— Нет, — ответила Нора, встречаясь с ним глазами и отрицательно мотая головой. Осмелев, она взглянула на людей, гуляющих в сквере, и на магазин в виде мельницы. — Нет, я хочу побыть здесь еще. До конца дня. Я хочу поужинать в ресторане — в настоящем ресторане, а не в уличном кафе — как это делают другие люди, а затем, когда стемнеет, ты отвезешь меня домой. — Нора моргнула и мечтательным голосом повторила: — Когда стемнеет.

— Хорошо.

— Конечно, если ты не собирался вернуться домой пораньше…

— Нет, нет, — сказал он. — Я так и планировал, что мы пробудем вместе целый день.

— Это так мило с твоей стороны.

Тревис поднял брови:

— Что ты имеешь в виду?

— Сам знаешь.

— Боюсь, что нет.

— Ты помогаешь мне войти в этот мир, — сказала Нора. — Жертвуешь своим временем, чтобы помочь… мне. Это очень щедрый подарок.

Тревис был поражен.

— Нора, уверяю тебя, я не занимаюсь здесь благотворительностью.

— Я просто думаю, что такой мужчина, как ты, может гораздо интереснее провести воскресный день в мае.

— Ну конечно, — сказал он иронически. — Я мог остаться дома и почистить все свои башмаки с помощью зубной щетки. А еще можно было сосчитать все макароны в кухне.

Она не улыбнулась его шутке.

— Клянусь Богом, ты на самом деле так думаешь, — сказал Тревис. — Ты полагаешь, что я нахожусь здесь с тобой из жалости?

Закусив губу, Нора произнесла:

— Оставим это. Мне все равно.

— Но я здесь не из жалости, черт меня возьми! А потому, что мне нравится быть с тобой, потому что мне нравишься ты!

Несмотря на то, что она еще ниже опустила голову, Тревис заметил: ее щеки заливаются краской.

Наступила неловкая пауза.

Эйнштейн умиленно смотрел на Нору, которая водила рукой по его шерсти, и время от времени поднимал глаза на Тревиса, как бы говоря: «Послушай, ты вовлек ее в эти отношения, так не сиди, как дурак, а скажи что-нибудь, действуй, постарайся завоевать ее сердце».

Минуты две она сидела молча, почесывая и лаская ретривера, а затем сказала:

— Со мной уже все в порядке.

Они покинули скверик и опять пошли вдоль торговых рядов, делая вид, что не помнят ни ее минутной паники, ни его неуклюжего признания.

У Тревиса было такое чувство, что он оказывает знаки внимания монашке. После некоторого размышления, однако, Тревис понял: ситуация еще сложнее. Со времени смерти жены три года назад он не вступал в связь ни с одной женщиной. Сама тема сексуальных отношений была для него как бы в новинку. Поэтому Тревис ощущал себя священником, ухаживающим за монашкой.

Почти на каждом углу располагалась кондитерская, и от витрины к витрине выставленные в них лакомства казались все более аппетитными. Ароматы корицы, сахарной пудры, мускатного ореха, миндаля, яблок и шоколада пронизывали теплый весенний воздух.

У каждой витрины Эйнштейн вставал на задние лапы и жадно смотрел сквозь стекло на искусно выставленные яства. Тем не менее он не входил внутрь и не лаял. Выпрашивая угощение, он тихонько скулил, чтобы не беспокоить окружающих. Получив конфету или яблочное пирожное, он успокаивался и переставал попрошайничать.

Спустя некоторое время Эйнштейн продемонстрировал Норе свои выдающиеся способности. Разумеется, он и до этого вел себя как умная и примерная собака, а еще раньше проявил инициативу в поимке Арта Стрека, но тем не менее раскрыться в полной мере ему до сих пор не удавалось.

Они проходили мимо аптеки, в которой, помимо всего прочего, продавались газеты и журналы, частично выставленные на наружном стенде около входа. К удивлению Норы, пес вдруг помчался туда, вырвав конец поводка у нее из рук. Прежде чем она и Тревис догнали его, он успел вытащить зубами журнал со стойки и положил к Нориным ногам. Журнал назывался «Модерн Брайд».[11]

— Глупая псина, — сказала она. — Что это тебе взбрело в голову?

Подобрав поводок, Тревис пробился сквозь толпу и поставил свой экземпляр на стенд. Он был уверен, что понял намек собаки, но промолчал, боясь обескуражить Нору, и они зашагали дальше.

