- Я научу тебя всему, что ты должен знать. Урок первый. Я вхожу, ты выдыхаешь. Идет?
Микаэль сделал один пробный вдох-выдох.
- Идет.
Он снова уставился в пустоту в углу спальни Гриффина и попытался не думать о том, что с ним происходит. Он не хотел быть испуганным и зажатым. Это он подчерпнул от Норы.
Поэтому, когда Гриффин начал проникать внутрь, Микаэль делал только то, что ему приказали. Он выдыхал, сильно и медленно, и только после второго долгого выдоха разрешил себе сосредоточиться на том, что чувствует.
Микаэль прижался лбом к локтевому сгибу.
- Черт.
Гриффин вцепился пальцами в бедра Микаэля.
- Хорошо? - спросил он тихим от напряжения голосом.
Микаэль кивнул.
- Хорошо. Очень хорошо.
В течение нескольких минут Гриффин едва шевелился, только позволяя себе пробежаться руками вверх вниз по рукам и спине Микаэля. Ангел не мог даже представить, какой самоконтроль был необходим, чтобы находиться внутри него неподвижно. Но это работало. Постепенно Микаэль расслабился настолько, что Гриффин смог войти в него еще глубже. И еще. Микаэль повернул голову назад для поцелуя, когда Гриффин начал медленно входить и выходить из него.
- Что-то не так с твоей спиной, - Гриффин вдохнул в губы Микаэля.
- Да?
Гриффин улыбнулся.
- На ней нет полос от моей плетки.
Микаэль рассмеялся, но смех стих, когда Гриффин вошел в него и нашел чувствительную точку, заставляя каждый нерв в его теле петь. Ангел и мечтать не смел, что это будет так хорошо. Выгибая спину, Мик еще глубже вобрал в себя Гриффина и забросил свою ногу назад на бедро мужчины. Руки сжались в кулаки, а от боли в запястьях удовольствие стало еще более мощным.
Он позволил всему исчезнуть, позволил уйти его эго, его страхам... С Гриффином внутри него стало абсолютно все равно, что думает его отец или кто-то еще. Это не было неправильным. И никто никогда не смог бы переубедить его в обратном.
Гриффин положил руку на живот Микаэля, толкаясь все быстрее и сильнее.
- Боже, Мик..., - Гриффин прохрипел ему на ухо. - Никогда раньше я не чувствовал ничего подобного. И это не...
Не из-за презерватива, вот что имел в виду Гриффин. Но ему не нужно было это говорить. Тело Гриффина говорило само за себя, его руки, обнимавшие парня так, будто мир готов был рухнуть, губы, не перестающие целовать его шею и плечи, отчаянные вдохи в унисон Микаэлю.
Мик почувствовал, как мускулы Гриффина стали твердыми как сталь. Тот толкнулся один, другой раз, и с последним усилием кончил, его рот прижимался к уху Микаэля. Ангел вздрогнул от шокирующего удовольствия, когда почувствовал, что Гриффин изливается в него.
Несколько минут или даже часов - Микаэль был слишком занят, чтобы отмерять время - Гриффин оставался внутри него, пытаясь успокоить дыхание. Мик почувствовал первую неловкость. Что им теперь делать? Что он должен сказать? Станет ли все странным теперь, когда они занимались сексом? После того, что было?
Гриффин обернул сильную руку вокруг груди Микаэля и прижал к себе.
- Я хочу владеть тобой, - прошептал он на ухо парню.
Микаэль улыбнулся, он в первый раз в своей жизни точно знал, что сказать и как сказать.
- Я уже твой.
* * *
- Элли? Что, во имя всего святого, ты тут делаешь?
Мать Норы, сестра Мэри Джон, шагнула вперед и обняла Нору, эти объятия та вернула быстро и небрежно, и сделала неловкий шаг назад.
- Долгая история. Как ты мама?
Нора чувствовала на себе внимательный изучающий взгляд матери, поэтому сохраняла нейтральное выражение, не отворачиваясь. Годы были добры к ее матери. В пятьдесят два года женщине едва можно было дать сорок два. Конечно, монахини в уединении отличались отменным здоровьем. Их жизнь была упорядоченной и так оберегала от стресса обычной жизни, что многие из сестер в ордене доживали до девяноста и оставались активными даже в последние годы своей жизни.
