— Если бы я знал, что Камила — девушка Многоликого, никогда бы к ней не подошел и не женился бы, — зачем-то начал оправдываться, но быстро прикусил язык. Боно был прав: на тот момент Сафаров мне ничего не сделал, это я влез в его с Камилой привычную жизнь. Я и отец моей жены. Мы все разрушили.

— Теперь ты знаешь. Оставь его в покое, — настаивал Рома.

— Я подумаю, — отмахнулся от него и зевнул.

Боно заразился зевотой и еще раз посмотрел на часы, после чего устало на меня:

— Оставайся у нас. Я с Кирой в одной комнате лягу, а ты в другой. Потом проспишься и поедешь к жене.

Не дожидаясь моего ответа, он направился из кухни, но я окликнул его.

— А как Кира относится к тому, что ты вернешься к Доминике?

— Волков, — Боно замер в дверях, не оборачиваясь, — мы с Кирой просто дружим. У меня с ней ничего не было, нет и не будет.

— С моей женой ты тоже дружил, да? — не удержался. Алкоголь развязал мне язык и контролировать эмоции становилось сложнее. Ничего не мог с собой поделать: меня трясло от злости, когда представлял, что этот черт трогал мою жену. Головой понимал, что мы с Боно даже не друзья, и с Камилой были уже четыре года в разводе, но сердце обливалось лавой ревности.

— Да не было у меня ничего с твоей женой, старый ты маразматик, — Рома повернулся ко мне и устало вздохнул, — она хотела взять тебя на ревность и наш план сработал. Не было у нас ничего с ней.

— Ну, не было, так не было, — я усмехнулся. Попытка навешать мне лапшу на уши засчитана, но Камила уже сдала вас с потрохами, признавшись, что, возможно, беременна от тебя, Боно. Но вслух это озвучивать я не стал. Это не его ума дело.

— Вот и ладненько, — он собрался повторно выходить, но вдруг повернулся. Прищурившись, поинтересовался, — а что там про насосать на мою свободу, Назар?

— А..это, — я тоже прищурился, — она хотела тебя просто на ревность взять. Видишь, план сработал.

— Я тебя понял.

Неделю назад

Ильяс

Я не успел провернуть ключ в замочной скважине, как Амина распахнула дверь. Столкнувшись с её опухшими от слез янтарными глазами, я проглотил ком горечи за то, что творил. Живьём резал Ами, заставляя её переживать, давиться ревностью, наблюдая, как я возился с Мышонком. Но… это все ради неё. Жаль, что я слишком поздно осознал, кого на самом деле люблю. Опомнился тогда, когда изменить уже ничего нельзя.

— Вернулся? — она постаралась накинуть на лицо вуаль безразличия, но сегодня актерские замашки дали сбой. Дрожащие губы выдавали волнение.

— Вернулся, — медленно моргнул и попытался улыбнуться. Вышло натянуто — ранение снова стало напоминать о себе. Обезболивающее притупляло боль, но порция анестезии подошла к концу и предплечье предательски заныло.

— Зачем вернулся? — настороженно спросила, боясь услышать ответ. Я знал, чего она боится: того, что снова уйду от нее к Мышонку. Глупенькая…

Какая же она все-таки красивая. Даже без косметики, в чёрных джинсах и любимой борцовке, она — мой идол красоты. Моя красивая сильная девочка, которая самоотверженно любила меня все эти годы, пока я рвал её сердце своей любовью к Камиле. Сейчас мне хотелось сказать Амине, что до безумия люблю её и никто другой мне не нужен. Как жаль, что у нас осталось так мало времени для того, чтобы насладиться друг другом.

— Я к тебе вернулся, — ответил ей, притягивая к себе здоровой рукой.

Ами с отчаянием прижалась к моему телу, зашмыгав носом мне в грудь. Я закопался носом в густые русые волосы, втягивая любимый малиновый аромат. Боже, как же мне его будет не хватать… Как же я люблю её, черт возьми! Ну почему я не могу отмотать время назад и уехать, как мне предлагала Ами? Для чего вообще поперся в Ростов?

— Ты закончил? — она подняла взгляд на меня. — Ты определился, вспомнил все? Мы можем уезжать или ты с ней…?

