Однако ее моральная поддержка и хладнокровный советчик стоял в окружении пустоголовых молодых щеголей, с явным удовольствием повторяя сочиненное им нелепое четверостишие. Казалось, им больше не о чем говорить. Даже принц со смехом спросил у нее, как она оценивает последний поэтический шедевр своего супруга.

Bon mot [59] сэра Перси распространилась по всему дому. Принц был очарован и клялся, что жизнь без Блейкни превратилась бы в мрачную пустыню. После чего, взяв под руку сэра Перси, он увлек его в комнату для карт, где оба тут же включились в игру.

Сэр Перси, чей интерес к светским сборищам обычно сосредотачивался вокруг карточного стола, позволял жене флиртовать, танцевать и развлекаться, как ей заблагорассудится. И сегодня, сообщив гостям bon mot новейшего изготовления, он оставил Маргерит в окружении поклонников, жаждущих заставить ее забыть о присутствии щеголеватого лентяя, который был достаточно глуп, считая, что умнейшая женщина Европы может успокоиться в призрачных узах английского брака.

Все еще испытываемые тревога и напряжение только прибавили очарования прекрасной Маргерит Блейкни; эскортируемая стаей мужчин различных возрастов и национальностей, молодая женщина вызывала возгласы восхищения у каждого, мимо кого она проходила.

Маргерит больше не тратила времени на размышления. Несколько богемное воспитание сделало ее фаталисткой. Она ощущала, что не в силах управлять событиями, которые должны развиваться сами по себе. От Шовлена ей нечего было ожидать милосердия. Назначив цену за голову Армана, он предоставил ей выбор, платить ее или нет.

Несколько позже Маргерит заметила сэра Эндрю Ффаулкса и лорда Энтони Дьюхерста, казалось, только что прибывших. Она увидела, что сэр Эндрю тотчас же направился к Сюзанне де Турней, и молодые люди вскоре уединились в одной из оконных ниш, ведя там серьезный и, по-видимому, приятный для обоих разговор.

Два джентльмена выглядели усталыми и встревоженными, однако были безукоризненно одеты, и в их безупречном поведении ничто не выдавало ощущения катастрофы, грозившей их предводителю и им самим.

О том, что Лига Алого Пимпернеля не намерена отказываться от своих планов, Маргерит узнала от юной Сюзанны, которая сообщила ей, что граф де Турней должен быть вывезен Лигой из Франции в течение нескольких ближайших дней. Рассматривая блестящую и нарядную толпу в ярко освещенном танцевальном зале, Маргерит спрашивала себя, кто же из них таинственный Алый Пимпернель, держащий в своих руках нити рискованных заговоров и судьбы бесценных человеческих жизней.

Хотя Маргерит уже многие месяцы слышала об Алом Пимпернеле и воспринимала его анонимность, как и все общество, теперь ею овладело жгучее желание открыть его тайну, независимо от Армана и Шовлена, а исключительно из чувства восхищения перед его смелостью и ловкостью.

Конечно, Алый Пимпернель находится где-то на балу, так как сэр Эндрю Ффаулкс и лорд Энтони Дьюхерст, очевидно, явились сюда, чтобы встретиться со своим шефом и получить от него свежее mot d'ordre [60].

Маргерит окидывала взглядом аристократические нормандские лица [61], коренастых, светловолосых саксов [62], более мягкие и жизнерадостные кельтские черты [63], ища в ком-нибудь из присутствующих властность, энергию и хитрость, позволившие ему стать предводителем группы благородных английских джентльменов, среди которых, по слухам, был и сам принц Уэльский.

Сэр Эндрю Ффаулкс, устремивший нежный и томный взгляд голубых глаз на юную Сюзанну, уведенную от него и от их приятного tete-a-tete [64] ее суровой матерью? Конечно, нет, решила Маргерит, наблюдавшая, как он отвернулся с тяжким вздохом, когда хрупкая фигурка Сюзанны исчезла в толпе.

