Наши великие молельщики, должно быть, полагают, что они занимают очень важное моего в системе бытия, иначе они не стали бы воображать, будто бог природы нарушит свои законы или направит свое провидение в соответствии с их молитвами. Могут, однако, возразить, что они молятся условно, т. е. что бог ответят на их молитвы при условии, что таковые согласуются с установленным по воле провидения порядком или системой вещей. Но рассматриваемая в таком духе молитва становится не только бесполезной, но и нелепой, ибо законы природы приводят к своим естественным следствиям и без молитвы. В итоге такая условная молитва может сводиться не более чем к следующему: бог вообще не будет считаться с ней, а будет править царством своего провидения в соответствии с абсолютными совершенствами своей природы. А кому из нас в здравом уме пришло бы в голову, что бог поступит иначе?
Поскольку природа вещей во всей их необъятной всеобъемлемости вечно приспособляется, определяется и регулируется глубокой мыслью, совершенной мудростью, беспристрастной справедливостью, необъятной благостью и всемогуществом бога, попытка изменить ее есть величайшая дерзость с нашей стороны. Если мы заслужим разумное счастье своим поведением, его дадут нам законы уже установленной моральной системы. Что же до физических зол, то благоразумная умеренность может сделать их терпимыми или отвратить на время большинство из них, хотя они неизбежно приведут к отделению души от тела и к концу животной жизни, невзирая ни на какие молитвы.
Молить о том, что мы можем приобрести надлежащим приложением своих природных способностей, и пренебрегать средствами, которыми можно его добыть, — это, вообще говоря, есть дерзость и леность. Молить же о том, что бог в своем провидении сделал недосягаемым для нас, — значит роптать на бога и находить недостатки в его провидении, или же уподобляться неразумному дитяти. К примеру, молить о ниспослании большей мудрости, понимания, милости или веры, о более крепком телосложении, более красивой внешности или исполинском росте — это все равно, что сказать богу: мы недовольны своим низшим положением в системе бытия; ни наши души, ни тела не устраивают нас; ты поскупился на благодеяния; мы хотим быть более мудрыми и иметь органы, которые сделали бы нас более видными, ловкими и позволили бы занять более высокое положение. Но нам следовало бы помнить, что «мы не в силах добавить к своему росту и локтя» или изменить строение своего организма и что паши умственные способности ограниченны, — и все это в самых различных пропорциях и диспропорциях, как то нашел нужным наш небесный отец в установленном им порядке природы и системе бытия. Все же дабы поощрить разумную природу, он распорядился о том, чтобы она была способной к совершенствованию и, стало быть, к увеличению, и потому пусть тот, «кому недостает мудрости», не «просит о ней бога», а усовершенствует то, чем уже обладает, и тем самым увеличит свой первоначальный запас. Это единственно возможный способ приобрести больше мудрости и знания, обладание которыми будет направлять нашу веру. Но в одном и том же человеке большая вера слишком часто сочетается с малыми знаниями; таким людям недоступны доводы, а вера их незыблема, хотя и не в силах двигать горами. Достать пищу, одежду или другие жизненно необходимые вещи и удобства в жизни можно только естественными средствами. Мы добываем их не желаниями и молитвами, а действительными усилиями, и единственный способ достичь добродетели или нравственности — это упражняться в них и приучать себя к ним, а не молить бога об их ниспослании. Он от природы наделил нас дарованиями или способностями, дабы мы могли отправлять и исповедать религию, и наш долг развивать их или же терпеть все последствия. Сознание своего долга перед богом и упование на него есть разумное благочестие, сопутствуемое восхищением и благодарностью. Мы должны сообразоваться с разумом, следовать по пути высокой нравственности, и, поступая подобным образом, мы неизбежно возвысим себя в глазах господа и в собственном сознании{11}. Вот вся религия, какая известна разуму или когда-либо может быть одобрена им.