Эйнштейн смотрел по сторонам, с интересом обнюхивая прохожих, и, казалось, забыл о матримониальных изданиях. Однако, когда они отошли шагов на двадцать, ретривер резко повернулся и проскочил у Тревиса между ногами, вырвав у него из рук поводок и чуть не свалив его самого. Эйнштейн подбежал к аптеке, выхватил журнал со стойки и вернулся к ним.

«Модерн Брайд».

Нора все еще не понимала происходящего. Ее это забавляло, и она потрепала собаку по спине.

— Это что, твой любимый журнал, глупая псина? Не пропускаешь ни одного номера? Могу поспорить, что так и есть. А ты, оказывается, романтик!

Несколько туристов обратили внимание на игривое поведение ретривера, но еще меньше, чем Нора, осознали, какое серьезное намерение скрывается за этой игрой.

Когда Тревис нагнулся за журналом, собираясь вернуть его на место, Эйнштейн опередил его, схватил журнал зубами и начал яростно мотать головой из стороны в сторону.

— Нехороший пес, — сказала Нора, явно удивленная таким изменением в поведении собаки.

Эйнштейн разжал зубы, и «Модерн Брайд», потрепанный, порванный и мокрый от слюны, упал на тротуар.

— Похоже, придется за него заплатить, — сказал Тревис.

Высунув язык, пес сел, склонил голову и посмотрел на Тревиса.

Нора по-прежнему оставалась в неведении относительно всего происшедшего. Разумеется, у нее не было причин делать какие-либо сложные умозаключения по поводу поведения Эйнштейна. Она не могла оценить его способности и не ожидала от него сложного уровня общения.

Строго поглядев на пса, Тревис сказал:

— Ты прекращай это дело, псина. Чтобы я больше этого не видел. Понял?

Эйнштейн зевнул.

Заплатив за журнал и засунув его в пластиковый пакет, они продолжили прогулку по Сольвангу, но не успели дойти до конца квартала, как Эйнштейн решил осуществить свои намерения до конца. К удивлению и испугу Норы, он вдруг схватил ее зубами за руку, осторожно, но крепко, и потянул вдоль тротуара к картинной галерее, где молодая парочка любовалась выставленными в витрине пейзажами. Рядом с ними в прогулочной коляске сидел ребенок, и именно к нему старался Эйнштейн привлечь внимание Норы. Он не отпускал ее руки, пока не заставил дотронуться до пухлой ручки младенца, облаченного в розовый костюмчик.

Нора произнесла недоуменно:

— Он думает, что у вас замечательный ребенок, и это, конечно, так.

Родители, поначалу встревоженные появлением собаки, убедились, что пес безопасен для их малыша.

— Сколько вашей девочке? — спросила Нора.

— Десять месяцев, — ответила мать.

— А как ее зовут?

— Лана.

— Красивое имя.

Наконец Эйнштейн успокоился.

Когда Нора с Тревисом отошли в сторону и остановились полюбоваться антикварным магазином, который, казалось, по кирпичику и по досочке был перевезен сюда из Дании семнадцатого века, Тревис сел на корточки рядом с псом и, подняв рукой его лохматое ухо, проговорил:

— Хватит. Если хочешь еще раз получить «Алпо», прекращай свои штучки.

Нора недоумевала:

— Что с ним?

Эйнштейн зевнул, и Тревис понял: дело плохо.

В течение следующих десяти минут Эйнштейн еще дважды брал Нору за руку и подводил к детишкам.

«Модерн Брайд» и младенцы.

Намек был теперь совершенно очевиден даже для Норы: «Ты и Тревис предназначены друг для друга. Женитесь. Создавайте семью. Заведите детей. Чего вы ждете?»

Нора залилась краской и не смела взглянуть на Тревиса. Он тоже был не в своей тарелке.

Почувствовав, что его намек ясен, Эйнштейн успокоился. Глядя на него, Тревис понял: у собак тоже бывает самодовольное выражение.

Когда настало время ужина, было еще очень тепло, и Нора отказалась от мысли пойти в ресторан. Она выбрала одно местечко, где на открытом воздухе под огромным дубом стояли столики, затененные красными зонтами. Тревис знал, что Нора не боится идти в ресторан, а просто не хочет расставаться с Эйнштейном, которому бы не позволили войти внутрь. Много раз в течение ужина она то украдкой, то открыто следила за собакой внимательным взглядом.