— Ты можешь воспользоваться моим телефоном. Он лежит где-то здесь на спальном мешке.

Калеб делает два шага туда, куда я ему указала и опускается на корточки.

— Могу поклясться, что мой телефон был в машине...

— Может ты выронил его в «Super Wal-Mart», — предполагаю я через плечо.

— Возможно...

Я задерживаю дыхание, пока Калеб набирает номер, и молюсь, чтобы он не звонил Лии.

— Мам, — говорит он, и я падаю в облегчении рядом с Пиклз.

— Нет, нет, я в порядке. Я просто решил отправиться в небольшую поездку... Она звонила? Что она хотела?

Я и не подумала о том, что Лия может позвонить в дом его родителей.

— ...О, она не сказала тебе, зачем? ... Ну, я вернусь через несколько дней, потом и поговорю с ней... Да, я уверен, мам. Я тоже тебя люблю. — Я осторожно наблюдаю за его лицом. Он выглядит обеспокоенным.

— Эй, — сказала я, забирая свой телефон из его рук и закидывая его в свою сумочку.

— Пофлиртуй со мной, пока я разогреваю эти бобы.

Я хватаю его за руку и тащу ближе к обогревателю.

В течение следующих четырех дней мы не покидаем нашу палатку, потому что температура падает до сорока градусов

[34]

. Мы едим заварную лапшу и сражаемся за то, кто же будет следующим спать рядом с портативным обогревателем. Когда снаружи становится совсем темно, мы ставим наши шезлонги рядом друг с другом и закутываемся в одеяла, чтобы наблюдать за огнем. Калеб продолжает поднимать вопрос о моем отказе заполнить анкету для  юридической школы, и я отвечаю тем, что напоминаю ему о его неспособности сделать предложение Лии. К тому моменту, когда мы глубокой ночью заползаем в свои раздельные спальные мешки, на наших лицах уже вовсю сияют глупые, приклеенные улыбки. Каждую ночь Калеб начинает диалог, который заставляет мои пальцы покалывать, даже не смотря на то, что на мне четыре пары носков.

— Оливия?

— Да, Калеб?

— Ты будешь мечтать обо мне этой ночью?

— Заткнись.

И затем он смеется этим красивым, сексуальным смехом.

ГЛАВА 11 

— Ты любишь меня?

— Прости, что?

— Ты любишь меня? Это довольно простой вопрос. Или ты бы предпочла, чтобы я спросил на другом языке? — Он перекатился со спины на живот, приподнимаясь надо мной. — M'aimez-vous? Voce ama-me tanto como o amo? — Калеб, который свободно говорит на французском и итальянском, решает похвастаться своими навыками. У меня из-за травы начала чесаться задница, словно от его вопроса.

Мы встречались уже год, и я всячески увиливала от ответа на этот вопрос. И это было довольно сложно, особенно когда Калеб Дрэйк был всего в дюйме от твоего лица, и смотрел на тебя глазами полными страсти. Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоить себя, и вспомнила о миллионах голодающих детей, живущих в Африке. Мы же с ним были сейчас в Джорджии, и отдыхали, к моему великому огорчению, в некоем подобии палатки. Я была уставшая, потная, и на мне была та самая пара брюк, что я носила днем ранее. Мы были здесь уже на протяжении двадцати четырех часов, и все, что я получила помимо этого глупого вопроса - укусы комаров и ноющие мышцы.

— Когда я вернусь домой, то обязательно перечислю денежные средства какому-нибудь ребенку из Кении, — сказала я, почесывая коленку. — Ну, помнишь, ту рекламу детского фонда?

Калеб посмотрел на меня.

— Я...я...люблю...мороженое.... — сказала я, увиливая от его взгляда, — ... а еще я люблю горячий душ и чистую одежду.

— Оливия? — произнес он предупреждающим голосом.

— Калеб, — подражала я ему. Он взглянул на меня, нахмурившись, и отвернулся. Да, я не святая. Но и он сам не говорил мне, что любит меня, хотя постоянно задавал мне этот вопрос.

— Почему ты всегда спрашиваешь меня об этом? — вздыхаю я, вырывая травинку из земли. Я начала разрывать ее на мелкие части и разбрасывать на ветру.

— Почему ты никогда не отвечаешь?

— Потому что это сложный вопрос.

