– Я пас, – сказал Градд. – Я с этим парнем так по-настоящему и не успел познакомиться. Да и вообще у меня от всей этой церемонии мурашки по коже.
Жирный молодой человек вдруг начал хихикать, по-женски взвизгивая. Потом сказал:
– Ну хорошо, хорошо. Я вспомнил.
А потом, на одной и той же заунывной ноте, начал декламировать: Спираль все шире, кольцами кружа, Сокол соколятника не слышит; Все рушится, и центр не удержал...120
Тут он осекся и сморщил лоб. И сказал:
– Твою мать. Я же всегда его помнил до последней строчки, – после чего принялся тереть виски, скорчил рожицу и затих.
И тут все посмотрели на Тень. Ветер окончательно сошел с ума. Тень сказал:
– Все это очень печально. Половина из здесь присутствующих либо непосредственно участвовала в его убийстве, либо так или иначе имела к нему отношение. Теперь вы выдаете нам его тело. Ладно. Он, конечно, был тот еще кадр, но я пил его мед и я по-прежнему на него работаю. Вот и все, что я хотел сказать.
Медиа сказала:
– В этом мире, в котором каждый день умирают люди, я думаю, самое главное – это помнить, что на каждый горестный момент, когда человек покидает сей мир, приходится момент радостный, когда на свет появляется еще одно человеческое дитя. Его первый крик, это – ну, разве это не чистой воды волшебство? Может быть, я покажусь слишком резкой в суждениях, но мне кажется, что печаль и радость – это как молоко и печенюшки. Вот так же и они – непредставимы друг без друга. Мне кажется, нам всем имеет смысл остановиться и немного над этим подумать.
После чего прокашлялся мистер Нанси:
– Итак. Я должен это сказать, потому что кроме меня никто здесь этого не скажет. Мы в самом центре здешних мест: этой страны, у которой нет на богов времени, а уж здесь, в центре, ей нет до нас дела в еще большей мере, чем где бы то ни было. Это ничейная земля, место перемирия, и здесь мы перемирие соблюдать вынуждены. У нас нет другого выбора. Итак. Тело нашего друга вы нам выдали. Мы его приняли. И вы заплатите за это, смерть за смерть, кровь за кровь.
Градд сказал:
– Как вам будет угодно. Вы сэкономите кучу времени и сил, если каждый из вас отправится домой и пустит себе пулю в лоб. Избавитесь от лишних посредников.
– Да в рот я тебя ебал, – сказал Чернобог. – И тебя самого, и твою мамашу, и ту ебаную кобылу, на чьей пизде ты сюда вперся. Ты даже и в битве-то не умрешь. Ни один воин не захочет попробовать на вкус твою кровь. Никто из живущих жизни твоей не захочет. Ты сдохнешь смертишкой хилой и хлипкой. Ты сдохнешь с поцелуем на губах и ложью в сердце.
– Потише ты, старик! – сказал Градд.
– И накатил прибой кроваво-пенный121, – сказал вдруг жирный молодой человек. – Кажется, эта строчка следующая.
Ветер бесновался за окном.
– Ну ладно, – сказал Локи. – Он ваш. Мы свое дело сделали. Забирайте этого старого козла.
Он пошевелил пальцами, и Градд, Медиа и жирный парень тут же двинулись к выходу. Проходя мимо Тени, он улыбнулся:
– Никого не называй счастливым, а, малыш? – сказал он. И вышел вслед за прочими.
– И что теперь? – спросил Тень.
– Теперь мы его завернем, – сказал Ананси. – И унесем отсюда.
Они завернули тело в гостиничные простыни, постаравшись сделать это как можно тщательнее, чтобы не было видно, что это тело, и чтобы было удобно его нести. Оба старика двинулись было, чтобы взяться за ношу в ногах и головах, но Тень сказал:
– Погодите-ка, – после чего присел, просунул руки под запеленутую фигуру, поднял ее и взвалил себе на плечо. А потом стал распрямлять колени, пока не встал во весь рост, с усилием, но не так чтобы совсем через силу.
– Ну вот, – сказал Тень, – он на месте. А теперь давайте отнесем его в машину.
Чернобог вроде бы собрался сказать что-то против, но передумал и закрыл рот. Потом поплевал на пальцы и начал тушить свечи. Выходя из быстро темнеющей комнаты, Тень слышал, как под его пальцами шипят фитили.
Среда весил изрядно, но Тени был вполне по силам, и потому шел Тень ровно. А что ему еще оставалось делать? С каждым шагом, который он делал по гостиничному коридору, слова Среды все более отчетливо отдавались у него в голове, а во рту само собой возникло кислосладкое послевкусие меда. Ты обязан меня защищать. Перевозить меня с места на место. Исполнять разовые поручения. В случае необходимости – но только в случае крайней необходимости – набьешь морду тем, кому давно следовало набить морду. В случае моей смерти ты обязан отбыть бдение по мне – хотя сильно сомневаюсь, что до этого дойдет...
