Невозможно богу стать человеком, и так же невозможно и нелепо человеку стать богом. Но если божественная природа сохраняет свое абсолютное совершенство, а природа человека — свою немощность, то предполагаемое соединение их в ипостаси означало бы присоединение слабости и несовершенства к природе и сущности бога. Ведь если несомненно, что человеческая природа несовершенна и соединяется с природой божественной, несомненно и то, что совершенство соединяется с несовершенством. Но такое соединение в ипостаси противоречиво и недостойно божественной природы. Далее, предположение, будто две сущности могут содержаться в одной, — такое же большое противоречие, как предположение, что две единицы — это одна, а одна единица — это две. В самом деле, если две сущности имеют действительное существование, то они должны существовать в двух различных и раздельных природах, так как то, что образует только одну природу, содержится и необходимо должно содержаться только в одной сущности. И обратно: то, что образует две сущности, дает существование двум природам, поскольку не может существовать ни природа без сущности, ни сущность без природы, ибо сущность тождественна самой себе. Но присутствие двух тождеств в одной и той же природе или сущности невозможно и противоречиво. Поэтому Иисус Христос не мог быть и богом, и человеком, по той простой причине, что если он был одним, то не мог быть другим, поскольку бог и человек не одно и то же и не могут быть одним и тем же, так как между ними бесконечная несоразмерность, вследствие чего они не могут быть соединены в ипостаси в одной природе или сущности. Божественный ум объемлет все возможное знание полным и бесконечным размышлением без последовательного ряда мыслей. Точно так же приписывание богу движения несовместимо с его вездесущностью, ибо что предполагало бы его отсутствие в каком-то месте и прямо противоречило бы тому, что он наличествует повсюду. Поэтому ум, интуитивно понимающий все и вездесущий, стоит выше наших ограниченных понятий или преданий относительно соединения [его] с животной или мыслящей природой человека, как и со Вселенной вообще. Наш ум не мог бы ничего дать такому уму, тело же человека было бы тесной и неподходящей оболочкой или вместилищем для этого ума, который вечен и бесконечен. Человек конечен и может в одно и то же время находиться лишь в одном месте; его передвижение с одного места на другое столь же непреложно и необходимо исключает его из одного места, как и вводит его в другое. Его мысли следуют друг за другом и он подвержен заблуждениям и ошибкам в теории и на практике, а невежество, суетность и немощность в той или другой степени общий удел всего человечества. Сколь же самонадеянно со стороны человека притязать на соединение с божественной природой, стоящей бесконечно выше пашей хвалы или поклонения. Но нам говорят, что соединение в ипостаси есть таинственное соединение. Тем не менее это либо соединение, либо несоединение. Если это есть соединение божественной и человеческой природы, то они должны содержаться в одной и той же сущности, иначе это такое таинственное соединение, которое не есть соединение, и в этом вообще пет ничего таинственного, это вопиющая нелепость. Ибо то, что мы в состоянии постичь как неразумное и противоречивое, нисколько не таинственно. Таинственно лишь то, что мы не в состоянии понять ни как разумное, ни как неразумное, ни как истинное, ни как ложное, ни как правильное, ни как неправильное, а с соединением в ипостаси дело обстоит не так. Ведь если признать его истинным, то тогда человеческий ум должен размышлять, рассуждать и судить о вещах в божественном уме и вместе с ним. Но поскольку божественный ум не мыслит и не размышляет последовательными ступенями, а человеческий ум не может применять свои мыслительные способности, не проходя последовательного ряда, то он вообще не мог бы мыслить или размышлять в божественном уме или вместе с ним. Ведь божественное всеведение, объемлющее все, объемлет также мысли и рассуждения человеческого ума, предполагаются ли они правильными или неправильными. Но конечный ум потерялся бы и был бы поглощен божественным умом, не добавив к нему ничего, кроме несовершенства. Также невозможно само по себе, чтобы разумное конечное существо, мыслящее последовательными ступенями, было соединено в одной сущности с бесконечным умом, который не мыслит последовательными ступенями. Ведь бесконечность интеллекта не допускает добавления, да и бесконечный и конечный ум не могут мыслить вместе в одном и том же уме, ибо способ, а равно и степень их восприятия были бы бесконечно различны, и, следовательно, между ними не могло быть соединения. Но человеческий ум ввиду своего развивающегося и конечного способа размышления действовал и судил бы о вещах не только несходно с вечным умом, но и противно ему, что естественно отрицает или исключает возможности соединения. Кроме того, если человеческий ум действует отдельно и обособленно от божественного ума, значит, он действует так же, как найти умы, и подобно нм подвержен не только несовершенству, но и греху и несчастью. Подобное соединение было бы слишком жалким, чтобы приписывать его божественной природе. Если же допустить соединение бесконечного и конечного ума, то тогда это был бы один ум с одним сознанием, иначе они не могли бы составить один и тот же ум или принадлежать к одной и той же сущности. Но нелепо предполагать, что конечный ум может обладать бесконечным или всеобъемлющим сознанием или составлять часть его; как сознание не состоит из частей, так и части не могут содержать бесконечности. Что же касается морального и физического зла, то бесконечный ум так же далек от них, как и от самой конечности, и, стало быть, он не мог бы страдать вместе с личностью предполагаемого искупителя.

Могут, однако, возразить, что Иисус Христос не обладал человеческим умом и что соединение в ипостаси заключалось в соединении божественности только с животной частью человеческой природы. Но после такого соединения божественная природа была бы подвержена страданиям и уязвима для физического зла. Предположить, что этого не случилось бы, все равно, что предположить, что такого соединения не было. В самом деле, если соединение действительно произошло, ему должны были сопутствовать необходимые следствия соединения божественной природы с животной частью человеческой природы, иначе будет противоречием называть это соединением. Но если божественная природа не страдала в личности Христа и он сто своей природе был лишен человеческого ума, то отсюда следует, что за первородный грех страдало одно лишь животное тело Христа, разумная же природа, будь то божественная или человеческая, не была причастна к этому. Но если предполагать, что соединение в ипостаси соединило божественную природу с природой человеческой, состоящей из мышления и ощущения, то тогда вышеприведенные доводы совершенно не согласуются с преподносимым читателю учением о соединении в ипостаси.

Допустим для удобства аргументации, что писания Ветхого и Нового завета первоначально были плодом божественного сверхъестественного вдохновения и что первые их рукописные экземпляры представляли собой непогрешимые установления бога. Однако, чтобы предложить нам совершенное издание на основе непогрешимых, по предположению, рукописных подлинников, нужно было бы проследить путь, проделанный этими писаниями от их подлинников на древних мертвых языках и различных несовпадающих друг с другом переводов с непонятных иероглифических изображений или букв, которыми они были первоначально написаны, сквозь все превратности и изменения человеческой учености, предрассудки, суеверия, увлечения и разнообразие интересов и обычаев вплоть до нашего времени. Но этому помешали бы разнообразие и изменчивость методов науки вкупе с непреодолимыми трудностями перевода любого древнего данного в Писании откровения, как то неопровержимо доказывается последующими замечаниями о языке и его правилах.