– Такой народ, как я? – поинтересовался Тень. – Или вроде вас народ?

Нанси смолчал. Чернобог издал звук, который можно было принять за смешок, а можно – и за фырканье.

Тень попытался поудобнее устроиться в задней части автобуса. Но поспать получилось всего ничего. Было странное ощущение неудобства в районе желудка. Хуже, чем бывало в тюрьме, и даже хуже, чем тогда, когда Лора рассказывала про ограбление. Скверный знак. Шею покалывало, плюс общее муторное состояние, а еще – несколько раз на него волнами накатывал страх.

Мистер Нанси остановился в Гуманвиле и припарковался возле супермаркета. Вдвоем с Тенью они зашли в магазин. Чернобог остался на стоянке, с неизменной сигаретой в зубах.

Светловолосый молодой человек, совсем еще мальчик, перекладывал на полках коробки с сухими завтраками.

– Привет, – сказал мистер Нанси.

– Привет, – откликнулся молодой человек. – Это правда, я так понимаю? Они его убили?

– Да, – сказал мистер Нанси. – Они его убили.

Молодой человек рубанул рукой по коробкам, и несколько штук отлетело к дальней стенке стеллажа.

– Им кажется, что нас можно давить как тараканов, – сказал он. – Но мы ведь не тараканы, правда? Мы кусаемся.

– Нет, – сказал мистер Нанси. – Мы не тараканы.

– Я там буду, сэр, – сказал молодой человек, и его светло-голубые глаза полыхнули огнем.

– Да-да, я знаю, Гвидион110, я знаю, – сказал мистер Нанси.

Мистер Нанси купил несколько больших бутылок «Ройал Краун колы», упаковку туалетной бумаги в шесть рулонов, коробку каких-то подозрительного вида серных сигарок, связку бананов и пачку жвачки, «Даблминт».

– Он славный мальчик. Появился в седьмом веке. Валлиец.

Автобус зигзагами шел сперва на запад, потом на север. Весна опять понемногу превратилась в вялое охвостье зимы. Канзас тянулся бесконечной серой лентой: одинокие облака, пустые окна, потерянные человеческие души. Тень навострился ловить радиостанции, мастерски лавируя между запросами мистера Нанси, которому нравились всякие обсуждаловки и танцевальная музыка, и Чернобогом, который предпочитал музыку классическую, и чем мрачнее, тем лучше, с гарниром из евангелистских радиостанций самого что ни на есть крайнего толка.

Ближе к вечеру они остановились, по просьбе Чернобога, на окраине Черривейла111, штат Канзас (нас. 2464 чел.). Чернобог привел их на луг, начинавшийся сразу за крайними домами. В тени деревьев все еще лежал снег, и трава была цвета высохшей глины.

– Подождите меня здесь, – сказал Чернобог и вышел, один, на самую середину луга.

Какое-то время он просто стоял, на холодном февральском ветру. Потом вдруг опустил голову – и начал размахивать руками.

– Такое впечатление, что он с кем-то разговаривает, – заметил Тень.

– С призраками, – сказал мистер Нанси. – Его раньше почитали в этом месте, больше ста лет тому назад. Приносили кровавые жертвы, возлияния, так сказать, – посредством молота. А потом, по прошествии времени, местные жители смекнули, что слишком много странников, которые проезжали через город, куда-то пропадают по дороге. А на этом лугу зарыто несколько тел.

Чернобог вернулся с луга. Усы у него потемнели, и среди спутанных седых косм появились черные пряди. Он улыбнулся, показав железный зуб.

– Вот теперь совсем другое самочувствие. Ах-х-х! Все-таки есть такие вещи, которые держатся долго, а дольше всего держится кровь.

Они пошли обратно, по окраине луга, туда, где оставили автобус. Чернобог прикурил сигарету, но больше уже не кашлял.

– Они это молотом делали, – сказал он. – Вотан, ему подавай виселицы да копья, а по мне, так есть одна надежная вещь...

Он выставил желтый от никотина палец и постучал им, довольно чувствительно, Тени по лбу, по самой середине.

– Очень вас прошу, давайте без этого, – вежливо сказал Тень.

Очень вас прошу, давайте без этого, – передразнил его Чернобог. – В один прекрасный день я достану свой молот и сделаю с тобой кое-что похуже этого, да, дружок, не забыл?

– Не забыл, – ответил Тень. – Но если вы сделаете это еще раз, я сломаю вам руку.

Чернобог фыркнул. А потом сказал:

– Они должны быть благодарны, эти местные. Такая сила здесь витает! Даже через тридцать лет после того, как они вынудили моих людей уйти в подполье, здешняя земля, вот эта самая земля, породила величайшую актрису всех времен и народов. Величайшую.

– Джуди Гарленд112? – спросил Тень.

