Вирджиния с отвращением уставилась на кончик своей сигареты.

— Боюсь, что во всем этом есть огромный смысл. Кроме… Почему Мак предает нас?

— Вы знаете мою теорию. Он планировал это с самого начала.

— Да, я знаю вашу теорию. — Она изучающе посмотрела ему в глаза. — Я знаю все ваши теории. Я вас увижу сегодня вечером?

— Я думал…

— Что я хотела все прекратить? Я хочу. Но не сейчас.

— Очень рад.

— Вы холодная рыба, вы ни разу и не вспомнили обо всем с тех пор… с того вечера в прошлую пятницу.

— Вы не правы.

— Скажите, что думали только об этом и ни о чем больше.

— Я думал о многом. И о вас.

— Ну и какой по счету иду я? Пятой сверху? Сразу после «Мулов» Финка?

— Вирджиния, — сказал Палмер, — вы слишком охотно выдаете свой возраст. Вы помните свист Элмо Таннера, Генри Бьюза и его «Шафл ритм»?

— Дорогой, все это модная чепуха. Вы когда-нибудь видели, как я танцую «хот максикс»?

— Если вы сегодня свободны, вы могли бы показать мне.

— Где?

— Не знаю. Мне надо звонить Бернсу в восемь. Он хотел встретиться со мной на минуту-другую.

— В своей конторе?

— Да. К сожалению, он уезжает в Олбани в девять.

— Это ужасно, — ответила она. — Вы задержитесь вроде бы для того, чтобы допить стакан. Я позвоню в 9,15. Если он уедет, мы сможем провести урок «максикса».

— Я не знаю, — задумчиво сказал Палмер. — Я собирался навести порядок у себя в темном районе ниже пояса.

Она встала.

— Иногда ваши замечания граничат с бесстыдством.

— Интересная страна там, на этой границе.

Она направилась к двери.

— Ваши речи увлекательны. Крошечные непристойные намеки прячутся в мягких глубинах, как… гм… трюфель в страсбургском паштете.

Он задумчиво уставился в точку где-то посредине между ними.

— Никто не считает, — спокойно заявил он, — трюфели непристойностью.

Выходя, она несильно хлопнула дверью. Он медленно повернулся в своем вертящемся кресле и отвел глаза от закрытой двери.

Думая о вечере, он уже видел себя с Вирджинией в квартире Бернса. Фрагменты сцен плясали в его мозгу, проектируясь, как плохо смонтированный фильм на пустой двери. Он зажмурился и попытался сменить катушку. Нельзя ожидать продуктивного спокойного дня, если утро выдает подобные картинки. Наконец ему удалось подавить воспоминания, когда он начал придумывать для Эдис причину своего позднего возвращения домой.