Швейцар почтительно подвел Палмера к автоматическому лифту и с лаконичным напутствием: — Восемнадцатый этаж, северное крыло, сэр, — склонил голову.

Палмер кивнул в ответ, нажал кнопку с цифрой «18» и почувствовал, что его сердце проваливается вглубь, отставая от быстроходного лифта, стремительно взлетевшего на восемнадцатый этаж.

Несколько минут он блуждал по мрачным стального цвета коридорам, прежде чем добрел до открытой двери, из которой его поманила рука Бернса. Даже на расстоянии нескольких метров можно было без ошибки узнать эти пальцы с тщательно наманикюренными ногтями и ослепительный блеск атомных запонок.

— Швейцар сказал, что меня хочет видеть Вуди, — сказал Бернс с кривой ухмылкой. — Вы, значит, решили скрыться под псевдонимом?

— Извините за опоздание, — сказал Палмер, перехватывая инициативу.

Бернс стоял, небрежно прислонясь к двери. Его смуглые щеки пылали густым румянцем, как у человека, только что пробежавшего большое расстояние. — Вы явились даже раньше, чем я ожидал, деточка, — заверил он Палмера. — Ну, что ж, милости просим в мою скромную хижину у ручья.

— Неужели я первый? — спросил Палмер, медленно проходя мимо него в комнату.

— Ну, может быть, не самый первый, — развязно хихикнул Бернс, — зато самый достойный.

Палмер поморщился: — А я всю дорогу прошел пешком, не торопясь.

— Детка, тебе не следовало идти пешком, — промурлыкал Бернс. Он, видимо, был здорово пьян, и вместо присущей ему манеры выговаривать слова старательно и отчетливо он смазывал все звуки, так что у него получилось: «Те н'слевло ти пшком».

— Я просто прогулялся за компанию. — Палмер видел свое отражение в огромном трюмо, обрамленном старинной резной рамой красного дерева. Вся передняя была выдержана в псевдостаринном стиле. Из комнаты доносились приглушенные голоса людей, которые что-то оживленно обсуждали.

— Ах, неотразимая мисс Клэри! — Бернс тихонько ухмыльнулся себе под нос. — В компании с Вирджинией, газетною богинею, — продекламировал он. — Твердый орешек. Палмер холодно пожал плечами: — Она производит впечатление очень разумной молодой леди.

— Разумной? — Бернс помолчал. — Ах, разумной! — Он энергично закивал: — Да, несомненно. Но знаешь, на что она похожа, а? На телефонную станцию. — Он постучал пальцем по лацкану палмеровского пиджака. — И знаешь почему? У нее все номера заняты, как на телефонной станции! — Собственная острота привела его в полный восторг, и он самодовольно захихикал.

— Я пригласил ее с собой, — добавил Палмер, — но она отказалась.

Бернс несколько мгновений размышлял. — Молодчина, — наконец сказал он.

— Не понимаю.

Бернс пожал плечами: — Сейчас еще не время для забав, душа моя. Она знает, что к чему. Значит, молодчина.

Палмер стиснул зубы: — Я приглашал ее сюда не для этого.

Бернс снова захихикал: — Ах, для таких забав у тебя есть другой уголок? Да? Слушай, Вуди, считай, что все, что принадлежит мне, принадлежит тебе. Вся эта квартира в твоем распоряжении, тебе не найти более укромного местечка. Я говорю вполне серьезно. Считай себя здесь хозяином и учти: тебе даже не надо меня ни о чем просить, ты только предупреждай заранее, чтобы я не вломился не вовремя, вот и все.

Палмер хотел сказать что-то очень резкое, но не успел он открыть рот, как Бернс взял его под руку и быстро провел в гостиную.

Претензия на современный шведский стиль, отметил про себя Палмер. Тут преобладали светлые тона: мебель тиковая и светлого дерева, белые, серые и черные квадраты обивки. Люстры и торшеры были из каких-то странных стеклянных сосудов, соединенных или разделенных сложными переплетениями лозы и соломы. В самом центре большой квадратной комнаты распластался гигантский белый ковер причудливой формы с длинным пушистым ворсом. В центре ковра на низком столике для коктейлей, покрытом стеклом толщиной по меньшей мере в два пальца, поблескивали приземистые массивные бокалы с напитками янтарного цвета и плавающими в них кубиками льда. Бокалы были наполовину опорожнены.

— Взгляни на ковер, — бормотал Бернс на ухо Палмеру. — Ведь он на поролоне, как матрас. Так что, мой мальчик, стоит только убрать стол, и перед тобой самая великолепная, самая большая, самая уютная кровать во всем городе. Катайся по ней во все стороны. Ну как, дошло?

Палмер озирался по сторонам, здоровался. Да, эти люди были ему знакомы. В дальнем углу, рядом с камином из нержавеющей стали сидел Большой Вик Калхэйн. Несмотря на то, что он почти утонул в низком широком кресле, его громоздкая массивная фигура поражала своими габаритами всякого, кто бы на него ни посмотрел. Его здоровенные ножищи, которые он вытянул перед собой, вызывали такое же ощущение прочности, как мост, перекинутый через широкую реку. Его могучая грудь и плечи казались еще более внушительными, так как до отказа распирали пиджак. Сравнительно небольшая, правильной формы голова к смуглое лицо Калхэйна — уроженца Средиземного моря — с аккуратным ирландским носом дополнялись еще одним атрибутом его политического кредо — короткой солдатской стрижкой, которую он сохранил со времен второй мировой войны. Наблюдая за ним, Палмер снова залюбовался физической мощью этого человека, который даже в минуту отдыха производил впечатление несокрушимой монументальности и прочности. Его зелено-голубые глаза быстро глянули на Палмера из-под длинных ресниц. Калхэйн торжественно подмигнул ему в знак приветствия, а затем искоса посмотрел на сидящего рядом с ним Оуги Принса.

Хотя Принс был не таким уж малорослым, рядом с Калхэйном он казался лилипутом. Как обычно, он был тщательно одет: суженные брюки, отлично сшитый по последней моде пиджак, сорочка ржаво-оранжевого цвета с едва заметным коричневым узором и пестрый галстук с самым контрастным сочетанием тонов. С какой бы стороны ни смотреть на Принса, его тело выглядело узким, как лезвие, причем — заметил Палмер — эта узость не имела ничего общего с изяществом или стройностью.

Принс сидел, несколько наклонившись вперед, скрестив ноги, и рассказывал Калхэйну какую-то историю о радиокомментаторе, на которого, судя по всему, они оба имели зуб. Сам Принс был политическим репортером, постоянно ездил по командировкам то в Олбани, то в Вашингтон.