Чувствуя себя так, как если бы он только что выиграл миллион, Винс вернулся к своему фургону и отправился домой. Там он принял душ и поехал обедать в ближайший ресторан «Стюарт Андерсон», где заказал себе филе миньон.

Эйнштейн пронесся мимо Тревиса из кухни через небольшую столовую и скрылся в гостиной. Держа в руке поводок, Тревис пошел за ним. Пес прятался за диваном.

Тревис сказал:

— Послушай, это совсем не больно.

Собака устало смотрела на него.

— Нам надо это сделать до отъезда в Вегас. Ветеринар сделает тебе пару прививок против чумки и бешенства. Это нужно тебе же, и это действительно не страшно. Правда. А потом мы оформим тебе свидетельство, которое нам давным-давно надо было оформить.

Пес пролаял один раз. Нет.

— Мы это сделаем.

Нет.

Согнувшись и держа в руке замок от поводка, который он собирался пристегнуть к ошейнику, Тревис шагнул к Эйнштейну.

Ретривер отбежал от него к креслу, вскочил на него и с этой наблюдательной площадки внимательно смотрел на Тревиса.

Медленно выходя из-за дивана, Тревис сказал:

— Послушай, псина, я — твой хозяин.

Эйнштейн пролаял один раз.

Нахмурившись, Тревис повторил:

— Да, да, я — твой хозяин. Ты, может быть, чертовски умный пес, но ты всего лишь пес, а я — человек, и говорю тебе, мы идем к ветеринару.

Эйнштейн вновь пролаял один раз.

Прислонившись к дверному косяку со скрещенными на груди руками, Нора проговорила:

— Похоже, он старается тебе показать, как ведут себя дети, чтобы мы знали, на что идем, если когда-нибудь решим их иметь.

Тревис бросился к собаке.

Эйнштейн сорвался со своего места и пулей вылетел из комнаты; Тревис, не удержавшись на ногах, свалился на кресло.

Нора рассмеялась.

— Очень забавно.

— Куда он мог удрать? — спросил Тревис.

Она показала на холл, ведущий в две спальни и ванную комнату.

Он нашел ретривера в большой спальне. Пес сидел на постели и смотрел на дверь.

— Ничего у тебя не выйдет, — проговорил Тревис. — Это для твоей же пользы, черт возьми, и тебе сделают эти прививки независимо от того, нравится это тебе или нет.

Эйнштейн поднял заднюю лапу и стал мочиться на постель.

Тревис ошеломленно спросил:

— Черт побери, что ты себе позволяешь?

Пес перестал мочиться, вышел из лужи, растекавшейся по стеганому покрывалу, и вызывающе посмотрел на Тревиса.

Тот слышал рассказы о домашних животных, которые таким вот образом выражали свое неудовольствие. В бытность его владельцем агентства по продаже недвижимости одна из служащих, уезжая на две недели в отпуск, оставила своего карликового колли в конуре. Когда она вернулась и выпустила собаку, та в отместку испортила ее любимое кресло и кровать.

Но Эйнштейн — незаурядная собака. Принимая во внимание замечательные умственные способности пса, его поведение свидетельствовало о более сильной ярости, чем если бы он был обычной собакой.

Тревис, рассердившись, двинулся вперед.

— Этого я тебе не прощу.

Эйнштейн стал сползать с кровати. Поняв, что он постарается выскользнуть из комнаты мимо него, Тревис отбежал назад и захлопнул дверь. Видя, что путь отрезан, пес круто переменил направление и рванулся в дальний конец спальни, где и остановился рядом с туалетным столиком.

— Больше никаких глупостей, — жестко проговорил Тревис, размахивая поводком.

Эйнштейн ретировался в угол.

Нагнувшись и раздвинув в стороны руки, чтобы тот не мог проскользнуть мимо него, Тревис в конце концов схватил ретривера и пристегнул поводок.

— Ха!

С поверженным видом Эйнштейн забился в угол, опустил голову и начал трястись.

Чувство триумфа в Тревисе мгновенно угасло. Эйнштейн от страха издавал тихие, почти неслышные жалобные завывания.

Гладя пса и стараясь его успокоить, Тревис сказал:

— Знаешь, это действительно необходимо для твоего же блага. Тебе ведь не нужны ни чумка, ни бешенство. И это совсем не больно, дружок. Клянусь тебе.