Чернобог резко мотнул головой.

– Он имеет в виду Луиз Брукс113, – сказал мистер Нанси.

Тень почел за лучшее не спрашивать, кто такая Луиз Брукс. А вместо этого сказал:

– Но послушайте, когда Среда пошел с ними на переговоры, они тоже обещали соблюдать перемирие.

– Ну да.

– А теперь мы собираемся получить у них тело Среды, и они опять обещают соблюдать перемирие.

– Ну да.

– И при этом нам прекрасно известно, что они с удовольствием убили бы меня или как-то иначе убрали с дороги.

– Они бы с удовольствием убили нас всех, – сказал мистер Нанси.

– Я никак не могу взять в толк – так с чего мы решили, что на этот раз они действительно будут перемирие соблюдать, если в случае со Средой вышло наоборот?

– Вот именно поэтому, – сказал Чернобог, – мы и встречаемся с ними в центре. Это... – Он нахмурился. – Какое там есть слово подходящее? Ну как «священное», только наоборот.

– Мирское, – не задумываясь предложил свой вариант Тень.

– Да нет, – поморщился Чернобог. – Я имею в виду, когда место свято в гораздо меньшей степени, чем все остальные места, даже самые обыкновенные. Такая негативная, что ли, святость. Место, в котором никто и никогда не станет строить храм. Место, в которое люди ни за что на свете не поедут, а если и приедут ненароком, то поспешат убраться отсюда как можно скорее. Место, в которое бога можно затащить разве что на аркане.

– Тогда не знаю, – сказал Тень. – Наверное, просто нет в языке такого слова.

– Это вообще всей Америке свойственно, в какой-то степени, – сказал Чернобог. – Поэтому нам здесь и не слишком уютно. Но центр... – Чернобог повел плечами. – Центр хуже всего. Как минное поле. Мы все туда и заходим-то на цыпочках, не то что договоры нарушать.

Они как раз дошли до автобуса. Чернобог похлопал Тень по плечу.

– Ты не переживай, – сказал он. – Никто тебя не убьет. Никто, кроме меня.

Центр Америки Тень отыскал в тот же вечер, в сумерках, на невысоком холме к северу от Ливана. Он проехал вокруг небольшого, раскинувшегося по склону холма парка, мимо крохотной передвижной часовенки и каменного монумента, а потом, когда увидел одноэтажный, пятидесятых годов двадцатого века постройки мотель, на душе у него стало совсем тускло. Перед мотелем был припаркован черный армейский «Хаммер». Если обычный джип отразить в кривом зеркале, получилось бы то ж на то ж: такая же приземистая, уродливая тупоносая гробина, только пулемета на крыше не хватает. Света в окнах здания не было.

Они остановились у мотеля, и тут же из его дверей в свете автобусных фар вышел человек в шоферской униформе и кепке. Он вежливо приложил руку к козырьку, сел в «Хаммер» и уехал.

– Тачка большая, да хрен маленький, – откомментировал мистер Нанси.

– Может, у них тут еще и кровати есть? – спросил Тень. – Я уже лет сто не спал в нормальной кровати. А у этого заведения такой вид, будто оно хоть сейчас под снос.

– Владеет им ассоциация охотников Техаса, – сказал мистер Нанси. – Приезжают сюда раз в год. На кого они здесь охотятся, представить себе не могу. Но по крайней мере благодаря им дом до сих пор хоть както держится.

Они выбрались из автобуса. На ступеньках мотеля их ждала женщина, которую Тень видел впервые в жизни. Тщательно накрашенная, тщательно уложенная. И похожая разом на всех телеведущих, которых он за свою жизнь навидался, включая по утрам телевизор, всех тех, что сидели в студиях, никоим образом не похожих на нормальное человеческое жилье.

вернуться

110

Гвидион – в валлийском эпосе ведун и волшебник.

вернуться

111

Букв. «Вишневая долина». Возможна ассоциация с «Вишневым садом».

вернуться

112

Джуди Гарленд (наст. имя Фрэнсис Этел Гам, 1922—1969) – американская актриса и певица, самая известная роль которой – Дороти в фильме «Волшебник страны Оз» (1939). Мать актрисы и певицы Лайзы Минелли. Джуди Гарленд родилась в Гранд Рэпидз, Миннесота.

вернуться

113

Луиз Брукс (Мэри Луиз Брукс, 1906—1985) – выдающаяся актриса американского и немецкого немого кино, снималась в конце 1920-х – начале 1930-х годов. Создала яркий и стильный женский образ, главная черта которого – короткое каре, «черный шлем» – навсегда осталась ее визитной карточкой. После того как фильмы с ее участием заново открыли в 1950-х годах (прежде всего во Франции), ее начали ставить чуть ли не выше Греты Гарбо и Марлен Дитрих.