— Не сказав тебе причины?

Некоторое время она холодно смотрела на него. — Предупреждаю тебя, не начинай ничего сейчас.

Он скорчил негодующую гримасу, снял пиджак и бросил его на стул. Рывком расслабил галстук. — Ладно, — сказал он, расстегивая рубашку, — тогда у меня к тебе вопрос.

— Ну давай хоть вопрос.

— Ты можешь вспомнить какой-нибудь из моих поступков, который был полностью моим решением?

Что?

— Сдаюсь, — объявил он, снимая рубашку. — Все линии связи порваны. Между мной и тобой. Между мной и мной. Центральная не отвечает. Дежурного нет у пульта. — От облегчения его охватило какое-то легкомысленное веселье. Она не подозревала, больше того, ее даже не интересовало, как он провел вечер.

— Ты пытаешься изображать пьяного? Да?

Он начал мурлыкать мелодию какой-то старой песни, которую едва помнил. Снимая брюки, небрежно бросая их на пиджак, он наполовину пел, наполовину шептал:

Он надел пижаму, все еще тихо напевая. — Что случилось, — неожиданно спросил он, — со Скини Эннисом? Обычно я очень хорошо имитировал его.

— Не имею представления, — сказала Эдис. — Ты выключил свет наверху?

— Нет. До утра еще какая-нибудь бедная душа, может, захочет пройти по ней. Какой-нибудь пьяный взломщик.

— Пожалуйста, выключи, Вудс.

— Ты помнишь оркестр Хэл Кэмп, группу трубачей? Унисон. Очень эффектно. «У меня свидание с ангелом», — тихо пропел он.

Она отвернулась от него, уткнув голову в подушку. Он нахмурился. Спустя момент сел на край своей кровати и выключил лампу на ночном столике.

— Да. Хорошо. Спокойной ночи, — сказал он.

Он сидел в темноте, прислушиваясь к ее дыханию, пока оно не стало ровным и глубоким. Потом встал и подошел к окну. Через бетонно-ажурный фасад он видел холодно светящийся уличный фонарь; какое-то время он думал о Вирджинии, потом о Гауссе. Закурив сигарету, он сел у окна и начал думать о том, на сколько может хватить тридцати долларов женщине, ее дочери и их собаке.