– Может быть, мы с вами понимаем под словом "любовь" не вполне одно и то же. Я знаю, что вы хотите быть со мной, но является ли это любовью?

– Если не это, то что же?

– Общие интересы, взаимное уважение, понимание. Это важнее страсти. Ведь желанию присуща мимолетность. Перед тем, как выйти замуж, я хочу быть уверенной, что мой муж будет хорошим отцом нашим детям, что он разделяет мои моральные принципы, что ему во всем можно доверять.

– У вас высокие требования, – заметил граф. – Очевидно, учительница не может обойтись без того, чтобы не устроить своему поклоннику экзамен.

– Возможно, и так. И, возможно, учительница – неподходящая жена для человека, проведшего жизнь в поисках новых любовных приключений.

– А по-моему, она самая подходящая жена для него. Послушайте, давайте прекратим всю эту ерунду. Я найду священника, который обвенчает нас через несколько дней.

– Мне нужно время, – настаивала я.

– Вы разочаровываете меня, Минель. Я думал, что вы тоже любите приключения.

– Вот видите – я права. Вы уже мной разочарованы.

– Лучше я буду разочарован вами, чем доволен какой-нибудь другой женщиной.

– Это просто нелепо!

– Разве так разговаривают со своим супругом и повелителем?

– Уверяю вас, что мой гордый дух не потерпит никаких повелителей. Так что мне следует хорошенько подумать, прежде чем очертя голову решиться на брак, который может стать бедствием.

– Это будет весьма увлекательное бедствие.

– Лучше избегать всяких бедствий – даже увлекательных.

– Вы просто очаровываете меня!

– Не могу понять, почему. Ведь я никогда с вами не соглашаюсь.

– Слишком много людей со мной соглашаются или притворяются, что делают это. Такое может наскучить.

– Не сомневаюсь, что несогласие вскоре также вам наскучит и будет раздражать куда сильнее.

– Испытайте меня, Минель! Послушайте, любовь моя. У нас мало времени. Предместья готовятся восстать. Они уничтожат нас. Давайте же наслаждаться жизнью, пока это возможно.

– Что бы нас ни ожидало, я должна подумать, – настаивала я.

Граф просидел около моей кровати еще некоторое время. Мы мало говорили, но само его молчание было умоляющим. Я уже колебалась и была готова сказать: "Хорошо! Давайте поженимся и будем хоть немного счастливы вместе", но не могла забыть прогулки и разговоры с Джоэлом, а больше всего – маму.

– А вы послали в Грасвиль сообщение о том, где я? – внезапно спросила я.

Граф ответил, что позаботился обо всем.

– Благодарю вас. А то они начали бы беспокоиться.

Я закрыла глаза, ощущая желание спать. Мне хотелось подумать, но мои мысли могли привести меня все к тому же мучительному вопросу.

Было 14 июля – эту дату во Франции никогда не забудут. Я уже чувствовала себя хорошо, и хотя моя рука все еще была перевязана, рана начала заживать.

Предыдущий день был жарким и душным. В Париже царило спокойствие, но меня не оставляло ощущение, что город подобен притаившемуся зверю, готовому к прыжку.

Я чувствовала постоянное напряжение. За короткое время на мою жизнь уже дважды покушались. Такие испытания всегда оставляют шрамы.

Мне хотелось побыть одной. В таком настроении я набросила легкую накидку и вышла из дома. Проходя по узким улицам, я ощущала на себе косые взгляды. Прохаживающимся взад-вперед королевским гвардейцам было явно не по себе. Издалека доносилось пение.

Кто-то схватил меня за руку.

– Минель, вы с ума сошли!

Это оказался граф. Он был скромно одет в коричневый плащ и высокую шляпу с полями, такую же, как я видела на Периго. Из осторожности люди старались не выходить на улицу хорошо одетыми.

– Вам не следовало покидать дом. Я искал вас и понял, что вы пошли в сторону Нового моста по набережной Орлож. Мы должны сейчас же возвращаться.

