Сейчас эти воспоминания породили в нем даже не тревогу, а какой-то до нелепости глубинный трепет. Словно… Нечто подобное ощущает человек, впервые идущий узнать свое будущее у гадалки, но не верящий во все эти штучки-дрючки. Это-то и было занятнее всего.

Но комната Назара действительно внезапно перестала ему нравиться.

Возможно, дело в радиации? А ведь – черт возьми! – в стране, где после взрыва атомной электростанции всяким предприимчивым недоумкам позволяется растаскивать во все стороны запчасти с грузовиков, совершивших односторонний рейс с командой смертников в агонизирующий Чернобыль – такое было еще как ВОЗМОЖНО!

Он отлично запомнил один телерепортаж о десятилетнем мальчишке, за два месяца попросту увядшем без видимых причин и в конце концов, находясь в тысяче километров от места катастрофы, скончавшемся… от лучевой болезни! Потому что при изготовлении бетонного блока стены, возле которой стояла его кровать – среди арматуры застряла одна из таких вот железяк…

Левшиц даже сбился с шага.

Семья того ребенка тоже едва успела переехать на новое место, и Назар так внезапно заболел… И еще в самом начале ему показалось, – нет, он был абсолютно уверен – что детская находилась в той комнате и раньше, хотя у прежних жильцов детей вроде бы не было, а они, судя по бумагам, оставались единственными хозяевами с момента постройки дома.

Спокойно! – осадил он себя тут же. – Во-первых, их нынешний дом был построен в начале семидесятых, когда в мире было гораздо больше хорошего и значительно меньше дерьма, а подобные штуки еще знали свое место. Болезнь Назара? Это куда сильнее напоминало самую обычную простуду, грипп или, как полагала Валерия, ангину – чем лучевую болезнь, отравление радионуклидами и тому подобное. А что касалось бывших хозяев квартиры, они запросто могли отправить детей к кому-нибудь из родственников на время каникул, и вообще – это не его дело.

Однако сразу возникла другая версия – повышенная токсичность. Что если при последнем ремонте в комнате использовались непригодные для жилья материалы? Например, какая-нибудь краска, содержащая вещества, способные вызывать негативные психические реакции.

Но как тогда быть с Валерией? Если бы у нее возникли проблемы подобного рода, она обязательно с ним поделилась бы, вот в чем дело. Или, может, данные токсины как-то иначе воздействуют на женский организм? – они с Назаром это чувствуют, а она нет. Вчера он попытался завести с ней разговор о комнате сына… Должно быть, выглядел последним идиотом.

Левшиц вдруг обнаружил, что стоит перед стеклянным ларьком и с интересом разглядывает выставленные на витрине ряды пачек сигарет.

Ужасно хотелось закурить.

Он бросил шесть лет тому назад по настоянию и самоотверженной поддержке Валерии, которая за всю жизнь не выкурила ни единой сигареты, но, казалось, бросала тогда вместе с ним. А теперь он стоял перед красочными рядами зелья, испытывая такую тягу, словно выбросил последнюю сигарету шесть часов назад.

Пока он заторможено колебался, стоит ли начинать все сначала, вперед протиснулся тип без возраста в затасканном до дыр спортивном костюме, от которого даже со спины убойно разило махровым перегаром, мочой и чем-то вроде тухлой рыбы. Повелитель пробок, – как называл про себя Левшиц алкоголиков, не саботирующих процесс. Тот оперся острым плечом о ларек и сунулся в окошко.

– Тебе чего? – брезгливо бросил продавец, – Здесь только штучный товар. Наливают через дорогу.

Алкаш прохрипел нечто замысловатое, недоступное пониманию простых смертных, и вопросительно замер. Его даже перестало шатать, будто он ступил с палубы неустойчивого судна на твердый берег.

Ларечник замахал руками и раздельно проскандировал:

– Моя по-чукотски не понимать! Наливать через дорога!

Дабы наконец прояснить ситуацию, алкаш полез себе за пазуху и извлек наружу завернутый в какую-то грязную тряпицу аудио-плейер.

– Хиляй отсюда, – беззлобно отмахнулся ларечник.

Тот разочарованно запихал сверток обратно, заинтересованно было глянул на Левшица, но молча отчалил через дорогу, определив наметанным глазом, что Михаил Левшиц уже утерян для паствы.

Проводив алкаша взглядом, Михаил подумал, что умник, пустивший в ход фразу, будто истина ведома лишь сумасшедшим и алкоголикам, либо ни разу в жизни не встретил настоящего повелителя пробок, либо – попросту был дураком.

– Я вас слушаю?

Левшиц повернулся к окошку.

– Две пачки «дирола».

