— Я привыкла верить людям, — сказала Нэн, поднимаясь со стула с некоторой величественностью в манерах, но слишком безумно счастливая, чтобы желать осадить миссис Шестипалую особенно резко.

— Ну, это привычка, от которой тебе лучше отучиться в этом мире, — цинично заметила миссис Томас. — И не водись с детьми, что любят дурачить людей. Садись, садись, детка. Ты не сможешь пойти домой, пока этот ливень не кончится. Льет как из ведра, и темно как в могиле. Ох, да она убежала… убежала!

Нэн уже скрылась за пеленой ливня. Ничто, кроме безумного восторга, порожденного заверениями миссис Томас, не могло бы дать ей силы для того, чтобы добежать до дома в такую бурю. Ветер хлестал ее, дождь лил на нее потоками; раскаты грома были ужасны — ей казалось, мир раскалывается на части. Только холодный голубоватый блеск вспыхивающих одна за другой молний освещал ей дорогу. Снова и снова она скользила и падала. Но наконец она, промокшая насквозь, шатаясь, вошла в переднюю Инглсайда.

Мама подбежала и схватила ее в объятия.

— Дорогая, как ты нас напугала! Где ты была?

— Надеюсь только, что Джем и Уолтер не простудятся насмерть под этим дождем, разыскивая тебя. — Голос Сюзан звучал резко после пережитого волнения.

Нэн была почти без сил и не могла отдышаться. Она сумела лишь с трудом выговорить, чувствуя, как мамины руки обнимают ее:

— Ox, мама, я — это я… вправду я. Я не Касси Томас… и никогда больше не буду никем, кроме меня самой.

— Бедная лапочка бредит! — воскликнула Сюзан. — Она, должно быть, съела что-нибудь, что плохо на нее подействовало.

Аня вымыла Нэн и уложила в постель, прежде чем позволила ей говорить. Затем она выслушала всю историю.

— Мама, я вправду твоя дочка?

— Конечно, дорогая. Как ты могла думать иначе?

— Мне никогда и в голову не приходило, что Дови может меня обмануть. Кто угодно, только не Дови! Мама, да можно ли хоть кому-то верить? Дженни Пенни тоже рассказывала Ди всякие небылицы.

— Это всего лишь две девочки из всех маленьких девочек, каких ты знаешь. До сих пор ни одна из твоих подружек никогда не говорила тебе неправду. Хотя есть люди на свете, которые лгут — не только дети, но и взрослые. Когда ты немного подрастешь, тебе будет легче отличить золото от мишуры.

— Мама, я думаю, что Уолтеру, Джему и Ди не обязательно знать, какой глупой я оказалась,

— Не обязательно. Ди уехала в Лоубридж с папой, а мальчикам мы скажем только, что ты ушла слишком далеко по прибрежной дороге и попала под дождь. Ты была глупа, что поверила Дови, но было очень благородно и мужественно с твоей стороны пойти и предложить бедной Касси Томас то, что ты считала ее законным местом. Я горжусь тобой.

Буря улеглась. Луна смотрела вниз на прохладный, счастливый мир.

"Ах, как я рада, что я это я!" — было последнее, что подумала Нэн, засыпая.

Поздно вечером Гилберт и Аня зашли в спальню, чтобы взглянуть на лица спящих девочек. Диана спала, втянув уголки своего плотно сжатого маленького ротика, но Нэн уснула, улыбаясь. Гилберт уже выслушал всю историю и был так сердит, что Дови Джонсон не поздоровилось бы, не будь она за добрых тридцать миль от него. Но Аня испытывала угрызения совести.

— Мне следовало выяснить, что тревожит ее. Но я была слишком занята другими делами на этой неделе — делами, которые в действительности были ничто в сравнении с муками ребенка. Подумай, сколько выстрадала бедняжка!

Она склонилась над ними — с раскаянием, с любовью, с восхищением. Они все еще были ее — целиком ее, чтобы ласкать их, любить, защищать. Они все еще спешили к ней с радостью и горем их маленьких сердец. Еще несколько лет будет так. А потом? Аня содрогнулась. Материнство — это так сладко, но и очень страшно.

— Хотела бы я знать, что готовит им жизнь, — прошептала она.

— Будем, во всяком случае, надеяться и верить, что каждая из них получит такого же хорошего мужа, какого получила их мать, — поддразнил ее Гилберт.

