Трогательных фактов о помпейцах, навсегда застывших в 79 году, можно рассказать немало. Кое-какие из тел выставлены на обозрение туристам в помпейском «Саду беглецов», но большинство хранится в запасниках тамошнего музея.

Традиционно считалось, что смерть всех жителей Помпеев была долгой и мучительной: они вдыхали пепел, который превращался в их легких в своеобразный цемент, блокировавший дыхание. Однако недавно группа неапольских вулканологов во главе с Джузеппе Мастролоренцо поставила эту теорию под сомнение. Они пришли к выводу, что жертвы не метались, не агонизировали в удушье и не ловили воздух ртом — их моментально убил пирокластический поток[72].

По расчету вулканологов, Везувий выбросил один за другим шесть таких потоков. Три первых остановились, чуть-чуть не дойдя до города, расположенного в 4,5 км от подошвы вулкана. Именно они уничтожили все живое в соседних Геркулануме, Стабиях и приморском местечке Оплонтис, которые имели несчастье располагаться немного ближе к вулкану (и о которых, увы, редко вспоминают как о жертвах той катастрофы). А вот гибель Помпеев наступила от четвертой волны высотой 18 м, которая промчалась со скоростью современного автомобиля (приблизительно 104 км/ч) и накрыла город раскаленным газом. Все длилось не больше минуты, может, даже меньше. Но этого было достаточно, чтобы сотни людей погибли мгновенно.

Вулканологи исследовали останки 650 помпейцев и сравнили их с 37 скелетами, найденными в Оплонтисе, и 78 из Геркуланума. По цвету и структуре костей они вычислили, что жители Геркуланума и Оплонтиса погибли от пирокластического потока температурой 500–600 °C, а помпейцы — от потока, который был холоднее: 250–300 °C. В первом случае люди моментально сгорели до костей, а во втором — нет. Потому-то в Геркулануме и не осталось целой человеческой плоти, которая, будучи покрыта пеплом, потом создала бы полость, как это произошло в Помпеях.

Но чем же тогда объяснить, что у большинства помпейцев, как показывают их гипсовые слепки, широко разинуты рты? Ведь именно это в первую очередь позволило приписать их смерть удушью. Вулканологи дают свой ответ — каталептическое окоченение. Несчастные застыли в тех позах, в которых их внезапно настигла волна раскаленного газа. И действительно, очень многих из них резкий мышечный спазм остановил в движении, например в бегущей позе, а ведь человек, которому не хватает дыхания, бежать не может. По мнению Мастролоренцо, открытый рот жертвы — это последний вопль боли, а не желание вдохнуть; руки, поднесенные к лицу, — результат судорожного спазма, а не защита от пепла.

Почему же все всегда объясняли позы жертв именно удушьем? Исключительно благодаря убедительности рассказа римского историка Плиния Младшего, поведавшего в письмах Тациту о смерти его дяди, Плиния Старшего, во время извержения. В момент извержения он с семьей находился в порту Неаполитанского залива недалеко от Помпеев. Плиний Старший, адмирал римского флота, во главе эскадры отправился к гибнущим городам. Вскоре он достиг ближайшего — Стабий. Но как только адмирал с командой сошел на берег, ядовитое серное облако окутало побережье. Плиний Младший пишет: «Дядя встал, опираясь на двух рабов, и тут же упал… думаю, потому, что от густых испарений ему перехватило дыхание. Когда вернулся дневной свет, тело его нашли в полной сохранности, одетым как он был; походил он скорее на спящего, чем на умершего». Спасатели умерли от удушья, а вместе с ними погибли 2000 беженцев. Но дело в том, что в Помпеях в позе Плиния археологи находят тела редко, большинство же из оставшихся в городе были чем-то активно заняты в момент смерти.