2

После обеда Назару пришлось вызывать неотложку. Сперва температуру удалось сбить аспирином, но вскоре она подскочила до тридцати девяти.

– Они скоро приедут, – сообщил Левшиц, вернувшись в комнату.

– Надеюсь, это не дифтерия, – Валерия ни на шаг не отходила от сына, часто меняя ему смоченные в уксусном растворе марлевые примочки на лоб.

– Сомневаюсь, – попробовал успокоить ее Левшиц, – ему делали все необходимые прививки. Помнишь?

– Я слышала, некоторые дети все равно болеют, – возразила Валерия, – В относительно легкой форме, но…

– Может, стоит позвонить родителям?

– О!.. Только этого мне сейчас не хватало, – закатывая глаза, саркастически хохотнула Валерия, – Меньше всего мне нужно, чтобы кто-то начал метаться под ногами, причитая и навязывая мудрые советы.

Назар с подушки наблюдал за их разговором, будто сквозь горячее марево, обволакивающее его упругим коконом, приглушающим звуки – скорее даже, делающим те какими-то притупленно-звонкими, как в маленьком помещении с голыми стенами – но усиливающим обычный свет до рези в глазах. Прикосновение холодной марли отзывалось во всем теле приятным легким ознобом, растекающимся ото лба к ногам.

Через десять минут в дверь позвонили.

– Будет лучше, если мы его заберем, – сказал врач после осмотра.

Назару вновь измеряли температуру, сестра сделала жаропонижающий укол.

– Вы думаете, что-то серьезное? – встрепенулась Валерия, – Дифтерия или…

– Не будем бежать впереди паровоза, – ответил врач. – Но вряд ли. Скорее всего, у мальчика фолликулярная или лакунарная ангина, завтра уже выяснится точно. А это так, на всякий случай – в больнице ему сделают анализы, пару дней понаблюдают… Зачем рисковать?

Валерия, заволновавшись еще сильнее, закивала и посмотрела на мужа. Левшиц пожал плечами.

– Ну, если это действительно необходимо…

– Мама, я не хочу! – подал голос Назар. Ему еще никогда не доводилось попадать в больницу, но от этого мероприятия он заведомо ничего хорошего не ожидал. Тем более все складывалось так неожиданно – ночной визит монстра, внезапная болезнь… И теперь, когда он больше всего нуждался в присутствии самых близких людей, его собираются увезти чужие люди в накрахмаленных белых халатах, увести в какое-то незнакомое место, где он никогда не бывал и никого не знает.

– Ничего-ничего, – Валерия нагнулась к нему и успокаивающе поцеловала в горячий лоб. – Это всего на день-два. Мы с папой будем часто тебя навещать, и скоро ты опять будешь дома.

– Конечно, – поддержал ее Михаил.

– Вот видишь, – Валерия обернулась к врачу. – Ведь это так?

Врач, мужчина лет пятидесяти с густыми черными усами щеточкой, защелкнул докторский чемоданчик и согласно кивнул:

– Собирайте мальчика.

– …А завтра, когда будут готовы анализы, можно будет поставить точный диагноз, – говорила дежурный врач детского отделения, спустившаяся в приемный покой, чтобы забрать Назара и сопровождавшую его Валерию. Это была очень высокая полная женщина средних лет с внушительной бабеттой на голове из крашенных черных волос; глядя на нее, Назар ожидал, что массивная прическа вот-вот рухнет, рассыпавшись, или сползет на бок, особенно когда та колыхалась. Потом долгое время именно такой тип ассоциировался у него с детскими врачами-женщинами.

Они подымались в просторном, необычайно медленном лифте, запирающемся изнутри вручную старомодными дверцами-гармошками из металлических пластин. Можно было наблюдать, как вниз неторопливо проплывают больничные этажи; заграждения были из мелкой сетки, как и сама шахта лифта. Поэтому Назар успевал хорошо рассмотреть каждый этаж. Вниз-вверх по лестнице сновали взрослые больные и медперсонал. Иногда удавалось заглянуть внутрь отделений, где тянулись длинные коридоры с постами медсестер и рядами дверей палат по обе стороны. Поскольку сегодня было воскресение, в больнице казалось довольно малолюдно. Лифт поскрипывал, и от этого необычного скрипа – совсем не такого, как в жилых домах – он представлялся Назару еще более необычным. К тому же, этим лифтом управлял лифтер – седой старичок, который сам казался неотъемлемой частью кабины с узорчатой драпировкой на стенах, лаковыми деревянными панелями красно-коричневого оттенка и трехногим маленьким стульчиком в углу. От всего этого исходил непривычный дух старины и чего-то таинственного.