Ретривер продолжал глядеть в сторону, уговоры Тревиса на него не действовали.

Поглаживая Эйнштейна, Тревис чувствовал, как сильно он дрожит. Он внимательно смотрел на пса, размышляя обо всем этом, затем спросил:

— Они что, там, в лаборатории… кололи тебя иголками? Они делали тебе больно? Поэтому ты боишься прививок?

Эйнштейн только заскулил в ответ.

Тревис вытянул сопротивляющегося пса из угла, высвободив его хвост, чтобы тот мог отвечать на вопросы. Отпустив поводок, он обхватил голову Эйнштейна руками и заставил его посмотреть ему прямо в глаза.

— Они делали тебе больно иголками в этой лаборатории?

Да.

— И поэтому ты боишься ветеринара?

Не переставая дрожать, пес пролаял один раз. Нет.

— Тебе делали больно иголками, но ты их не боишься?

Нет.

— Тогда почему ты так себя ведешь?

Собака просто смотрела на него и издавала эти ужасные отчаянные звуки.

Нора приоткрыла дверь и заглянула в спальню.

— Тебе удалось надеть на него поводок, Тревис? — Затем она проговорила: — Фу! Что здесь у вас происходит?

Не выпуская из рук голову пса и глядя ему прямо в глаза, Тревис ответил:

— Он явно выразил свое неудовольствие.

— Явно, — согласилась она, подходя к кровати и сдергивая с нее испорченные покрывало, одеяло и простыни.

Стараясь разгадать причину такого поведения ретривера, Тревис спросил:

— Эйнштейн, если ты не боишься уколов, может, ты боишься ветеринара?

Пес пролаял один раз. Нет.

Тревис в отчаянии обдумывал следующий вопрос, пока Нора стаскивала с кровати матрац.

Ретривер продолжал дрожать.

Вдруг Тревиса осенило, почему пес так себя ведет и так боится. Он проклинал себя за собственную тупость.

— Черт, ну конечно! Ты боишься не ветеринара — а тех, кому ветеринар может о тебе сообщить?

Дрожь собаки несколько улеглась, и она вильнула хвостом. Да.

— Если люди из лаборатории охотятся за тобой — а мы знаем наверняка, что они упорно разыскивают тебя, потому что ты, вероятно, самый важный подопытный пес в истории человечества, — они должны были связаться со всеми ветеринарными лечебницами штата, да? Со всеми ветеринарами, со всеми живодерами… и со всеми агентствами по регистрации собак.

Пес вновь неистово замахал хвостом, и дрожь его начала стихать.

Нора обошла вокруг кровати и встала рядом с Тревисом.

— Но ведь золотистые ретриверы — одна из самых распространенных пород. Ветеринары и регистрирующие агентства постоянно имеют с ними дело. Если наш гениальный пес зароет свой талант в землю и разыграет из себя глупую собачонку…

— А это у него прекрасно получается.

— …Тогда они не узнают, что ищут именно его.

Нет, узнают, — настаивал Эйнштейн.

Тревис спросил у ретривера:

— Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что они смогут каким-то образом тебя опознать?

Да.

— Как? — осведомилась Нора.

Тревис спросил:

— По какой-то отметине?

Да.

— Где-то под шерстью? — спросила Нора.

Пес пролаял один раз. Нет.

— Тогда где? — недоумевал Тревис.

Высвободившись из рук Тревиса, Эйнштейн так яростно замотал головой, что его длинные уши издали хлопающий звук.

— Возможно, на подушечках лап, — сказала Нора.

— Нет, — одновременно с лаем ретривера проговорил Тревис. — Когда я нашел его, его лапы от долгого трудного путешествия были сбиты в кровь, и мне пришлось обработать их борной кислотой. Я бы заметил отметину на лапе.

Эйнштейн снова яростно мотал головой, тряся ушами.

Тревис сказал:

— Возможно, на губе. Скаковых лошадей иногда помечают такой татуировкой, чтобы легче было распознавать и чтобы предотвратить их незаконное участие в состязаниях. Дай мне посмотреть твою губу, малыш.

Эйнштейн пролаял один раз — Нет — и отчаянно замахал ушами.