Он оттащил меня к стене, так как мимо проходила группа молодых людей – очевидно, студентов. Их крики заставили меня содрогнуться:

– A bas les aristocrates! A la lanterne![182].

Мы быстро пошли назад. Я вся дрожала – не за себя, а за графа, понимая, что, несмотря на простую одежду, в нем можно безошибочно признать аристократа.

Прежде чем мы добрались до предместья Сент-Оноре, весь Париж, казалось, превратился в ад. На улицах слышались вопли. Толпы народу бегали туда-сюда, крича:

– A la Bastille![183].

– Они идут к тюрьме, – сказал граф. – Боже мой! Кажется, началось.

До Сент-Оноре нам удалось дойти благополучно.

– Вы должны немедленно уехать из Парижа, – заявил граф. – Оставаться здесь небезопасно. Скорее переодевайтесь и спускайтесь к конюшне.

Я повиновалась. Граф с нетерпением ожидал меня там. Он давал распоряжения слугам, чтобы они покидали дом, но не все сразу, а постепенно, не привлекая внимания.

Граф и я поехали в Шато-Сильвен и прибыли туда вечером.

– Как видите, вы опоздали с вашими раздумьями, – печально сказал мне он, когда мы стояли в холле. – Революция началась. Вам следует, не теряя времени, возвращаться в Англию. Ради Бога, не говорите по-французски, ибо толпа может принять вас за француженку и врага народа.

– А что будет с вами? Вы тоже поедете в Англию?

Он покачал головой.

– Это только начало. Кто знает, быть может, еще есть время спасти рушащийся режим. Не мне покидать тонущий корабль, Минель. Для меня здесь есть работа. Я вернусь в Париж, повидаю короля и его министров. Возможно, еще не все потеряно. Но вы должны сразу же уезжать – это моя первейшая забота.

– Вы имеете в виду… оставить вас?

На миг в его лице появилась такая нежность, что оно показалось мне незнакомым. Граф привлек меня к себе и поцеловал в голову.

– Глупышка, – промолвил он. – Вы слишком долго раздумывали, Минель. Теперь нам придется расстаться. Вам нужно ехать, а мне – оставаться.

– Тогда я тоже останусь, – заявила я.

Он покачал головой.

– Ни в коем случае.

– Значит, вы меня отсылаете?

Граф с минуту колебался, и я ясно видела борьбу эмоций на его лице. Он знал, что если я останусь, то соглашусь даже стать его любовницей, потому что в отчаянной ситуации, когда смерть подступает к дверям, люди цепляются за все, что может предложить жизнь. Но если бы я осталась, то подверглась бы опасности.

– Я немедленно начну приготовления к вашему отъезду, – твердо произнес граф. – Периго доказал, что ему можно доверять. Он отвезет вас в Кале, и вечером вы покинете замок.

Вот как все кончилось. То, что я не могла решить, за меня решила революция.

Стемнело. Я готовилась к отъезду. В конюшне меня ждали лошади. Граф сказал, что мое отбытие должно произойти как можно более незаметно.

– Мне не будет покоя, пока вы здесь. А под охраной Периго у вас немалый шанс спастись. Помните, не говорите по-французски без крайней необходимости. Подчеркивайте свою национальность – это вам поможет. Народ настроен не против иностранцев, а против своих же соотечественников.

Я спорила с ним и хотела остаться. Дважды я уже находилась на волосок от смерти и была готова рискнуть еще раз. Все лучше, чем разлука.

Граф был тронут, но по-прежнему непреклонен.

– Забавно, – промолвил он, – что когда опасности не было, вы колебались, хотели подумать, не доверяли мне. Не произошло ничего, что бы могло внушить вам доверие, и все же вы готовы рисковать жизнью и остаться со мной. О, непостижимая Минель!

Я могла только молить его.

– Позвольте мне остаться или поезжайте вместе со мной. Почему бы вам не уехать в Англию?

Он покачал головой.

– Я не могу покинуть своих друзей, оказавшихся в беде. Франция – моя родина. Ее хотят растерзать на куски. Я должен остаться и сражаться за то, что считаю правым делом. Когда все будет кончено, Минель, я приеду к вам.