- У меня все хорошо. Очень хорошо. Пойдем, пройдемся, поговорим?
- Конечно.
Нора последовала за матерью через ворота в курию. Предупреждающий знак, что мужчинам вход в корпус воспрещён, приветствовал их перед альковами дома. Никаких мужчин... даже священников. Именно по этой причине Нора бежала в аббатство матери, когда ушла от Сорена. Насколько сильно он бы ни хотел ее вернуть, все равно никогда бы не посмел даже ступить на порог этого места. По ночам она иногда просыпалась в своей крохотной комнатушке и представляла, как он ждет ее за воротами аббатства. Сатерлин готова была поклясться, что пару раз слышала рев мотоцикла единственного в своем роде. Все это время, когда они были врозь, он точно знал, где она пряталась.
- Как ты, Элли? - спросила мать, проходя через заднюю калитку и выходя на лужайку.
- Здорово. Замечательно. Я начала работать с новым редактором в прошлом году, новым издателем. Новая книга снова на вершине всех чартов.
- Для тебя это очень хорошо.
Нора съежилась от спокойного тона в голосе матери. Хорошо для тебя. Не просто хорошо. А только для нее. Мать не одобряла ее книги, их эротическую составляющую. Так было всегда. Так будет всегда.
- Тебе могла бы понравиться моя новая книга. В ней почти нет секса. Ну, по сравнению с другими моими работами.
- Довольно необычно. Что привело тебя сюда?
Нора пожала плечами и ничего не сказала, выходя на одну из извилистых дорожек. Краем глаза она изучала мать. Сатерлин ненавидела то, насколько они были похожи друг на друга - тот же маленький прямой нос, те же глаза вечно изменяющегося цвета, тот же бледный цвет лица.
- Ничего. Просто хожу вокруг да около, пытаюсь написать что-то другое. Расширяю свои горизонты..., - Нора съежилась.
Боже, это прозвучало так, будто она давала интервью с двусмысленными ответами.
- Ты хорошо выглядишь. По крайней мере, он не разрезал тебя на куски.
Легкая улыбка играла на губах матери.
- Это твой способ узнать, снова ли мы вместе?
- Ты не можешь винить меня в том, что я за тебя беспокоюсь, не так ли?
Нора вздохнула. Классический материнский комплекс. Она просто обожала то, как ее мать могла взять все аспекты жизни Норы, самые личные и интимные - отношения с Сореном, ее жажду подчиняться, жажду доминировать... вещи, которые вообще не имели ничего общего с матерью – и перенести на себя. Наверное, матерям нужно проходить какую-то школу, чтобы научиться правильно расставлять приоритеты.
- Мы снова вместе. И мы счастливы. И я люблю его. И всегда буду любить. О, да, мы все еще такие же порочные, как сама преисподняя. На всякий случай, если тебе это тоже интересно.
Мать раздраженно выдохнула.
- Элеонор, он человек Божий. Он священник. Ты хоть представляешь, что станется с твоей душой за соблазнение священника?
- Соблазнение священника? - Нора закатила глаза. - Когда-то он был для тебя соблазнившим меня насильником. А теперь вдруг я тут соблазнительница?
- Ты сейчас взрослая женщина, не ребенок. Ты понимаешь жизнь лучше. И знаешь, что могла бы иметь другую жизнь подальше от него. А твое решение вернуться к нему? Это умышленное неповиновение.
- Это любовь. И я никому не подчиняюсь. Пока сам Господь не скажет мне, что нам не разрешено быть вместе, мы будем вместе. Вряд ли это делает его непригодным для священства. Почти все протестантские служители в браке, как и иудейские раввины. Мы, католики, просто уроды, заставляющие наших священников блюсти целибат. Почему бы нам не вернуться в Средневековье с такими законами?
- Он решил стать священником, зная, что безбрачие это одно из требований. Если он не может выполнить его, то должен оставить священство.
- Да, давай возьмем лучшего священника во всей Новой Англии и превратим его в, ну скажем, в учителя фортепиано только потому, что он влюблен в меня. Но оставим всех тех священников, которые любят насиловать алтарных служек в церкви. Последний раз, когда я читала Библию, не припоминаю, чтобы сексуальные домогательства детей считались частью работы Господа.