— Вполне.

— Я хочу счастья для Амариллис. Мы оба знаем, что рассчитывать на это можно лишь в браке через агентство. Только такой союз может гарантировать супругам согласие и удовлетворенность. Быстротечная страсть, пусть даже очень сильная, не способна заменить психологическую совместимость на протяжении долгих лет совместной жизни.

— Вы правы, сэр, — Лукас предпочел промолчать, что на собственном горьком опыте убедился в ошибочности неофициальных браков. И без его признаний атмосфера была достаточно накалена.

— Амариллис — прекрасная молодая женщина. Ее тетя и я, вся наша семья старались воспитать в ней чувство ответственности.

Лукас помрачнел, ему вспомнились безапелляционные высказывания Амариллис о чести семьи и чувстве ответственности, и он произнес:

— Я знаю ее мнение по этому вопросу.

— Нас с женой начинало беспокоить, что мы перестарались и Амариллис выросла чересчур строгой и излишне сдержанной. — Оскар метнул на Лукаса испытующий взгляд и снова откашлялся. — Вы понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, сэр.

— Теперь появились вы. Мне не совсем по душе ваша связь, но самое главное, чтобы она не забеременела до замужества, как ее мать. Я не смогу спокойно наблюдать, как ее жизнь рушится, и не допущу, чтобы она осталась с внебрачным ребенком на руках. Вы хорошо поняли меня, Трент?

— Хорошо, сэр.

Оскар сжал подлокотники кресла и с решительным видом подался вперед, взгляд его отражал непреклонность и несгибаемую волю Основателя.

— В таком случае вам надо вести себя очень осмотрительно и не допустить беременности Амариллис, иначе и глазом не успеете моргнуть, как окажетесь в суде, уж я об этом позабочусь.

Лукас поднял брови, но возражать не стал.

— Мне наплевать на ваше положение и богатство. Следите за прививками. Если с моей племянницей случится беда, я найду вас и на Западных островах. Мы оба знаем, то суд решит дело в мою пользу. Даже если вы обзаведетесь женой, вам это не поможет. Вам придется жениться на моей племяннице.

— Я об этом знаю, сэр. — Лукас спокойно встретил по-прежнему колючий взгляд Оскара. — Даю вам слово чести, Амариллис не запятнает по моей вине репутации семьи.

Оскар еще некоторое время продолжал сверлить Лукаса взглядом, потом позволил себе расслабиться.

— Отлично, у меня такое чувство, что вам хорошо известно, что значит семья, хотя у вас и нет своей.

Лукасу вдруг показалось, что последний кусок пирога был пропитан бренди, он ощущал в себе пьянящую легкость. Ему придется жениться на Амариллис. Угроза Оскара возымела обратное действие.

Но в следующую минуту как холодный душ подействовала на него мысль, что Амариллис приведет в ужас необходимость вступить в брак, не санкционированный брачным агентством.

— Два дня назад ко мне на прием пришла Элизабет Бейли. — Ханна вытерла бокал и поставила его в буфет. — С тех пор как Мэтт и Юджиния погибли, это был ее первый визит ко мне. На консультацию к врачам она ездит в город.

— Она больна? — спросила Амариллис, продолжая усердно чистить кастрюлю.

— Нет, ей нужно было со мной поговорить.

— О чем же?

— Она хочет увидеться с тобой. — Ханна потянулась за очередным бокалом.

— Зачем? — Амариллис оторвалась от своего занятия.

— Не знаю, она сказала только, что ей необходимо с тобой поговорить.

— Как ты думаешь, что она хочет?

— Полагаю, годы берут свое, — грустно улыбнулась Ханна. — Мне кажется, она начинает сознавать, как много потеряла, отказавшись признать тебя.

— Ни на секунду не поверю в это. — Амариллис вынула кастрюлю из мойки и поставила на сушку. — Я ничего не значу для Элизабет Бейли. У нее полно законных внуков. Мэтт был у нее не единственным сыном. Его братья и сестры имели семьи.

— Но Мэтт был старшим сыном.

— И что же?

Ханна перестала вытирать бокал и продолжала:

— Как считает тетя Софи, Элизабет почувствовала вину за то, что так рано и насильно женила сына.

