Когда она спускается с помоста, чтобы занять свое место, наши глаза встречаются со всезнанием, которое происходит в нормальных отношениях между адвокатом/клиентом. — «Хорошо ли я лгу?» —Спрашивают меня ее ресницы. — «Была ли я достаточно мягкой, чтобы убедить присяжных?» — Ее рот надувается. — «Ты одаренная актриса», — говорю я ей движением своих глаз. — «И я ненавижу тебя».

Я поворачиваюсь на сидении, чтобы посмотреть на Калеба. Он смотрит на меня, а не на свою жену. Он признает успех кивком головы с плотно сжатыми губами.

Мы снова встретимся в здании суда первого сентября. Утром будет зачитан приговор Лии. Я в замешательстве околачиваюсь в своей квартире. Снаружи темно, и я вижу лишь несколько мерцающих огней лодок, которые ползут по поверхности океана. Я со вчерашнего дня не мыла голову. На мне надета пропитанная потом старая футболка, когда раздается дверной звонок. Забавно. Обычно, если у меня намечаются гости, мне звонят с регистратуры еще до того, как откроется лифт. Я тащусь в носках к двери и открываю ее, не смотря в глазок.  Поверьте, это очень плохая привычка. Калеб стоит в моем дверном проеме в помятом костюме, держа в одной руке бутылку вина, а в другой - жирный пакет еды на вынос. Я без слов впускаю его. Я не удивлена, не огорчена. Я - Оливия, а он - Калеб. Он следует за мной на кухню и громко свистит, когда видит мою квартиру. Я ухмыляюсь и протягиваю ему штопор для вина. Он вытаскивает пробку, пока я иду к шкафу за двумя бокалами. Я начинаю нести все на стол, но он указывает на мой балкон, выходящий к океану. Единственный способ туда добраться - пройти через мою спальню. Мы несем все наружу и садимся за кованный железный столик, который никогда не используется. Он принес суши. Мы вытягиваем ноги и едим в тишине, наблюдая, как волны облизывают песок. Между нами присутствует некая тяжесть, но разве так происходило не всегда? После завтрашнего дня у нас не будет больше оправданий, чтобы видеть друг друга, и хотя мы почти не обсуждали ничего личного, был обмен взглядами, маленькие слова…

Я так устала от этого круговорота, от этой постоянной борьбы за то, чтобы дышать с ним одним воздухом. Я подняла взгляд и увидела, что он наблюдает за мной.

— Что?

— Не выходи замуж за Тернера.

— Пфффф…, — произнесла я. — Почему ты так сильно его ненавидишь?

Калеб пожимает плечами. — Он не твой тип.

— Правда, — дразню я. — В любом случае, что ты вообще знаешь об этом? У тебя самого просто ужасный вкус.

Еще несколько минут мы сидим в тишине, и затем он произносит:

 — Если ты никогда мне ни в чем не верила, то поверь хотя бы в этом.

Я вздыхаю, и меняю тему.

— Помнишь наше дерево?

— Да, помню, — отвечает он мягко.

— Они срубили его.

Его голова поднимается, чтобы посмотреть на меня.

— Я шучу, — хихикаю я.

Он улыбается и качает головой.

— Да какая разница, даже если они это и сделают? Наши отношения давно уже срублены, — улыбается он, но это горькая улыбка.

— Прошли через мясорубку, —  замечаю я.

— Превратились в порошок, — добавляет он.

После этого он уходит. Через несколько часов после того, как он ушел, я все еще могу ощущать его в своих комнатах. Моя квартира ощущается холодной и пустой без него. Я бы все отдала: деньги, работу мечты, квартиру… «Я могла бы жить с ним в нищете и была бы при этом очень счастлива», —думаю я. И почему я раньше это не поняла? До того, как все испортила. Я не могу уснуть, поэтому просто сижу на диване и смотрю на океан. Я все еще сижу там, когда встает солнце.

Мысленно готовясь к суду, я делаю себе кофе и иду к двери.

Сегодня последний день.

Мы выиграли дело.

Лию признали невиновной в фальсификации документов и в мошенничестве с клиническими испытаниями, однако она виновна в халатности по отношению к своим должностным обязанностям. В итоге, она заплатит штраф в размере одного миллиона долларов и проведет двести часов на общественных работах. Но я не праздную. Я могла бы засадить эту суку за решетку и украсть ее мужа. Ужин в честь победы проходит в шикарном ресторане в «South Beach». Я ограждаю себя от нескольких доброжелателей, когда замечаю, что она направляется прямиком ко мне. Я смотрю на ее сексуальное черное платье с отвращением. Она такая отполированная и причесанная, что напоминает журнальный разворот. На мне простое, кремовое платье карандаш. Сегодня она - Дьявол, а я - Ангел.

