Держа в руках журнал с рекламой, на которой автомобиль для сравнения с тигром был помещен в железную клетку, Нора сказала Эйнштейну:

— Хорошо, посмотрим, что мы еще можем выяснить. Что ты скажешь вот на это? Что заинтересовало тебя на этой картинке? Машина?

Эйнштейн коротко пролаял: Нет.

— Может быть, тигр? — спросил Тревис.

Нет.

— Клетка? — спросила Нора.

Собака завиляла хвостом: Да.

— Ты выбрал эту картинку потому, что тебя держали в клетке? — спросила Нора.

Да.

— А заключенный на другой картинке напомнил тебе о том, что испытываешь, когда находишься под замком?

Да.

— Скрипка, — сказала Нора. — Кто-нибудь в лаборатории играл для тебя на скрипке?

Да.

— Интересно, зачем? — спросил Тревис.

На этот вопрос пес не смог ответить.

— Тебе нравилась игра на скрипке? — спросила Нора.

Да.

— А вообще музыка тебе нравится?

Да.

— Ты любишь джаз?

Собака не залаяла и не завиляла хвостом.

Тревис сказал:

— Он не знает, что такое джаз. Я думаю, они не давали ему слушать джазовую музыку.

— А рок-н-ролл тебе нравится? — спросила Нора.

Эйнштейн тявкнул и одновременно завилял хвостом.

— Что это должно означать? — спросила Нора.

— Наверное, и «да» и «нет», — сказал Тревис. — Что-то нравится, а что-то — нет.

Ретривер завилял хвостом, подтверждая предположение Тревиса.

— А классика? — спросила Нора.

Да.

— Да этот пес просто сноб, — сказал Тревис.

Да, да, да.

Нора в восторге рассмеялась, потом засмеялся Тревис, а Эйнштейн со счастливым видом стал тыкаться в них носом и облизывать языком.

Тревис выхватил еще одну картинку, изображавшую мужчину на тренажере «бегущая дорожка».

— Тебя ведь из лаборатории не выпускали. Но ты должен был поддерживать физическую форму. И тебе пришлось пользоваться «бегущей дорожкой»?

Да.

Чувство открытия неведомого переполняло их. Тревис вряд ли был бы больше возбужден и потрясен, даже если бы ему вдруг пришлось столкнуться с внеземным разумом.

«Я падаю в кроличью нору, прямо как Алиса», — подумал Уолт Гейнс, поеживаясь.

Весь этот новый мир с его космическими полетами, бытовыми компьютерами, телефонной спутниковой связью, промышленными роботами и вот теперь — биологической инженерией, совершенно не совпадал с тем миром, в котором он родился и вырос. Да что там говорить — во время второй мировой войны, когда Уолт был ребенком, не существовало даже реактивных самолетов. Он прожил жизнь в гораздо более простом мире. В нем присутствовали похожие на корабли «Крайслеры» с «плавниками» сзади, телефоны с дисками вместо кнопок и часы со стрелками вместо цифровых дисплеев. Когда Гейнс родился, телевидения не было и в помине, а возможность ядерного Армагеддона тогда никто не мог даже предсказать. У него было такое чувство, будто он переступил через невидимый барьер в мир, который движется по скоростной трассе. Это новое царство высоких технологий и восхищало, и пугало его.

Сама идея создания разумной собаки пробуждала в Уолте детские мечты, и ему захотелось улыбаться.

Однако другое существо, Аутсайдер, убежавшее из лаборатории, внушало ему непреодолимый страх.

— У собаки нет клички, — сказал Лем Джонсон, — и это в порядке вещей. Большинство ученых не дают кличек подопытным животным, поскольку как только между ними возникают личностные отношения, трудно сохранять объективность в исследованиях. Поэтому псу был присвоен номер. Но даже когда стало ясно, что эксперимент удался и ретривера не придется уничтожать, даже тогда ему не дали клички. Все просто называли его «собака», и этого было достаточно, поскольку у других животных был только номер. Ну вот, а в то же самое время доктор Ярбек работала по другой программе проекта «Франциск», и ее усилия также увенчались успехом.

