– Вы пришли брать анализ? – взял инициативу на себя Назар.

– Надеюсь, ты меня не укусишь? – она старалась ответить шутливым непринужденным тоном, но так разволновалась, что это едва походило на человеческую речь.

– Все нормально, – сказал Назар, страшно сожалея, что минуту назад поблизости не оказалось старика-лифтера в качестве зрителя.

У лаборантки сильно тряслись руки, будто она действительно опасалась, что он может ее укусить. Когда мазок был наконец взят, она спешно и с заметным облегчением на лице покинула изолятор. Даже забыла запереть дверь на ключ.

Назар собрался воспользоваться ситуацией, чтобы выглянуть наружу, пока никто еще не заметил оплошности лаборантки, и направился в выходу.

Но его намерению не суждено было сбыться. Так как на пороге появился мужчина-врач с темно-рыжей окладистой бородой и стетоскопом на шее.

– Так-та-ак… – протянул он, разглядывая с суровым любопытством Назара сверху вниз.

Назар слонялся по изолятору с глуповатой улыбкой, с которой ничего не мог поделать, ожидая скорого прихода матери и замирая всякий раз, когда с лестничной площадки долетал звук шагов. Валерия немного запаздывала, но его это не тревожило. Теперь подобные мелочи значения не имели.

Все разрешилось неожиданно просто и куда как лучше, чем он надеялся. Можно сказать, утренняя выходка с термометром гладко сошла ему с рук – впрочем, Назар не очень-то переживал – белобрысая получила по заслугам и, похоже, он был не единственный, кто так считал. А вскоре после обеда, когда были готовы результаты анализа, выяснилось – у него корь. По лицу врачихи, сообщившей эту новость, Назар сразу понял, что корь это далеко не так ужасно, как дифтерия. Затем она добавила, что уже позвонила Валерии, и та скоро приедет, потому что инфекционное детское отделение сейчас переполнено.

Короче, он возвращался домой.

Пока Назару делали укол, чтобы сбить температуру, Валерия собрала его вещи в большой полиэтиленовый пакет с яркой рекламой очередного чудо-отбеливателя и вышла поговорить с врачихой из детского отделения.

– Правда, возможны осложнения. Сейчас шумы в сердце не прослушиваются, но… Вы меня понимаете? – доносился из коридора голос докторши. Валерия все время поддакивала, и Назар мог легко представить, как мать кивает с ликом исто верующей, что выслушивает наставления Христа, вдруг заговорившего с обложки религиозной брошюры.

Медсестра, делавшая ему укол, ушла. Назар подошел к окну, но не успел опереться о подоконник, как его из коридора окликнула Валерия.

– Иду, ма! – Назар последний раз скользнул взглядом по игровой веранде: ее вид на этот раз не вызвал у него абсолютно никаких эмоций – он возвращался домой. К родителям. В свою собственную комнату.

И к Тому, Кто Стучит По Трубам…

Он повернулся, чтобы выйти из изолятора, навсегда покинув это «дурное место», через которое до него прошли сотни и сотни других детей, но в проходе между «кабинками» остановился, словно наткнувшись на некую невидимую преграду.

Его внезапно потянуло еще раз увидеть шестистрочие на тумбочном ящике, которое он обнаружил прошлой ночью. Потянуло так, что он даже не взялся сопротивляться этому странному порыву.

И вообще, существовало ли оно в действительности?

Ноги Назара, будто повинуясь кому-то другому, остановились перед нужной тумбочкой. Он выдвинул ящик и, еще до того, как стал читать, понял – что-то не так. Общий рисунок стихотворения неуловимо изменился. У Назара екнуло сердце, когда стала ясна причина этой внезапной метаморфозы.

Теперь шестистрочие читалось следующим образом:

Буквы выглядели болезненно изломанными, как скрюченные артритом руки старика, плясали, мучительно укладываясь в слова и строчки. И были – сочно-малинового цвета, как тогда на стене в детской.

Нет, стихотворение не просто изменилось – оно продолжало меняться, формируясь во что-то иное прямо на глазах у Назара, во что-то отвратительное и злое, что носило имя…

– Назар, ты скоро там? – с легким удивлением позвала Валерия. – Я думала, кто-то станет волочь меня домой силой! – и громко рассмеялась, когда докторша что-то вполголоса добавила.

Назар пнул ящик ногой, задвигая на место, и побежал к выходу.

– О Боже, Назар, что ты делаешь? – Валерия застыла в дверях детской с маленьким подносом в руках, на котором пускала пар тарелка с порцией разогретой гречневой каши с тающим кусочком масла наверху и стоял стакан с теплым молоком.

Удивление на лице Валерии сменилось негодующим выражением:

– Ану, немедленно марш в постель! Я сказала, немедленно!

– Что там стряслось? – крикнул из комнаты родителей Левшиц, специально пришедший сегодня раньше с работы. Оттуда неслись звуки работающего телевизора.

– Только полюбуйся, что вытворяет этот паршивец, – ответила она, устанавливая поднос на письменный стол школьника, которому вскоре предстояло перейти в следующий класс.

В детской появился заинтересованный Михаил Левшиц.

– Я подумал… А что ты там делаешь? – удивленно спросил, увидев сына.

Назар все еще ползал по полу, вернее, выбирался из-под своей кровати. Причем с торца, где путь ему затрудняла спинка. Весь в пыли, раскрасневшийся и смущенно прячущий глаза от неловкости и досады, словно его застали за постыдным занятием. На щеках и в области висков уже обозначились первые признаки сыпи. Наконец он выбрался целиком, отряхнулся и быстро нырнул под одеяло.

Однако от взгляда Левшица не укрылось, что при этом Назар что-то постоянно сжимал в руке, а когда оказался в постели, та самая рука на миг скользнула под подушку.

– Еще один подобный номер, и я тебя накажу, – предупредил он Назара. Но сам про себя подумал, что у больного шалопая, должно быть, имелись более серьезные причины возиться под кроватью, чем обычное озорство. И все это крайне подозрительно.

– Хорошо, папа, – без возражений согласился Назар. И, как бы ставя точку на дальнейшем развитии темы, переключил все свое внимание на поднос, принесенный Валерией минуту назад.

– Вот и отлично, – фыркнул Левшиц-старший. Чересчур покладистые мальчишки могут дурачить своей покладистостью кого угодно, но не молодых отцов – по крайней мере, хорошо помнящих собственное детство. Парень определенно скрывает нечто, что его беспокоит. И явно не собирается ни с кем поделиться.

Прежде чем выйти из детской, Михаил Левшиц оглянулся. Жена помогала Назару устроить поднос на одеяле. Нет, он обязательно сегодня же заглянет под эту чертову кровать. Просто проверит. И что там пацан прячет под подушкой.

И откуда опять это странное чувство, будто бы…

Сидя уже перед телевизором, на экране которого мелькали вступительные титры какого-то сериала, он продолжал размышлять над поведением Назара. На первый взгляд, в общем-то, ничего особенного и не было. Взять, к примеру, то же ползание под кроватью. Однако все это начинало ему крепко не нравиться.

Может, из-за тех ощущений, что навевала на него детская комната? Или вспомнить хотя бы тот ночной кошмар… Ведь слишком уж многое стало вращаться вокруг некой неизвестной оси, постоянно ускользающей от внимания, но, похоже, влияющей на всю эту гравитацию в доме, не так ли?