— Оливия, — мурлычет она, прогуливаясь с бокалом вина в руке, — предлагаю тост за нашу победу. Все было очень здорово сделано. — Она чокается своим бокалом с моим, и я натянуто улыбаюсь.

— Спасибо тебе.

— Не думаю, что когда-либо пойму, зачем ты это сделала, зачем ты спасла меня. Разве что потому, что он попросил тебя.

Как будто по команде, мы обе смотрим на Калеба, который смеется и разговаривает с группой друзей.

— Должно быть, тебе очень тяжело находиться рядом с ним. — Она властно наблюдает за ним. Я поражена тем, как сильно скучаю по его смеху. Но ее взгляд возвращает меня к сути, напоминает мне о том, что он принадлежит ей, а не мне.

— Он не из тех парней, которых женщины легко забывают, — продолжает она сладко, и если бы я не была из тех девушек, которые прекрасно знают, в какую игру она играет, то я бы даже подумала, что она говорит искренне.

— Да, он действительно не такой, — свободно признаю я.

— Ты все время наблюдаешь за ним. Я вижу, ты это делаешь, Оливия.

Я скучно смотрю на нее. Она играет в игры с тем, кто знает гораздо лучше неё, как в них играть.

— Смотрит ли он на тебя так, как смотрю на него я? — спросила я случайно. Ахх, вот и он. Плохо замаскированный гнев. И по выражению ее лица я понимаю, что задела ее за живое. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но я поднимаю руку.

— Лия, иди и будь со своим мужем, — говорю я, — прежде чем он поймет, что все еще любит меня.

И как будто по звонку, Калеб поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Не на свою жену, а именно на меня. Наши глаза сцепляются на долю секунды. Мои и Калеба. Янтарные и голубые. Лия замечает наш обмен взглядами, и хоть она и остается воплощением приличия и класса, я-то вижу, как белизна проступает вокруг ее губ. Ее гнев перекатывается на меня, и я чувствую, что те флюиды, которые исходят от него, отталкивают гнев. Он жаждет, как и я. Я собираю то, что осталось от моего самоконтроля и говорю себе правду: «Не мой. Никогда».

Я ставлю бокал с вином на ближайший столик и быстро ухожу из их жизней. Некоторые вещи лучше оставить в одиночестве. На следующее утро я включаю телевизор, только чтобы увидеть знакомое фото крупным планом. Я всматриваюсь в картинку и стону, когда слышу имя.

— Добсон Скотт Орчард был задержан полицией в аэропорту Майами прошлой ночью, когда пытался сесть на самолет до Торонто. Полиция задержала его по подозрению в изнасиловании. Среди его жертв в настоящий момент числится семь женщин, возраст которых колеблется от семнадцати до тридцати лет. Пять из них пришли и опознали его, как человека, который похитил их и изнасиловал. Полиция призывает других жертв объявиться и дать показания…

Затем камера перемещается на фотографию Лауры Хидлсон, называя ее первой жертвой Добсона. Я махнула на ее фотографию и выключила телевизор. Вся жизнь – выбор, и я решаю, каким он будет – хорошим, плохим или эгоистичным. Но, кажется, самый безопасный выбор, который я когда-либо делала в своей жизни - это не встала под его зонт в тот день, когда столкнулась с Калебом.

ГЛАВА 17

Тернер решил переехать во Флориду после того, как я выиграла дело. Он продал свой дом в Грэйпвайн, купил новый гардероб пастельных тонов и поменял свой «Лексус» на блестящий, желтый «Корвет». Я почувствовала вторжение, когда однажды пришла домой и обнаружила, что моя гостиная заполнена его аккуратно промаркированными коробками. «Шкаф на первом этаже», «Игровая», «Офис»… они были написаны почерком, который я знала, принадлежал его матери. Я бродила в лабиринте вещей Тернера и надеялась, что он не планирует распаковывать их здесь. У меня нет комнаты для дартса

[53]

и картинок с подписями Диего Марадоны. Мы неделю спорили об этом, и, в конечном итоге, он согласился оставить свои вещи в камере хранения. Когда коробки исчезли, я начала работать над тем, чтобы приспособиться к моей новой жизни, проходящей под лозунгом «живу с…», который патрулирует коридоры моей квартиры в белых плавках и поет песни с техасским акцентом.