— Она была предметом обсуждения на сегодняшнем заседании в банке. Теперь мои коллеги, должно быть, считают меня помешанным на этом вопросе.

— А каково их мнение?

— Честно говоря, я раньше не обсуждал это с ними.

— Тогда с кем же?

— Ну, я не знаю. Я разговаривал с нашими работниками из отдела рекламы и информации.

— Маком Бернсом? — спросила она.

— Да, кажется. Он и мисс Клэри совершенно ничего не понимают в банковском деле. — Палмер посмотрел на ликер у себя в стакане и понял, что поздний час и, вероятно, весь алкоголь, поглощенный им за вечер, слишком развязали ему язык. Не то чтобы он не мог вести беседу, касающуюся Вирджинии, сказал он себе. Скорее, он просто был глупцом, упомянув ее имя.

— Она занимается рекламой и информацией?

«Видишь, — сказал про себя Палмер, — видишь?» И вслух:

— Она, по существу, мой посредник в отношениях с Бернсом. — Он сделал короткий сдержанный вдох и попытался провести отвлекающий маневр. — Ни один из них не понимает банковского дела. Просто удивительно, как в наши дни люди становятся экспертами. В Олбани я встретил одного так называемого специалиста по атомной энергии. Он член комитета по размещению электростанций. После пятиминутного разговора я увидел, что он знает об атомной энергии столько, сколько может знать человек, прочитавший об этом статью в приложении к воскресной газете. И он эксперт в Олбани.

— Кто же нанял мисс Клэри? — спросила Эдис, возвращаясь к прерванной мысли.

Палмер пожал плечами:

— Она уже работала, когда я пришел.

— Она привлекательна?

Палмер негромко рассмеялся. Он вспомнил правильный ответ на этот вопрос первых лет своей супружеской жизни.

— Честно говоря, я не заметил, — сказал он.

— Сколько ей лет?

— Ну, твоих лет.

— А как она выглядит?

— Брюнетка. Невысокого роста. — Он на секунду замолчал. — А что?

Эдис глотнула ликеру.

— Простое любопытство. Я встречала Мака Бернса, но никогда не встречала мисс Клэри. Мисс?

— Так ее называют. На самом деле, я думаю, она вдова.

— Правда?

Палмер кивнул, не желая углубляться в эту тему. Впрочем, его тоже удивляло, почему Вирджиния пользовалась своим девичьим именем, но он считал дурным тоном спрашивать ее.

— Звучит очень драматично, — сказала затем Эдис. — Загадочная черная вдова. Что она делает в твоей конторе?

— Составляет всякие документы и прочее.

— Речи?

— Иногда, первые наброски.

— Я потрясена, — сказала Эдис, — теперь я знаю, откуда идут все эти достойные цитирования атаки на сберегательные банки.

— Не совсем так. — Палмер встал и налил себе еще немного ликера. — Окончательный вариант я делаю сам.

Эдис мягко рассмеялась:

— Бэркхардт прав, дорогой. Ты безнадежно старомоден.

— Вовсе нет. К банкирам прислушиваются. Их слово не должно быть необдуманно и несерьезно. Если он несдержан, то, атакуя других банкиров, он уничтожает не только своего оппонента, но и бросает подозрение на себя. Я стараюсь, чтобы мои речи были умеренными.

— Очень хорошо сказано. — Эдис иронически посмотрела на него. — Я была не права, Вуди, ты тоже. В конце концов, ты сын своего отца.

Палмер встал, выиграв в физической высоте, если ни в чем другом.

— Совсем нет. Я скажу тебе кое-что о моем отце. Будь он сейчас жив, он был бы на стороне Бэркхардта. Я знаю, потому что у нас с ним были такие же споры.

— Прости.

— И я скажу тебе что-то еще, — продолжал Палмер, стараясь держать свой голос на разумно низком уровне. — Если бы я относился к банковскому делу иначе, я давно бросил бы его. Ты думаешь, что удерживало меня? Что удерживает меня сейчас?

— Ты хорошо в нем разбираешься. И, Вудс, чем бы еще ты занимался?

Палмер грустно покачал головой. Он отодвинул от себя стакан и подошел к камину. Мгновение он смотрел на огонь, потянулся к кочерге и поправил поленья. Затем повернулся к жене.

— Каждый строит свою жизнь из того, что у него под рукой, — сказал он. Его голос странным эхом отдавался в огромной комнате. — Даже сыновья хорошо обеспеченных людей. Даже, — добавил он, указывая на нее, — их дочери. У меня под рукой было банковское дело. И я занялся им. Я говорю себе: это почетная профессия. Я верю, что она осуществляет необходимые общественные функции. И когда она перестает это делать, она для меня перестает существовать. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Понимаю. Это очень грустно.

— Да, грустно, — согласился он, — потому что банковское дело освобождается от этих необходимых функций, подобно тому как змея сбрасывает тугую, сковывающую ее кожу. Банк должен придавать силу, поддерживать, защищать. Главная функция банковского дела — сберегать.

— Это было, — сказала Эдис, — функции меняются.

— Легкие дышат. Сердце гонит кровь. Некоторые функции не меняются. Если же это происходит, результат — смерть.

— Боже мой, Вудс, я и не представляла, что ты…

— Я тоже не представлял, — прервал он ее. — Я всегда знал, как отношусь к этому. Я просто не знал, что могу так сильно переживать. Но сегодняшнее заседание снова разбередило все во мне. Я мог бы, пожалуй, рассказать тебе, что происходит.

— Что же?

— «Джет-Тех интернешнл». Им нужен беспримерно огромный заем по беспримерно низкой процентной ставке. Мы отказываем им, потому что можем получить от тех же денег гораздо больше прибыли, давая маленьким должникам еще глубже залезать в долги. Если Джет-Тех не получит от нас заем, они попытаются завладеть банком.

— Ты серьезно?

— Они серьезно. Борьба со сберегательными банками? Это законная борьба. Но Джет-Тех нарочно подогревает ее до лихорадочного напряжения. Втягивая Бэркхардта, ведя его к проигрышу, они дискредитируют его в глазах акционеров. Сами же между тем спокойно скупают все акции, какие только могут найти.

— Прекрасно. Бэркхардт знает?

— Да.

Эдис помолчала.

— Акции поднимутся?

— Они уже поднимаются.

— Тебе никогда не приходило в голову, — медленно и задумчиво сказала она, — что Бэркхардт может получить хорошенькую прибыль от своих ценных бумаг?

— Да. Я думал об этом. Отбросил эту мысль. Кто-нибудь другой, только не Бэркхардт.