— Так, значит, дамское благотворительное общество на этот раз собирается шить свои стеганые одеяла в Инглсайде, — сказал доктор. — Выставляйте на стол все ваши великолепные блюда, Сюзан, и приготовьте несколько веников, чтобы выметать обломки репутаций после окончания этого собрания.

Сюзан слабо улыбнулась, как женщина, терпимо относящаяся к полному отсутствию у мужчин всякого понимания того, что так важно и существенно, но ей было не до улыбок, по меньшей мере до тех пор, пока все необходимые приготовления к ужину благотворительного общества не были завершены.

— Вареная курица, — бормотала она на ходу, — картофельное пюре и пюре из горошка — это будет основное блюдо. И представляется такая удобная возможность воспользоваться вашей новой кружевной скатертью, миссис докторша, дорогая. Такой еще не видали в Глене, и я уверена, она произведет сенсацию. Я с удовольствием посмотрю, какое лицо будет у Аннабелы Клоу, когда она увидит эту скатерть. А для цветов вы возьмете вашу синюю с серебром корзинку?

— Да, и заполню ее анютиными глазками и желто-зелеными папоротничками из кленовой рощи. И я хочу, чтобы вы поставили где-нибудь поблизости те ваши три великолепные герани — в гостиной, если мы сядем шить там, или на перилах крыльца, если будет достаточно тепло, чтобы работать на воздухе. Я рада, что у нас осталось так много цветов. Сад никогда еще не был так красив, как в это лето. Но я говорю это каждую осень, не правда ли, Сюзан?

А сколько всего надо было обдумать! Кого посадить рядом с кем… к примеру, никак нельзя было предложить миссис Миллисон место рядом с миссис Мак-Крири, поскольку они никогда не разговаривали друг с другом — причины вражды были неизвестны, но, как кажется, она возникла еще в школьные годы. Затем встал вопрос, кого пригласить, ибо хозяйка пользовалась привилегией приглашать, наряду с членами благотворительного общества, двух-трех гостей.

— Я собираюсь пригласить миссис Бест и миссис Кембл, — сказала Аня.

Сюзан выразила взглядом некоторое сомнение в правильности такого выбора.

— Они новые люди здесь, миссис докторша, дорогая. — Таким тоном она могла бы сказать: «Они крокодилы».

— Доктор и я тоже когда-то были здесь новыми людьми, Сюзан.

— Но ведь дядя доктора жил здесь до вас много лет. А об этих Бестах и Кемблах никому ничего не известно. Но это ваш дом, миссис докторша, дорогая, и кто я такая, чтобы возражать против приглашения тех, кого вы хотите пригласить? Я помню, как однажды мы шили одеяла у миссис Флэгг много лет назад и она тогда пригласила чужую женщину. Та пришла во фланелевом платье, миссис докторша, дорогая! Сказала, будто не предполагала, что на собрание благотворительного общества надо идти нарядившись! Но такого явно можно не опасаться со стороны миссис Кембл. Она очень любит красиво одеваться, хотя я никогда не смогла бы представить себя в платье цвета морской волны в церкви.

Аня тоже не смогла, но не посмела улыбнуться.

— Мне показалось, что с серебряными волосами миссис Кембл то платье выглядело прелестно, Сюзан. И кстати, она просила ваш рецепт маринованного крыжовника. Она сказала, что пробовала его на празднике урожая и пришла в восторг.

— Конечно, миссис докторша, дорогая, не каждый умеет мариновать крыжовник. — И платье цвета морской волны больше не вызывало никакого неодобрения. Отныне миссис Кембл могла явиться куда угодно в костюме жительницы острова Фиджи, и Сюзан нашла бы оправдание для нее.

Осень все еще напоминала лето, и день, выбранный для шитья одеял, скорее походил на июньский, чем на октябрьский. Каждая из дам-благотворительниц, какая только могла прийти, пришла, предвкушая приятную болтовню и инглсайдский ужин наряду с возможностью увидеть кое-что из самых модных вещиц, так как жена доктора недавно ездила в город.

Сюзан, которую не устрашали и не тяготили даже кулинарные заботы этого дня, величественно шествовала по дому, проводя дам в комнату для гостей, безмятежная в сознании того, что ни у одной из них нет передника, украшенного вязаным кружевом в пять дюймов шириной из нитки номер сто[15]. На прошлой неделе Сюзан получила первый приз за это кружево на сельскохозяйственной выставке в Шарлоттауне, где она и Ребекка Дью назначили встречу, и вернулась домой самой гордой женщиной на острове Принца Эдуарда.