Она видела, как сэр Эндрю подошел к двери, ведущей в маленький будуар, и, прислонившись к ней, с беспокойством огляделся вокруг.

Отделавшись от очередного назойливого кавалера, Маргерит начала пробираться сквозь толпу к двери, у которой стоял сэр Эндрю. Она не могла объяснить, зачем ей это понадобилось. Возможно, ею руководил всемогущий рок, столь часто управлявший людскими судьбами.

Внезапно Маргерит остановилась, как вкопанная, завидев, что сэр Эндрю остается в том же положении, но лорд Хейстингс — молодой щеголь, приятель ее мужа и один из окружения принца Уэльского — проходя мимо него, что-то быстро сунул ему в руку.

С восхитительно изображенным безразличием Маргерит, чуть ускорив шаг, вновь двинулась к двери, за которой теперь скрылся сэр Эндрю.

С того момента, как Маргерит увидела сэра Эндрю, облокотившегося на дверь, и до того, как она последовала за ним в маленький будуар, прошло не более минуты. Судьба обычно быстро наносит удар.

Теперь леди Блейкни словно прекратила свое существование. Оставалась только Маргерит Сен-Жюст, проведшая детство и юность под надежной опекой своего брата Армана. Она забыла о своем положении, достоинстве, энтузиазме в отношении Алого Пимпернеля — обо всем, кроме опасности, грозящей жизни Армана, и о том, что на расстоянии менее двадцати футов от нее, в руках сэра Эндрю Ффаулкса, возможно, находится талисман, который спасет ее брата.

Прошло еще тридцать секунд после того, как лорд Хейстингс что-то вложил в руку сэра Эндрю, и до того, как Маргерит вошла в будуар. Сэр Эндрю стоял спиной к ней у стола, на котором находился массивный серебряный канделябр. Держа в руке клочок бумаги, он как раз приступил к изучению его содержимого.

Не осмеливаясь дышать, Маргерит бесшумно, так как ее мягкое облегающее платье не издавало ни единого звука, скользя по тяжелому ковру, приблизилась поближе к сэру Эндрю. Как только он обернулся и увидел ее, она издала стон, провела рукой по лбу и пробормотала:

— В комнате такая жара, и мне стало нехорошо… Ах!

Маргерит пошатнулась, словно собиралась упасть, и сэр Эндрю, придя в себя и скомкав в руке записку, которую читал, подоспел вовремя, чтобы поддержать ее.

— Вы больны, леди Блейкни? — с беспокойством спросил он. — Позвольте мне…

— Нет-нет, ничего страшного, — быстро прервала она. — Дайте мне стул.

Маргерит опустилась на стул рядом со столом, откинула голову и закрыла глаза.

— Ну, вот, — все еще полушепотом проговорила она. — Головокружение проходит… Не тревожьтесь за меня, сэр Эндрю; уверяю вас, мне уже лучше.

Несомненно, в подобные моменты — и психологи это подтверждают — в нас появляется некое шестое чувство. Мы не видим, не слышим и не трогаем окружающее нас, и тем не менее представляем его столь ясно, как будто делаем одновременно и то, и другое, и третье. Маргерит сидела, закрыв глаза. Сэр Эндрю стоял позади нее, а справа находился стол с канделябром, в котором горели пять свечей. Перед внутренним взором Маргерит не было ничего, кроме лица Армана, чьей жизни грозила страшная опасность, и кто смотрел на нее на фоне смутно вырисовывающейся кровожадной парижской толпы, голых стен Трибунала общественной безопасности, где общественный обвинитель Фукье-Тенвиль требовал жизни ее брата именем французского народа, и жуткой гильотины с ее запятнанным кровью ножом, ожидающим очередной жертвы…

На несколько секунд в будуаре воцарилось мертвое молчание. Доносившиеся из сверкающего танцевального зала мелодичные звуки гавота [65], шелест богатых платьев, разговоры и смех казались странным таинственным аккомпанементом происходящей здесь драмы.