— Сомневаюсь, что Элизабет способна на подобное чувство. Мне кажется, она хочет только высказать мне, что моя мать разбила жизнь ее сыну и погубила его. Постараюсь обойтись без этой встречи.

— Конечно, решать тебе, но мне представляется, тебе надо с ней увидеться.

Перед глазами Амариллис возникла сцена с мороженым, и в ушах зазвучали слова Элизабет: «Я не твоя бабушка, у тебя нет бабушки, ты незаконнорожденная».

— Предпочитаю ее не видеть, — ответила Амариллис.

Амариллис не терпелось поговорить с Лукасом, и на следующий день она позвонила ему, даже не допив свой коф-ти.

— Мне кажется, вечер прошел хорошо. — Амариллис старалась говорить ровным и спокойным голосом.

— Отличный пирог.

— Дядя — превосходный кондитер.

— Так пирог испек Оскар? — удивился Лукас.

— Да, он настоящий волшебник по части выпечки.

— Чувствуется.

— Если хочешь, могу попросить для тебя рецепт.

— Не стоит беспокоиться, — буркнул Лукас, — я этим не увлекаюсь.

— А вообще я собиралась говорить не о еде. Я видела, что ты понравился дяде и тете.

— Не стоит меня обманывать. Я ясно чувствовал, что твой дядюшка готов разорвать меня на части.

— Ты не прав. — Горечь, прозвучавшая в его словах, поразила ее. — Ты им понравился, Лукас, мне виднее.

— Но ведь не так уж и важно, какого они обо мне мнения. Наши отношения продлятся недолго.

В душе у Амариллис похолодело от этого бесспорного утверждения.

— Но мы ведь друзья, Лукас. Мы даже больше, чем друзья. И мне кажется важным, что ты им понравился.

— Кстати о важном — меня ждут дела. Ты что-то собиралась мне сказать?

Амариллис отметила про себя, что Человек-Лед полностью взял себя в руки. Она сделала над собой усилие, стараясь казаться невозмутимой. Ей ни за что не хотелось показать, как больно задели ее его слова.

— Да, я хотела кое-что тебе сказать. У нас не было возможности вчера поговорить.

— А все потому, что твои дядя с тетей ясно дали понять, что собираются меня пересидеть, — холодно ответил Лукас.

Амариллис приходилось признать, что он прав. Можно было не сомневаться: в случае необходимости Ханна и Оскар готовы были просидеть у нее всю ночь напролет. Они смирились с их отношениями, но и не думали облегчать им жизнь.

— Мне кажется, они поняли все о нас, — тактично заметила Амариллис.

— Это ты верно заметила. Оскар прочитал мне длиннющую нотацию. И речь шла совсем не о рецепте пирога.

— Они беспокоятся за меня, Лукас, в этом все дело. Им непросто примириться с нашими отношениями. Ты ведь знаешь взгляды старшего поколения. Во времена их молодости подобное тщательно скрывалось. В таких городках, как Лоу-Белли, все и сейчас осталось по-прежнему.

— Да, я знаю.

У Лукаса явно начинало портиться настроение. Уловив в нем эту перемену, Амариллис предпочла перейти на более спокойную тему.

— Ты знаешь, у меня не идет из головы, о чем рассказала мне за обедом Ирен Данли.

— Ты имеешь в виду пропавшую папку? — Его мрачный сарказм в свою очередь начинал раздражать ее.

— Напрасно иронизируешь. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее убеждаюсь в верности предположения Ирен. Профессора Ландрета убили, и в этой папке может крыться разгадка. Зачем же кому-то понадобилось похищать ее?

— У тебя нет решительно никаких доказательств, что папку действительно украли. А что, если Ирен Данли сочинила эту историю, потому что не может забыть Ландрета?

— Думаю, ты ошибаешься.

— Ну хорошо, допустим, кто-то тайком взял папку. Как ты собираешься убедить в этом полицию?

— Еще не знаю, — понизила голос Амариллис, — но меня очень беспокоит, что имя Гифорда остается связанным с этой историей.

— Я заметил.

— Это касается меня.

— И меня тоже, — откликнулся Лукас, — но по другим причинам, как я понимаю. Вчера Остерли заезжал ко мне в офис, я рассказывал тебе об этом?