— Перышко, — потянулся к ней за поцелуем, замерев в сантиметре от любимых губ, — я тебя люблю. Еще раз повторю: кроме тебя мне никто не нужен. И да, я вспомнил. Почти все, но вспомнил.

Ами жадно набросилась на мои губы, словно мучилась от жажды, пыталась испить меня до дна. Я тоже до жути соскучился по ней, заталкивая в квартиру, на ощупь закрывая дверь. У меня оставалось не так много времени, чтобы насладиться Аминой, после чего мы вновь расстанемся, но на этот раз навсегда.

— Я испугалась за тебя, — шептала она в губы, нежно поглаживая мою щеку, — думала, никогда больше не увижу тебя.

— Глупенькая, — улыбнулся ей, прижимая к себе сильнее и зашипел от боли в руке.

Амина обеспокоенно стала меня разглядывать.

— Ты ранен, — пробормотала она, — нужно обработать рану…

— Я уже сам все сделал, не колготись, — вновь захватил в плен её губы, воспринимая их, как источник райского наслаждения. Говорят, перед смертью не надышишься, а я хотел по максимуму напитаться Ами. Запомнить её запах, вкус, прикосновения. Пронести её нежные подушечки пальцев по своей коже в памяти как можно дольше. Запечатлеть её в лари воспоминаний, чтобы больше никогда не забывать.

Моя память — головоломка с утерянными пазлами. Вроде, картинка складывается, но каких-то деталей не хватает.

Четыре года назад я очнулся в больничной палате с пробитой головой, адской болью по всему телу и пустотой внутри. Меня словно форматнули, как флешку, заполнив каждый уголок пустой души болью, ночными кошмарами и урывками воспоминаний, где была она — Мышонок.

Я не знал, как меня зовут, сколько мне лет, из какого я города. Ни хрена не помнил, кроме Мышонка. И то, эти воспоминания порой казались мне больной фантазией. Плодом моего контуженного воображения. Я не знал, кто она, её имя, даже внешность толком не мог разглядеть. Но она въелась под кожу и стала пороком моих воспоминаний. Я умирал в тоске без неё, терялся в догадках, пытаясь вспомнить, что между нами было.

Четыре года бесплодных попыток найти ее в своём подсознании. Четыре года мучений. Меня разрывало на части от собственной беспомощности перед ней, и от своей прошлой любви, которая никак не хотела меня отпускать, шепча на ухо, что у меня есть незавершенные дела.

Мне было сложно жить, когда помнил ласковые слова, Мышонка, ее нежные руки, которые ласкали меня, тихий шепот на ухо и признания, от которых мурашки ходили по телу. Я её безумно любил. И она меня тоже. И это единственное, что сохранилось в моей памяти наравне с болью.

Я пытался построить новую жизнь. У меня появилась девушка. Кристина… Она мечтала найти путь к моему сердцу, украсть заветный ключик и делала все, чтобы я принадлежал только ей. А я не мог… Не мог строить отношения, пока не разобрался с прошлым. Что у нас было с Мышонком? Возможно, мы расстались, А может были женаты и у нас есть дети. А может она оплакивала меня или до сих пор ждала, храня верность. Догадки меня медленно убивали.

Спустя четыре года я случайно встретил Амину. Конечно же, я не узнал её. Но Перышко помогла мне вспомнить прошлое.

Вот тогда на меня обрушилась страшная правда. Я — Многоликий. Убийца, руки которого по локоть в крови. Киллер с безупречной репутацией, которого никто не мог поймать. О, черт! Я был обескуражен этой правдой. За четыре года и мухи не обидел, хотя замечал за собой безупречную подготовку и хорошее знание оружия. Но я думал, что служил… Мне стало страшно. Не такую правду я ждал.

Я вспомнил себя. Почти вспомнил. Большие провалы в памяти все равно давали о себе знать и чтобы восполнить пробелы, решился приехать к Камиле и поговорить. Мне тогда казалось, что она поможет мне разобраться. Плюс я подозревал, что её дочь от меня. Кретин…

Я был в шоке, когда узнал, что Мышонок замужем на самым влиятельным криминальным авторитетом страны. Вспомнил, что ее насильно за него выдали замуж и она пыталась, как она пыталась сбежать и просила о помощи. Ужасная правда заключалась в том, что Волков убил её родителей и…меня.