Ярбек стремилась создать животное с резко повышенным интеллектом. Оно должно было находиться рядом с людьми в районах боевых действий — как собаки сопровождают полицейских на опасные задания. По замыслу Ярбек, этот зверюга был бы не только умен, но и страшен. Безжалостный, действующий скрытно, хитрый, он наводил бы ужас на противника. Его с одинаковым успехом можно было бы использовать для ведения войны как в джунглях, так и в условиях городской местности. Ярбек понимала, конечно, что ее творение не может обладать человеческим интеллектом или быть столь же умным, как собака, созданная Вэтерби. Было бы безумием произвести живое оружие убийства с таким же уровнем интеллекта, каким обладают люди, которым предстоит использовать его и управлять им. Все читали «Франкенштейна» и видели старые фильмы Карлоффа, поэтому понимали опасность, таящуюся в эксперименте Ярбек.

Выбрав в качестве подопытных животных приматов из-за их природной сообразительности и похожих на человеческие конечностей, Ярбек остановилась на бабуинах как на основном виде, наиболее пригодном для осуществления ее мрачных целей. Бабуины — самые умные среди сородичей — отличный исходный материал. От природы они злобные и бесстрашные бойцы с весьма длинными острыми когтями и зубами, способны стоять насмерть, защищая свою территорию, и нападают на всякого, кого считают врагом.

— Первое, с чего начала Ярбек, — попыталась изменить размеры бабуина, для того чтобы он мог противостоять взрослому мужчине, — сказал Лем. — Она считала, что в нем должно быть по крайней мере пять футов росту и сто — сто десять фунтов весу.

— Не такой уж и большой, — заметил Уолт.

— Достаточно большой.

— Человека такого роста я бы мог прихлопнуть как муху.

— Человека — да. Но не такое существо. В нем — сплошные мускулы, ни грамма жира. И потрясающая реакция. Вспомни, что бычок весом в пятьдесят фунтов может сделать котлету из взрослого человека. А зверюга весом в сто десять фунтов — соображаешь, что это за боец?

Покрытое серебристой испариной лобовое стекло автомобиля, казалось, превратилось в киноэкран, на котором перед Уолтом предстала череда изуродованных трупов: Вэс Далберг, Тил Портер… Он сомкнул веки, но покойники все еще стояли у него перед глазами.

— О'кей, о'кей, согласен. Сто десять фунтов вполне достаточно для существа, предназначенного для убийств.

— Ну вот, Ярбек и создала породу бабуинов, которые вырастают до больших размеров. Затем она стала работать над спермой и яйцеклеткой этих гигантских приматов, убирая некоторые гены и добавляя новые.

Уолт сказал:

— Тот же самый метод, как и в случае с умной собакой.

— В принципе да. Но не совсем. Ярбек хотела, чтобы у ее творения была мощная, страшная челюсть, как у немецкой овчарки или у шакала, чтобы в его пасти помещалось как можно больше зубов. Сами зубы должны быть длиннее, острее и более изогнутыми по форме, что привело бы к изменению формы головы бабуина и ее лицевой части. Череп необходимо было увеличить в любом случае, чтобы туда поместился больший по размеру мозг. Ярбек, в отличие от Вэтерби, не была ограничена физическими рамками. Наоборот, чем страшнее, чем чужероднее получилось бы создаваемое ею существо, тем лучше, поскольку оно предназначалось не только для преследования и убийства, но и чтобы наводить ужас на противника.

Несмотря на жару и духоту, царившие в салоне автомашины, Уолт Гейнс почувствовал холод внизу живота, как будто наглотался ледяных кубиков.

— А Ярбек и другие — они никогда не задумывались об аморальности всего этого? Они читали когда-нибудь «Остров доктора Моро»? Лем, ты обязан предать это дело гласности. И я тоже.

— Так вопрос не стоит, — сказал Лем. — Идея о том, что существуют добрые и злые знания… — это, строго говоря, религиозная точка зрения. Действия людей могут быть моральными и аморальными, а знания нельзя классифицировать таким способом. Для ученого, для любого образованного человека все знания морально нейтральны.