Знаменитый пророк и законодатель иудеев Моисей снискал их уважение хитростью при помощи молитв и благодаря мнимой близости к богу. Он сообщает нам, что однажды ему было позволено увидеть бога сзади и что «никто не может увидеть его лицо и остаться в живых» [Исх., гл. 33, ст. 20]; в другом же место нам говорят, что «говорил господь с Моисеем лицом к лицу, как бы говорил кто с другом своим» [Исх., гл. 33, ст. II], и что бог иногда гневался на Израиль, а Моисей молился за него. Далее, что он приказывал Аарону воскурить фимиам богу, что смиряло его ярость и удерживало от уничтожения Израиля в пылу гнева. Таковы вехи, позволяющие нам проследить истоки власти жрецов и последовать ее распространение в мире. «И сказал господь Моисею: доколе будет раздражать меня народ сей?.. Поражу его язвою и истреблю его и произведу от тебя... народ многочисленнее и сильнее его» [Числ., гл. 14, ст. 11, 12]. Но Моисей предупреждает бога о том, какой вред подобный опрометчивый образ действий причинит его славе среди народов, а также напоминает ему о данном Израилю обещании, заявляя: «И если ты истребишь народ сей, как одного человека, то народы, которые слышали славу твою, скажут: господь не мог ввести народ сей в землю, которую он с клятвою обещал ему, а потому и погубил его в пустыне» [Числ., гл. 14, ст. 15, 16]. Чтобы Моисей подобным образом извещал всеведущего бога о тех позорных последствиях, к каким привело бы нарушение обещания, — о котором он нам говорит, что бог необдуманно собирался покончить с племенами Израиля, если бы этому не помешали увещания Моисея, — это представляется в высшей степени необычайным и противным разуму. И все же в глазах веры это возвысило Моисея «и сделало его очень великим», ибо, если верить его рассказу, он не только отвратил суд божий над Израилем и помешал его истреблению как народа, но той же молитвой добился прощения его греха. «Прости грех народу сему» [Числ., гл. 14, ст. 19], а в следующем стихе дается ответ: «И оказал господь: прощаю по слову твоему» [Числ., гл. 14, ст. 20]. По-видимому, бог обладал могуществом, но распоряжался им Моисей: он спас Израиль от гнева и неистовой ярости ревнивого бога и вымолил прощение его греху, «ибо я господь, бог твой, бог ревнитель» [Исх., гл. 20, ст. 5]. Ревность не может существовать в разуме, обладающем совершенным знанием, и, следовательно, абсолютно неправильно наделять ею бога, который знает все и не нуждался ни в каких предостережениях, советах или сообщениях Моисея или в его повелительных молитвах. «И послушал меня господь и на сей раз» [Второз., гл. 10, ст. 10], — говорит Моисей, намекая, что для него это было обычным делом. Если проповедники в состоянии уверить народ, что бог внемлет их молитвам и что вечная корысть народа — уповать на них, то они вскоре приобретают богатство, власть и пышные титулы, как, например, «его святейшество», «преподобный отец во господе», «святой пророк», «пастырь душ» и множество других подобных названий, умаляющих честь или просто достояния бога. Так обстоит с историей Иисуса Навина относительно того, что бог внял ему в битве с аморреями; он сообщает нам, что приказал солнцу остановиться, сказав: «Стой, солнце, над Гаваоном и луна над долиною Аиалонскою. И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим» [Иис. Нав., гл. 10, ст. 12, 13]. А затем Иисус добавляет, утверждая тем свое превосходство над всеми другими и в прямом противоречии с приведенными выше словами Моисея, что господь внимал ему одному и никому больше: «И не было такого дня ни прежде, ни после того, в который господь (так) слушал бы гласа человеческого» [Иис. Нав., гл. 10, ст. 14]. Совершенно очевидно, что если описанное Иисусом Навином верно, то слова Моисея, что господь внимал ему, неверны. И хотя изложенное Моисеем и изложенное Иисусом признано каноническим, однако невозможно, чтобы и то и другое было верным в одно и то же время. Но ввиду того что во времена Иисуса Навина в астрономии разбирались очень слабо и учили, что Земля стоит неподвижно, а Солнце вращается вокруг нее, то нет ничего странного, что он поверил этому, приказав Солнцу остановиться. Впоследствии было открыто, что это светило испокон веков находится в неподвижном состоянии; тем самым сводится на нет чудотворное вмешательство Иисуса. Далее, если мы поразмыслим, что в тот же день израильтяне разбили аморреев и «преследовали их по дороге к возвышенности Вефорона, и поражали их до Азека и до Македа» [Иис. Нав., гл. 10, ст. 10], то в пылу войны, в разгар битвы, взволнованные и возбужденные торжеством победы, они не могли все время следить за продолжительностью дня. Весьма возбужденный событиями столь удивительного дня, Иисус воспользовался этим и сказал им, что то был необычайно длинный день и что он, Иисус, вмешался в установленный порядок и приказал солнцу остановиться почти на целый день, так что у них было два дня для завершения этих великих подвигов. Вера в то, что такое чудо свершилось в солнечной системе благодаря влиянию, которое Иисус, по его собственным словам, имел на бога, особенно укрепила бы его авторитет в народе, ибо ежели его голоса послушался господь, то тем паче мог послушаться человек. Вот почему множество людей во все пека и во всех странах мира так почитали своих духовных наставников, имевших, как они воображали, особое влияние на всемогущего бога.
