Лишь на мгновение Джем заколебался. Затем он увидел глаза Бруно. «Ах, что я за свинья!» — подумал он с отвращением к самому себе и взял доллар.

Родди вдруг улыбнулся. Улыбка неузнаваемо изменила его угрюмое лицо, но все, что он смог сказать, было хриплое «спасибо».

В ту ночь Родди спал в комнате Джема, а наевшийся сверх меры Бруно растянулся на полу между ними. Но прежде чем лечь в постель, Родди опустился на колени, чтобы произнести молитву, и Бруно сел рядом с ним, положив передние лапки на край кровати. Если когда-либо собака молилась, это происходило в ту минуту с Бруно — его молитва была молитвой благодарности и обновленной радости жизни.

Когда утром Родди принес ему еду, Бруно жадно набросился на нее, но все время, пока ел, не спускал глаз с Родди. Он весело запрыгал следом за Джемом и Родди, когда они пошли прогуляться в Глен.

— Такого задорного песика еще не видывали, — заявила Сюзан.

Но на следующий вечер, после того как Родди и Бруно уехали, Джем долго сидел в сумерках на боковом крыльце. Он отказался идти искать пиратские клады в Долине Радуг с Уолтером. Джем больше не ощущал в себе великолепной дерзости и пиратских страстей. Он даже не захотел взглянуть на Заморыша, который выгнул спину в зарослях мяты, размахивая хвостом, словно свирепый горный лев, припавший к земле перед прыжком. Какое право имеют кошки быть счастливыми в Инглсайде, когда у собак здесь разбиваются сердца! Он даже немного рассердился на Риллу, когда та принесла ему своего голубого плюшевого слона. Плюшевый слон, когда Бруно уехал! Такая же короткая расправа ожидала и Нэн, когда та пришла и предложила, чтобы они шепотом сказали друг другу, что думают о Боге.

— Неужели ты думаешь, что я виню в этом Бога? — сказал Джем сурово. — У тебя, Нэн, нет никакого чувства пропорции.

Нэн ушла совершенно подавленная, хотя не имела ни малейшего представления о том, что имел в виду Джем, а Джем сердито смотрел на красные угольки тлеющего заката. Собаки лаяли по всему Глену. Дженкинсы вышли на дорогу звать своих собак — все, даже эта шайка Дженкинсов, могли иметь собак, все, кроме него. Жизнь тянулась перед ним как пустыня, в которой для него нет и никогда не будет никаких собак.

Пришла Аня и села на нижней ступеньке, стараясь не смотреть на него. Джем чувствовал, что она понимает его.

— Мам, — сказал он сдавленным голосом, — почему Бруно не захотел полюбить меня, когда я так любил его? Я… ты думаешь, я не такой мальчик, какие нравятся собакам?

— Нет, дорогой. Вспомни, как любил тебя Джип. Просто Бруно уже отдал всю свою любовь без остатка, и у него больше не осталось любви для других людей. Есть такие собаки — собаки одного хозяина.

— Во всяком случае, Бруно и Родди теперь счастливы, — сказал Джем с мрачным удовлетворением, склоняясь и целуя маму в макушку, в гладкие волнистые волосы. — Но у меня никогда больше не будет своей собаки.

Аня думала, что это пройдет, он чувствовал то же самое, когда умер Джип. Но душевная травма, нанесенная Джему, была слишком тяжелой. Собакам предстояло появляться в Инглсайде и исчезать — собакам, которые просто принадлежали семье и были хорошими собаками. Джем ласкал их и играл с ними, как другие дети. Так было до тех пор, пока некий Песик Понедельник не завладел его сердцем и сам не полюбил его любовью даже более самозабвенной, чем любовь Бруно, — любовью, рассказам о которой предстояло остаться в истории Глена. Но до этого было еще далеко, а в тот вечер в постель лег очень-очень одинокий мальчик, сердито подумавший: «Жаль, что я не девчонка. Будь я девчонкой, я мог бы сейчас плакать и плакать!»

Нэн и Ди пошли в школу. Учебный год начался в последних числах августа.

— Мама, к вечеру мы будем знать все? — очень серьезно спросила Ди в первое же утро.