Мистер Нанси отворил перед ним наружную дверь, а потом побежал вперед и открыл заднюю дверцу автобуса. Враги, все четверо, стояли возле «Хаммера» и смотрели на них так, словно ждут не дождутся, когда все это кончится. Локи снова надел шоферскую фуражку. Холодный ветер ударил Тени в лицо, рванул обмотанные вокруг тела простыни.
Тень положил Среду в задней части автобуса, аккуратно как только мог.
Кто-то похлопал его по плечу. Он обернулся. Перед ним с протянутой рукой стоял Градд. И рука была не пустая.
– Вот, – сказал мистер Градд. – Мистер Мирр велел тебе это передать.Это был стеклянный глаз. Посередине шла тонкая, как волос, трещина, и от передней части был отколот небольшой кусочек.
– Нашли в Масонском зале, когда прибирались. Держи, на удачу. Видит бог, она тебе понадобится.
Тень забрал у него глаз. Ему очень хотелось ответить чем-нибудь резким и хлестким, но Градд уже развернулся, пошел к «Хаммеру» и, не останавливаясь, забрался внутрь: а Тень все стоял и никак не мог придумать достойного ответа.
Они ехали на восток. Восход солнца застал их в Принстоне, штат Миссури. Тень за все это время не сомкнул глаз.
Нанси сказал:
– В общем, говори, где тебя лучше выбросить? Я бы на твоем месте надыбал себе какое-никакое новое удостоверение личности и дернул бы в Канаду. Или Мексику.
– Да нет, ребята, я с вами, – сказал Тень. – Был бы тут Среда, он именно этого бы от меня и хотел.
– Ты больше на него не работаешь. Он умер. Как только мы довезем тело до конечной точки, ты свободен идти на все четыре стороны.
– И чем же я, по-вашему, дальше стану заниматься?
– Сидеть и не отсвечивать, пока идет война, – сказал Нанси. Он включил поворотник и свернул налево.
– Спрячься где-нибудь на некоторое время, – в тон ему добавил Чернобог. – А потом, когда все кончится, вернешься ко мне, и на этом для тебя тоже все кончится.
Тень спросил:
– А куда мы везем тело?
– В Вирджинию. Там дерево, – ответил Нанси.
– Мировое древо, – с мрачной улыбкой подхватил Чернобог. – В моей стране тоже такое есть. Но только наше растет под этим миром, а не над ним.
– Мы положим его у подножия дерева, – сказал Нанси. – Там и оставим. Отпустим тебя восвояси. Поедем на юг. Там будет битва. Многие умрут. И мир переменится, самую малость.
– Вы не хотите, чтобы я принял участие в битве? Я, между прочим, парень крепкий. И драться тоже умею.
Нанси повернул к Тени голову и улыбнулся – первая настоящая улыбка, которую Тень видел на его лице с того самого времени, как они выкрали его из Ламберской окружной тюрьмы.
– Основная часть этой битвы происходить будет в таком месте, в которое ни дороги нет, ни дотронуться до него невозможно.
– В сердцах и умах людей, – сказал Чернобог. – Как на большом веретене.
– На чем?
– На карусели, – пояснил Нанси.
– А, понятно, – кивнул Тень. – За сценой, значит. Как в той пустыне, где кости.
Нанси поднял голову.
– Всякий раз, как мне начинает казаться, что мозгов у тебя не хватит даже на то, чтобы пугалом в огороде работать, ты меня удивляешь. Ну да, именно там настоящая битва и произойдет. А все остальное – только шумовые и световые эффекты. Гром и молния.
120
Жирный молодой человек демонстрирует начитанность: он цитирует начальные строки написанного в 1919-м и опубликованного год спустя стихотворения У. Б. Йейтса «Второе пришествие», в котором Йейтс предсказывает апокалиптическую будущность только что пережившего Великую войну европейского человечества. С точки зрения Йейтса, история представляет собой вращающуюся фигуру из двух вставленных друг в друга конических спиралей (вершина одной лежит на самом широком сечении второй, и наоборот), и как раз в 1921 году, по его расчетам, должен был произойти переход со спирали на спираль, сопряженный с радикальным переформатированием всей человеческой культуры («Видение», 1925). Соколятник, потерявший контроль над соколом, – видоизмененный, но довольно стандартный в европейском оккультизме образ человеческих изобретений, которые обретают свободу от создателя, потенциально опасную для последнего.
121
Память все-таки подводит жирного молодого человека. Он цитирует не четвертую строку «Второго пришествия», а пятую, да и ту перевирает. Четвертая в оригинале выглядит следующим образом: «Mere anarchy is loosed upon the world».