Примечательно, что в Помпеях за месяц до катастрофы, уничтожившей город, проходили выборы местных магистратов, и на стенах домов сохранились самые разнообразные избирательные призывы. Среди них немногие выражают пожелание отдельных лиц, подавляющее же большинство выглядит так: «Гая Куспия Пансу предлагают в эдилы[73] все мастера-ювелиры», «Прошу вас, сделайте эдилом Требия, его выдвигают кондитеры», «Марка Голкония Приска и Гая Гавия Руфа предлагают в дуумвиры[74] Феб со своими постоянными покупателями». Признак, объединяющий авторов надписи, мог быть самым странным: «Ватию предлагают в эдилы, объединившись, все любители поспать» или: «Гая Юлия Полибия — в дуумвиры. Любитель ученых занятий, а вместе с ним булочник».

Эти избирательные союзы — лишь одно из частных проявлений характерного для того времени более общего процесса: идущей снизу, из гущи жизни, тенденции к сплочению людей в своеобразные микроколлективы. Главное в самосознании таких групп — ощущение своей противоположности мертвеющим традиционным добродетелям, ритуалам, словам. «Битвы и мужа пою…» — сказано в первой строке «Энеиды». «Валяльщиков шерсти пою и зову, а не битвы и мужа», — написал местный остроумец на стене в Помпеях.

Единой производственной основы у таких групп не было. Во всяком случае, не совместный общественный труд был главной силой, которая сводила в них людей. Скорее наоборот, здесь искали отдыха от трудных и жестоких условий жизни и объединяли силы, чтобы как-то с ними справиться. Но чаще, чтобы от них уйти, искали простоту и человечность отношений.

Эта черта настолько сильно проявляется в быте древнего города, что директор французского исследовательского центра Алекс Барбе считает: изображения, создающие иллюзии реальности, — портрет, пейзаж, натюрморт — изобрели именно помпейцы. Даже стены в своих домах они разрисовывали из практических соображений. Их дома строились из песчаника — довольно хрупкого материала. Поэтому строители стены штукатурили, чтобы они противостояли непогоде. Для придания своему жилищу эстетичного вида помпейцы расписывали стены и изнутри, делая своеобразные обои! При этом можно было довольствоваться на таких «обоях» абстрактными рисунками, однако местные жители старались подчеркивать росписями на стенах предназначение комнат, одновременно раскрывая свое мировоззрение и культурный уровень. В спальнях на фресках изображались любовные игры; в гостиной могли быть изображены люди с фруктами, что свидетельствовало о расположенности хозяев дома к одариванию гостей.

Художниками были ремесленники, которые, что любопытно, работали «бригадным методом»: одни делали раствор и краски, другие создавали основу под фреску, а третьи ее расписывали. Специалистам сегодня стало известно, что помпейцы смешивали краски с водой для придания различных оттенков еще на сырой от свежей штукатурки стене. После этого картина полировалась каменными валиками. Благодаря тому что фрески сохранились до наших дней, ученые пришли к выводу, что помпейцы в своем арсенале имели четыре разных стиля росписи стен.

В III веке до н. э. они на песчаник наносили штукатурку, которую затем красили для создания цветного фона стены, и только после этого наносили рисунок. Если в 85–80 годах до н. э. изображали реальных людей, то в 30-е годы на стенах уже появились изображения литературных героев. Чуть позже перешли к декору, напоминающему картины импрессионистов. Что любопытно: после извержения Везувия подобные фрески больше нигде не повторялись.

Особенно восхищает мозаика помпейцев. Она делалась из стекла или керамики. При этом мозаика играла не только эстетическую, но и функциональную роль в жилищах. К примеру, на мозаичных полах выкладывали «послания». Если у входа была выложена фигура собаки, это свидетельствовало о богатстве хозяина дома, «собака» же была призвана это богатство стеречь.

Мозаики в домах и банях помпейцев было очень много. В 1831 году археологи обнаружили мозаичное панно, сделанное из полутора миллионов кубиков! Речь идет о мозаике, на которой изображен Александр Македонский, ведущий поединок с персидским царем Дарием. Алекс Барбе считает, что это панно находилось на вилле очень богатого жителя Помпеев, так как рядом была и его баня, также полностью отделанная мозаикой. Так же украшались и фонтаны — как в городе, так и в садах богачей.