– Какая приятная встреча, – сказала женщина. – Вы, должно быть, Чернобог. Весьма наслышана. А вы – Ананси, вечный выдумщик, не так ли? Ах вы, старый проказник. А ты, ты, надо понимать, Тень. Ну, должна сказать, пришлось же нам за тобой побегать! – Она взяла его за руку, крепко пожала и посмотрела прямо в глаза. – А я Медиа. Рада познакомиться. Надеюсь, сегодняшнее мероприятие пройдет под знаком взаимного уважения и согласия.

Парадная дверь открылась.

– Складывается такое впечатление, Тото, – сказал жирный молодой человек, которого Тень в последний раз видел в лимузине, – будто мы уже и не в Канзасе.

– Мы в Канзасе, – сказал мистер Нанси. – Такое впечатление, что за сегодня мы его весь проехали, насквозь. Ну, я вам скажу, и плоские здесь у них места.

– В этом заведении нет ни света, ни электричества, ни горячей воды, – сказал жирный молодой человек. – А вам, ребята, – безо всяких обид, горячая вода никак бы не помешала. Воняет от вас, будто вы неделю из своего автобуса не вылезали.

– Мне кажется, нет никакой необходимости вдаваться в такие подробности, – изящно перехватила инициативу женщина. – Мы ведь все здесь друзья. Входите, не стесняйтесь. Мы вам покажем ваши комнаты. Мы заняли первые четыре номера. В пятом – ваш покойный друг. А те, что за пятым номером, – свободны. Выбирайте. Боюсь, это не отель «Четыре сезона», но, с другой стороны – разве на самом деле бывают такие отели?

Она открыла и подержала для них дверь. В холле пахло плесенью, сыростью, пылью и тлением.

Там, почти в полной темноте, сидел еще один человек.

– Что ребята, проголодались? – спросил он.

– Я всегда не прочь перекусить, – тут же отозвался мистер Нанси.

– Шофер как раз поехал за гамбургерами, – сказал человек. – Скоро должен вернуться. – Он поднял голову. Было слишком темно, чтобы разглядеть лица вошедших, но тем не менее он сказал: – А, громила! Ты и есть Тень, я правильно понимаю? Тот самый мудак, который убил Лесса и Камена?

– Ошибаешься, – сказал Тень. – Их убил не я. А я тебя тоже знаю. – Он и в самом деле знал этого человека. Он был у него в голове. – Ты Градд. Ну как, уже успел переспать со вдовой покойного мистера Лесса?

Мистер Градд упал со стула. В кино эта сцена, пожалуй, выглядела бы забавно; в реальной жизни получилось просто неловко. Он тут же вскочил и двинулся на Тень. Тень посмотрел на него сверху вниз и сказал:

– Не начинай ничего такого, чего не готов довести до конца.

Мистер Нанси положил Тени руку на плечо.

– Не забывай про перемирие, – сказал он. – Мы в центре.

Мистер Градд сделал шаг назад, перегнулся через стойку и достал три ключа.

– Ваши номера в конце коридора, – сказал он. – Держите.

Он вручил ключи мистеру Нанси и ушел в темноту. Было слышно, как сперва отворилась, а потом с грохотом захлопнулась дверь номера.

Мистер Нанси отдал один ключ Тени, другой Чернобогу.

– А в автобусе у нас есть фонарик? – спросил Тень.

– Нет, – ответил мистер Нанси. – Но это же всего-навсего темнота, и ничего больше. Не нужно бояться темноты.

– Я и не боюсь, – сказал Тень. – Я боюсь тех людей, которые ходят в темноте.

– Темнота – это здорово, – сказал Чернобог. Похоже, во тьме он видел как днем. Он уверенно провел их по темному коридору, и ключи в замки вставлял точным уверенным движением.

– Мой будет десятый, – объявил он. А потом добавил: – Медиа. Кажется, что-то я о ней слышал. Это не та особа, что убила собственных детей?

– Это другая женщина, – сказал мистер Нанси. – Но разница невелика114.

Сам мистер Нанси занял восьмой номер, Тени досталась комната напротив – девятая. В ней тоже пахло сыростью, было пыльно и пусто. У стенки стояла кровать с матрасом, но без постельного белья. За окном еще светили поздние сумерки, и кое-что все-таки можно было различить. Тень сел на матрас, скинул туфли и вытянулся во весь рост. За последние несколько дней он слишком много времени провел за рулем.

