К часу дня косые лучи зимнего солнца дотянулись до толстого белого ковра, устилавшего пол в гостиной Бернса. И, как бы зажигая белоснежный ворс, на котором лежала Вирджиния, и отражаясь от его острой белизны, солнце теперь уже, казалось, заполняло всю комнату. Палмер встал, полуослепленный, и подошел к бару.

Обнаженное тело его ощущало солнечное тепло. Никогда раньше не отдавался он так физическому наслаждению в ярком блеске дня. Свет, казалось, проникал в каждый изгиб его тела, в каждую впадину, в каждую жилку. Физическое наслаждение приобрело такую потрясающую ясность и плотность, что стало почти совершенно новым ощущением. Он налил понемногу виски в два стакана и принес оба их к Вирджинии.

— Безо льда? — пробормотала она, подняв на него глаза.

— Обленился.

Она лежала навзничь, раскинув руки, и, с неожиданной легкостью перекатившись на бок, укусила его за ногу. Довольно сильно. Он дрогнул. Виски плеснуло ей на грудь.

— Холодно! — взвизгнула она. — Ты старый развратник, вот ты кто!

Он чуть-чуть наклонил стакан, и еще несколько капель виски вылилось ей на живот. — Негодяй, — пробормотала она. — Впустую расходовать хорошее виски.

Он опустился возле нее на колени.

— Так давай не расходовать виски впустую.

Они оба услышали звук ключа в двери.

Палмер встал. Быстро поднял ее на ноги. Она кинулась к двери в спальню. Успела схватить свою одежду, заметил Палмер. И повернулся к входной двери. Увидел, что она приоткрывается. Бросил взгляд на дверь в спальню — закрыта. Неторопливо подошел к бару и поставил стаканы. Увидел, что она оставила на софе что-то из своих вещей. Но это можно было принять за его одежду. Заметил на ковре маленькое пятно от виски. И снова оглянулся на входную дверь.

— Дорогуша, для банкира ты неплохо устраиваешься.

Тонкая нижняя губа Бернса скривилась в притворном восхищении. Он закрыл за собой дверь. Она захлопнулась с резким металлическим звуком.

Палмер увидел, что Бернс поставил свой дорожный саквояж на столик в передней. Просмотрел конверты, лежащие там. И повернулся к Палмеру, все еще улыбаясь:

— Почему бы тебе не одеться или хотя бы накинуть что-нибудь?

Палмер подошел к бару, взял из двух стаканов тот, что остался нетронутым, и неторопливо отпил из него. Поинтересовался:

— Каким образом тебе удалось вернуться в город так быстро?

— Один из этих самолетов авиалинии Могавк до Ньюарка. Вертолет до Западной Тридцатой улицы. Такси сюда. Два часа.

— В удивительном мире мы живем. — Палмер допил свой стакан. — Виски?

Оглянулся на Бернса, который медленно, изучающе обходил гостиную. Его волосы пшеничной желтизны особенно ярко сияли в лучах солнца. Он наклонился над софой, взял черный бюстгальтер, стал рассматривать фирменную марку с указанием размера.

— Тридцать шесть С, — пробормотал он. — Что называется полный. — Его подвижный рот изобразил милостивую «я в мире со всем миром» улыбку. Он взглянул на Палмера: — Теперь я начинаю понимать, как ты сохраняешь форму, Вуди, деточка. Ни одной унции жира на тебе, угу?

Палмер взял свои трусы, лежащие тут же на софе и надел их.

— Не побудете ли в кухне, чтобы она могла уйти?

— Предполагается моя неосведомленность о том, что это Джинни?

— Раунд первый. — Палмер натянул майку. — Раз так, я лучше отдам ей бюстгальтер.

— Действуй. Это называется, гм, оказать поддержку.

— Ха. — Палмер постучал в спальню. Дверь чуть-чуть приоткрылась, и он просунул бюстгальтер.

— Он знает, что это ты, — сказал он.

— Понятно. — Она захлопнула дверь.

— Похоже, что она разозлилась, — приветливо заметил Бернс. — Но на кого она злится?

Палмер сел на софу. Неторопливо надел носки, пристегнул резинки. — Если бы я был на ее месте, — сказал он, — я, пожалуй, не знал бы, с кого начинать. — Он встал, влезая в штанины, снова сел и зашнуровал ботинки. Взглянул на Бернса и добавил: — Я тоже не знаю.

— Уж на меня-то не стоит злиться. В конце концов, дорогуша, ты неплохо попользовался моей квартирой.

Дверь спальни открылась, и Вирджиния прошла между двух мужчин, мимо них, к окну. Освещенная солнцем, она открыла пудреницу, внимательно рассмотрела свое лицо и подкрасила губы.

Повернулась к мужчинам:

— Хелло, Мак!

— Очень мило. — Бернс кивнул: — Сожалею, что не рассчитал время.

Она подняла брови:

— Да? — Глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. — Ну, у меня дела в конторе. Джентльмены, до свидания.

Мак поднял руку:

— Здесь у тебя тоже есть дела, Джинни. К чему спешить?

— Какие дела?

Бернс повернулся к бару:

— Нам следует выпить. И одновременно мы должны обсудить парочку вопросов. Палмер, завязывавший галстук, почувствовал, как сжалось его сердце. Смысл слов Бернса был совершенно ясен, иное толкование исключалось. Палмер надел пиджак и смахнул с рукавов белые ворсинки ковра. — Давайте отложим это, — сказал он. — Нам предстоит долгий день и долгий вечер. Мы, так или иначе, увидимся сегодня вечером на свадебном приеме.

— Верно, — согласился Бернс. — Я совершенно забыл о свадебном приеме. Но, Вуди, там вряд ли можно будет поговорить о делах. — Он налил виски в три стакана. Добавил в каждый воды. — Выпьем! — Приказ прозвучал исключительно любезно.

Палмер и Вирджиния молча взяли стаканы. Бернс поднял свой.

— Мой любимый тост, — сказал он. — За любовь! — Он сделал глоток и увидел, что пьет лишь он один. — В чем дело? Ведь вы оба влюблены, не так ли?

Вирджиния сидела в кресле у окна. Яркое солнце тонуло в ее черных волосах, оставляя лишь легкие искорки. Ее тонкое лицо было в тени и казалось неподвижным. Она держала стакан, не глядя на него.

— Мак, интересно, почему, когда ты произносишь это слово, оно становится таким грязным?

— Ох, ради бога, ребята, — неожиданно весело воскликнул Бернс,-давайте не превращать это в поминки! Я знаю толк в таких вещах. Я был женат трижды. Я эксперт.

— Может быть, вы окажете любезность объяснить, какие именно «такие вещи» вы имеете в виду? — спросил Палмер, не потому, что он интересовался объяснением, а из естественного желания отложить другое неизбежное объяснение.