Теперь, в начале сентября, Аня и Сюзан уже привыкли отправлять их на занятия и с большим удовольствием смотрели, как две их крошки легко и быстро шагают к воротам, такие беззаботные, опрятные, считающие поход в школу настоящим приключением. Они всегда клали в свою корзинку с завтраком третье яблоко — для учительницы — и носили сборчатые платьица из розового и голубого полотна. Так как девочки совсем не походили друг на друга, их никогда не одевали одинаково. Рыжеволосая Диана не могла носить розовое, но этот цвет очень шел гораздо более красивой Нэн. У нее были темные глаза, темные волосы и прелестный цвет лица, что она вполне осознавала даже в свои семь лет. В ее облике давно появилась определенная претензия на величественность. Она гордо держала головку, так что ее маленький дерзкий подбородок всегда был чуточку слишком заметен, и потому уже считалась довольно заносчивой.

— Она будет копировать манеры и позы своей мамаши, — говорила миссис Дэвис. — У нее уже сейчас те же замашки и ужимки, если хотите знать мое мнение.

Близнецы отличались не только цветом волос и чертами лица. Ди, несмотря на внешнее сходство с матерью, была скорее папиной дочкой в том, что касалось характера и наклонностей. Она обладала зачатками его практичности, простого здравого смысла и озорного чувства юмора. Нэн же в полной мере унаследовала богатое воображение матери и уже пыталась с его помощью сделать собственную жизнь более интересной. Так, например, в это лето ей доставляло огромное удовольствие заключать соглашения с Богом — смысл их сводился к следующему: «Если Ты сделаешь то-то и то-то, я сделаю то-то и то-то».

Всех инглсайдских детей сначала учили знаменитому «Когда сладкий сон ко мне слетит», затем переводили на «Отче наш» и наконец начинали поощрять составление ими собственных маленьких прошений в тех выражениях, какие они сочтут подходящими. Трудно сказать, почему у Нэн возникло представление, что обещаниями хорошего поведения или демонстрацией стойкости можно склонить Бога к тому, чтобы он удовлетворил ее просьбы.

Возможно, отчасти виновата в этом была очаровательная молоденькая учительница воскресной школы, часто предупреждавшая своих маленьких учениц, что, если они не будут хорошими девочками, Бог не сделает для них того-то или того-то. Было нетрудно вывернуть эту идею наизнанку и прийти к выводу, что если вы будете хорошими, то имеете право ожидать, что Бог сделает для вас то, о чем вы его просили. Первое соглашение Нэн с Богом привело к таким результатам, что некоторые последующие неудачи не обескуражили ее и она продолжала заниматься этим все лето. Нэн с восторгом предавалась своей тайной страсти и прибегала к молитве в разное время и в разных местах, вместо того чтобы делать это только перед сном. Ди открыто выражала свое неодобрение.

— Не впутывай Бога во все подряд, — говорила она Нэн просто и строго. — Ты делаешь Его слишком обыкновенным.

Аня, услышав это, поспешила отчитать Ди и сказала:

— Бог присутствует во всем, дорогая. Он — друг, который всегда рядом и всегда готов дать нам силу и смелость. Нэн совершенно права, что молится Ему везде где хочет.

Однако, если бы Аня знала правду о религиозном рвении своей маленькой дочери, она, несомненно, была бы в немалой степени шокирована.

В один из майских вечеров Нэн сказала:

«Если Ты, дорогой Бог, сделаешь так, чтобы мой зуб вырос к вечеринке, которую Эми Тейлор устраивает на следующей неделе, я всегда буду послушно принимать касторку, которую дает мне Сюзан».

На следующий же день зуб, отсутствие которого так долго делало щербатым и некрасивым хорошенький ротик Нэн, появился из десны, а ко дню вечеринки окончательно вырос. Можно ли было желать более верного знака того, что Бог слышал и ответил? Нэн, в свою очередь, строго выполняла взятое на себя обязательство, и Сюзан теперь испытывала изумление и восхищение всякий раз, когда ей случалось прибегнуть к касторке, Нэн глотала ее, не морщась и не споря, хотя иногда жалела, что не установила предельный срок — скажем, три месяца.