— На самом деле, ответ прост. Пятьдесят на пятьдесят. Либо «Да», либо «Нет».

Если бы все было так просто. Разве я люблю его в данный момент? Я люблю его с самой первой встречи....с того момента, когда две наши жизни впервые пересеклись. Мне не хотелось говорить ему, что каждый раз, когда я хотела признаться ему в любви, слова просто застревали поперек горла.

— Ты давишь на меня. — Я оттолкнула его и села, очищая руки от травы.

Калеб вскочил на ноги, прошелся, а затем повернулся лицом ко мне. Он просто кипел от злости.

— Я никогда ни в чем на тебя не давил.

Я почувствовала, как бледнеет мое лицо. Он был прав. Это была самая ужасная вещь, которую можно было сказать двадцатитрехлетнему парню, который никогда не жаловался на то, что его подружка вечно останавливается на второй базе.

— Ты пытаешься заставить меня сказать то, что я еще не готова сказать, — я поперхнулась и отвела взгляд.

— Я пытаюсь узнать, в каком направлении мы с тобой движемся, Оливия. Я уже знаю, что ты любишь меня.

Шокированная, я уставилась на него, а он просто пожал плечами.

— Твоя неспособность сказать мне это – серьезная проблема. Я люблю тебя.

Мои губы дрожали. Пафосно, но это случилось. Я почувствовала, как моя грудь вздымается в попытке вздохнуть. Он любит меня.

— Ты не можешь сказать мне это, потому что ты не доверяешь мне. А если ты мне не доверяешь, то я не могу быть с тобой.

Я почувствовала, как паника сдавила мою грудь. Он угрожает мне?

Он по-прежнему возвышался надо мною, поэтому я решительно встала. Но это не сильно изменило положение вещей, потому что он все равно был на фут выше меня.

— Ненавижу тебя, — сказала я, и он начал смеяться.

— Ты сражаешься как ребенок. Я не хочу связываться с тобой. — И он ушел, оставив меня совершенно растерянную, но в тоже время взволнованную новой информацией. Он любит меня. Я рухнула в траву и улыбнулась небу.

Позднее, когда я устала обижаться, сидя на берегу озера, я вернулась назад в нашу палатку. Калеб еще не вернулся назад после своего красочного ухода, а я уже проголодалась. Я копалась в сумке с продуктами, когда он зашел через откидную створку нашей необычной палатки. Наши глаза встретились, и я выронила пакет с крендельками, который держала. Что-то было не так. На его лице читалась некая взволнованность. Неужели он хотел порвать со мной прямо сейчас? Я подготовилась к этому и начала придумывать различные неприятные слова, которые скажу ему...

— Ты избалована.

— Я сирота, — напоминаю я. — Кто может избаловать меня?

— Я избаловал тебя. Я позволяю тебе слишком многое. Я даю тебе полную свободу, и ты этим пользуешься.

— Ты не владеешь мною, чтобы давать мне свободу, — говорю я, сузив на него глаза. — Каким дураком надо быть, чтобы сказать подобное. — Я отвернулась, но он схватил меня за запястье и потянул назад.

— Я владею тобой, — сказал он, прижав меня к своей груди и крепко удерживая. Я уставилась на него с открытым ртом.

— Нет, — покачала я головой, но теперь я уже не была уверена насчет того, о чем мы говорим.

Мои крошечные запястья так крепко были зажаты в его больших руках, что я даже не пыталась вырваться.

— Отпусти меня.

Он еще крепче прижал меня к себе. Мы были так близко друг к другу, что я могла почувствовать его дыхание на своем лице.

— Кто же тогда владеет тобой? — с вызовом спросил он.

— Я. Ни ты, ни кто бы то ни был другой... никогда. — Я почувствовала себя ужасно глупо, но подняла выше нос и посмотрела на него. Глаза Калеба были холодными и суровыми. Он смеялся надо мной, таким глубоким, хриплым смехом. Потом он посмотрел вниз, мне прямо в глаза, и сказал:

— Ты хозяйка своего собственного тела, да?

— Да, — выплюнула я. Гнев, подобный лаве, бушевал внутри меня. Я уже была готова закипеть.

— Тогда у тебя будут проблемы с управлением им, — подытожил он, и я в замешательстве посмотрела на него сердитыми глазами.