– Теперь ее считают одной из нас, – ответил Этьен.

Они продолжали спорить, а я могла только согласиться с Этьеном. Очевидно, кому-то удалось завладеть ружьем. Разве не мог один из слуг украсть его из оружейной комнаты? После поведения Бесселя и Мими я знала, что даже тех, кому мы доверяли, нельзя считать нашими друзьями.

Атмосфера в замке заметно изменилась. Известие о покушении на мою жизнь все сочли весьма многозначительным. Оно как бы являлось символом перемены настроения народа. Время бросания камней прошло – наступала пора более серьезных действий. В доме ощущалось напряжение, которого я раньше не замечала, хотя знала о его существовании за пределами замка.

Когда я встречала Мими, она отводила глаза, как будто ей было стыдно, что могло соответствовать действительности. Поведение Бесселя было совсем иным – оно стало почти наглым. Он словно давал понять: подумайте хорошенько, прежде чем приказывать мне; я знаю слишком много.

Больше всего меня огорчала Ну-Ну. Почти все время она просиживала в апартаментах графини, не позволяя ничего там трогать. Граф не возражал, считая, что ей следует потакать. Слуги говорили, что они часто слышат, как Ну-Ну беседует с графиней, словно с живой. Когда она сталкивалась со мной, то смотрела на меня широко открытыми, как будто невидящими глазами. По-видимому, смерть графини помутила ее разум.

Леон и Этьен были очень обеспокоены происшедшим со мной. Этьен во всем корил себя.

– Мне следовало проводить вас назад в замок, – говорил он. – Я хотел прийти за вами через полчаса, так как думал, что вы пробудете у матери подольше.

Мне не хотелось говорить ему, что я была вынуждена уйти из-за оскорбительных намеков мадам Легран.

– Даже в вашем присутствии из-за кустов могли выстрелить, – сказала я.

– Вероятно, – согласился он. – Конечно, они намеревались причинить зло не лично вам, а любому, кто не является крестьянином. Но будь я с вами, то смог бы поймать негодяя. Вам следует быть поосторожнее. Никогда больше не выходите одна.

Леон также был встревожен. Как-то раз он подстерег меня, когда я гуляла в саду, и сказал:

– Я хочу поговорить с вами, мадемуазель Минель. Мне кажется, вам может грозить опасность.

– Вы имеете в виду выстрелы?

Он кивнул.

– Этьен считает, что они не предназначались лично мне. Очевидно, мы все в опасности.

– Меня озадачивает оружие, – продолжал Леон. – Будь это камень или хотя бы нож, все было бы понятно. Не думаю, что это происшествие – всего лишь отражение духа времени.

– А что же это, по-вашему?

– По-моему, вам следует поскорее вернуться в Англию. – Он задумчиво посмотрел на меня. – Минель, дорогая, вы не должны во все это впутываться. Это слишком опасно.

– Но кто может хотеть меня убить? Ведь за пределами замка меня практически никто не знает.

Леон пожал плечами.

– В замке произошла смерть, и ходят неприятные слухи.

– Вы не верите, что графиня покончила с собой?

Снова то же пожатие плеч.

– Ее смерть произошла слишком своевременно. Теперь граф свободен. Он давно этого хотел. Мы не знаем, что именно случилось, и, возможно, не узнаем никогда, но люди еще не один год будут обсуждать смерть графини. Так и рождаются легенды. Не позволяйте себе впутываться в это

– уезжайте и забудьте обо всем. Вы же не принадлежите к этому разлагающемуся обществу.

– Я обещала остаться с Марго.

– У нее будет своя жизнь, а у вас – своя. Вы оказались замешанной в дела, которых не понимаете. Вы судите о людях по себе, но ведь не все такие честные, как вы. – Его лицо озарила улыбка. – Я хотел бы остаться вам добрым другом, так как по-настоящему восхищаюсь вами. Может быть, я бы даже последовал за вами в Англию, но у меня есть обязанности, и я должен оставаться здесь. Не пренебрегайте моим предупреждением. До сих пор вам везло, но это не всегда может продолжаться.

– Скажите мне, что вы знаете. Кто хочет убить меня?

– Я знаю только, что вы должны подозревать каждого, пока твердо не убедитесь в его невиновности.

– Вам что-то известно?

– Только то, что вы добрая и очаровательная женщина, которой я восхищаюсь и желаю всяческого счастья. Пожалуйста, возвращайтесь в Англию! Еще есть время. Кто знает, быть может, вскоре уже будет слишком поздно.

Я повернулась к Леону и посмотрела ему прямо в лицо. В его голубых глазах светилась неподдельная тревога, а улыбка была не такой веселой, как обычно. Мне очень нравился Леон, и я хотела сказать ему, как мне жаль, что я видела его лицо в окне, когда в комнату бросили камень во время бала.

Меня охватило неприятное ощущение опасности. "Не доверяйте никому", – сказал Леон. Я не должна доверять ни Этьену, ни самому Леону, ни даже графу

– Возможно, – промолвил Леон, с тоской глядя на меня, – когда все будет кончено, я приеду в Англию навестить вас. Тогда мы сможем поговорить о… о многом.

Марго была встревожена.

– А если бы тебя убили? Что бы я тогда делала?

Я не смогла сдержать улыбку. Это замечание было так типично для Марго!

Однако она беспокоилась за меня не меньше, чем за себя. Я часто ловила на себе ее внимательный взгляд.

– Эта история напугала тебя, Минель, – сказала Марго. – Ты выглядишь совсем по-другому.

– Ничего, я приду в себя.

– Готова поклясться, что ты не спала ночью.

– Иногда я дремала и во сне оказывалась на тропинке. Мне показалось, что в кустах я вижу лицо…

– Чье лицо?

– Ничье. Просто лицо.

Но это не вполне соответствовало действительности. Я видела то же лицо, что и за окном во время бала. Это было лицо Леона – и в то же время не Леона. Словно какой-то художник ради злой шутки нарисовал на нем несколько штрихов, исказивших его выражением злобы, зависти и ненависти. Эти чувства я никак не могла связывать с Леоном. Во время нашего недавнего разговора он казался искренне и глубоко озабоченным. Я знала, что ему куда больше, нежели Этьену, свойственна терпимость. Леон видел, что народ серьезно болен, но не верил в разрушение общества. Я считала, что он более других членов семьи способен правильно оценивать ситуацию, и это было вполне естественно, так как именно Леон видел обе ее стороны.

Марго часто говорила о Шарло и о том, как она счастлива, что нашла его. Пребывая в состоянии эйфории, Марго даже радовалась, что открыла подлинную натуру Бесселя. Она не верила в вину Мими, считая, что на нее влияет Бессель, но с удовольствием избавилась бы от них обоих.

– Сколько времени продолжается траур? – спросила меня Марго.