Кажется, он все-таки заснул.

Он шел пешком.

Холодный ветер рвал на нем одежду и бросал в лицо снежинки, крохотные и легкие, больше похожие на хрустальную пыль.

Еще были деревья, голые и безлистые, потому что зима. И высокие холмы, по обе стороны. Стоял ранний зимний вечер: небо и снег были одинаково глубокого пурпурного цвета. Где-то впереди – при таком освещении расстояние угадать было трудно – плясали языки костра, оранжевые и желтые.

Впереди, хрустко ступая по снегу, шел серый волк.

Тень остановился. Волк тоже остановился, обернулся и стал ждать. Один его глаз блеснул желто-зеленой искрой. Тень пожал плечами и снова пошел в сторону костра, и волк тут же тронулся с места.

Костер горел посреди рощи. Деревьев было, должно быть, около сотни, и они росли двумя ровными рядами. С них свисали какие-то темные фигуры. Там, куда вела эта аллея, было здание, похожее на перевернутый вверх дном корабль. Оно было деревянное, сплошь покрыто резьбой и буквально кишело деревянными тварями и деревянными лицами – драконы, грифоны, тролли и вепри – и все они плясали в неровных отсветах пламени.

Костер был настолько жаркий, что Тень даже близко к нему подойти был не в состоянии. Волк обошел это пожарище стороной и скрылся.

С другой стороны костра вместо волка вышел человек, опираясь при ходьбе о высокий посох.

– Ты в Упсале, в Швеции, – сказал человек знакомым скрипучим голосом. – Лет этак с тысячу тому назад.

– Среда? – спросил Тень.

Человек продолжал говорить так, словно Тени вообще здесь не было.

– Поначалу каждый год, потом, позже, когда пошла гниль и люди стали вялыми, каждые девять лет, они приносили здесь жертвы. Жертву девяти. Каждый день, девять дней кряду, они вешали на этих деревьях по девять животных. И одним из этих животных всегда был человек.

Он пошел от костра прочь, к деревьям, и Тень двинулся следом. По мере того, как деревья становились ближе, у висевших на них фигур начали проступать отдельные детали: ноги и глаза, языки и головы. Тень покачал головой: повешенный на дереве за шею бык представлял собой зрелище кошмарное, но при этом настолько нелепое, что невольно хотелось улыбнуться. Тень прошел мимо повешенного оленя, мимо собаки-волкодава, бурого медведя, гнедого коня с белой гривой размером разве чуть больше пони. Пес был все еще жив: каждые несколько секунд он подергивался на своей веревке и издавал придушенные скулящие звуки.

Человек, что шел впереди, перехватил свой посох, на поверку оказавшийся, как только теперь понял Тень, копьем, и одним-единственным режущим ударом, сверху вниз, распорол псу брюхо. На снег вывалились дымящиеся кишки.

– Я посвящаю эту смерть Одину, – торжественно возгласил человек. – Это всего лишь жест, – продолжил он, обернувшись к Тени. – Но жесты и есть самое главное на свете. Смерть одной собаки символизирует смерть всех собак. Девять человек они мне дали, но эти девять представляют все человечество, всю кровь, всю власть. Но и этого было мало. Однажды кровь перестала течь. А вера без крови – что в ней толку. Кровь должна литься потоком.

– Я видел твою смерть, – сказал Тень.

– В делах богов, – сказала темная фигура с копьем, и теперь Тень окончательно уверился, что перед ним Среда, поскольку больше ни за кем он не замечал этого циничного и радостного драйва в каждом сказанном слове, – не смерть важна. Важна возможность воскреснуть. А когда кровь льется ручьем...

Он обвел рукой людей и животных, что висели на деревьях.

Тень никак не мог решить для себя, что ужаснее – повешенные люди или повешенные животные. Люди по крайней мере знали, на что шли. Густой запах алкоголя, исходивший от их тел, свидетельствовал о том, что по дороге к виселице им дали одурманить себя до бесчувствия, тогда как животных просто вздернули, живых и напуганных. Лица у повешенных людей были сплошь молодые: ни единого мальчика старше двадцати.