Мне, конечно, до дорожно-транспортного происшествия по большому счету особого дела бы и не было... если бы не одно “но”: путь на ту сторону реки был надёжно перекрыт. Один взгляд на заболоченное русло отбивал малейшую охоту искать брод. Будь тут альтернативная возможность переправится – местные ни за что бы мост, да ещё и такой дорогой, каменный, ставить не стали. В карту я даже заглядывать не стал: и так помнил, что путь в обход был реально через соседнюю страну.

– Похоже, придётся вмешаться, – озвучил я свои выводы, взвешивая в руке копьё. Так, с оружием на изготовку, думаю, подъезжать всё же не стоит. А вот арбалет я перевешу к седлу под руку. Взведённый, заряженный и на предохранителе.

Скакать галопом – тем более, по такому мосту – было откровенно глупо, потому к месту затора мы подъехали медленно... и незаметно. В том смысле, что стороны дорожного конфликта так увлеклись выяснением отношений, что на нас просто не обращали внимание, пока я и Маша не оказались рядом. Заодно из криков мне окончательно стала ясна конкретика. Оказалось, что крестьянский транспорт в момент разрушения настила не просто встрял колесами между бревен – от удара настал полный и окончательный конец осям. То есть телегу нужно было сначала разгрузить, потом на руках вытащить и унести с моста – и только потом чинить. Купец – пузатый тип в зелёном берете, канареечно-жёлтом сюртуке и красных штанах – изволил спешить, и потому настаивал на простом варианте освобождения пути следования: как я и предполагал, всё лишнее – в реку. Более того, пока владелец транспорта сотоварищи относил первую партию поклажи, купеческие охранники успели основательно порубить застрявшую повозку, сходу приступив к демонтажу. “Помощников” крестьяне отогнали… на этом, собственно, всё и застопорилось. На данный момент обе стороны угрожали друг другу бароном, в чьих землях располагался мост, но как-то не особо уверенно. И после разговоров с леповчанами я вполне понимал, почему: мало того, что его благородие ещё дождаться надо было, так ещё и было не слишком понятно, кто в итоге останется внакладе. По моему мнению выходило, что обе стороны. Кажется, спорщики в глубине души что-то такое тоже подозревали, потому продолжали надсаживать глотки, а вот гонца к местной власти за правосудием отправлять не спешили.

Тяжело нагруженная Милка буквально вбивала в бревна копыта, чтобы не упасть, и этот звук наконец-то заставил кого-то из купеческого обоза обернуться. Дальше тишина словно по волшебству окутала весь мост: я даже услышал, как журчит, огибая быки, вода.

– В-ваша С-светлость! – первым опомнился пузан, довольно резво и низко для своей комплекции сгибаясь в поклоне. Остальные с большей или меньшей задержкой повторили жест. Купеческие люди – угодливо, землепашцы – хмуро и настороженно.

– Я баронет Бертран, – деляга, разглядев, что цвет моей накидки не синий, подстраховался, поименовав меня как герцога. Ловкий приём: наверняка многим аристо польстило бы, да и не обижаются обычно люди, когда им оказывают уважения больше, чем требует титул. Пришлось перекинуть плащ на плечо, чтобы люди разглядели вышитый рисунок. – Вижу, порча государственной собственности случилась?

Все присутствующие с поразительной синхронностью скривились, словно дружно откусили от одного и того же лимона. Не будь вечерне-ночных посиделок, я бы ломал голову, как мне сейчас говорить с этими людьми, возможно, попытался строить из себя надменного мудака или, наоборот, спешился бы и лично попытался всё осмотреть на месте. Теперь же у меня не было особого сомнения, как себя вести.

– Штраф, пожалуй, за умышленное причинение вреда… хотя, можно и под диверсию подвести. Стратегическая дорога – а её повреждение измена Его Величеству, – это я сказал негромко, практически себе под нос, но меня прекрасно расслышали. Причём побелели лицами не только крестьяне, но и средневековый бизнесмен, мгновенно сообразивший, что обвинение в диверсии могут вклеить именно ему – так как его люди затягивали освобождение дороги и вообще устроили затор. Про местные “законы” и порядок их соблюдения я уже рассказывал. Крестьян ведь разве что повесить можно в назидание своим сервам, а вот из негоцианта можно мно-о-о-ого чего полезного в хозяйстве добыть. Золота, серебра, меди… – Что в повозке?

– Т-торф! – владельца телеги, от которого словно от чумного отхлынули товарищи даже забыл добавить “ваша светлость”. – В г-город везли, им печи топят…

– Торф? – я с некоторым недоумением перевёл взгляд со сломаной повозки, забитой мешками (один взрезан, рассыпав вокруг бурое содержимое), на тройку охранников купца. Дворянами наёмники, разумеется, не были, но принадлежность к профессии в них выдавало не только оружие (два топора и палица), но и кожаные кирасы. У одного – видимо, у командира – даже металлический шлем а-ля “горшок на голову” был. И вот ради торфа, добывать который на болотах, конечно, тоже не слишком легко, но всё же и не так уж трудно, обычные земледельцы полезли на таких противников с дрекольем? Понятно почему купец отдал приказ на сброс груза в реку, едва удостоверился в содержимом.

– Белая мука там ещё, ваша благородие, – внезапно признался другой крестьянин, самый пожилой уже мужик с седой бородой. – Общая.

– Ага! Контрабанда! – аж подпрыгнул купец. – Вот они и явили себя, злоумышленники, ваша светлость!

Похоже, торгаш решил, что переборщить с лестью столь же трудно, как кашу испортить маслом.

– И ничего не контрабанда, – насупился хозяин повозки. – Мы на воротах всё честь по чести обсказали бы.

– Ещё и стражу городскую втянули в свой преступный сговор! – воодушевлённо потёр руки бизнесмен. – Как есть злодеи, все до одного! Ничего, магистрат-то городской разберётся…

Зря он это сказал: телега в узком месте образовывала практически готовую баррикаду, перебраться через которую ещё надо суметь, да и сам мост не то, чтобы предоставлял отличные возможности для манёвра. А загнанная в угол крыса может и на льва броситься. Ну или просто обрушить уже порядком побитую жизнью переправу, отрезав опасных индивидов от честных тружеников сохи – как мне кажется, именно такая мысль и промелькнула у седого. Муку жалко, не зря, видать, крестьяне придерживали зерно до зимы и с помолом потом связались, но свою шею гораздо жальче.

– И почём мука нынче за стенами, – вроде как ни к кому конкретно не обращаясь, спросил я.

– Пять серебра с мешка… – похоже, до пузана наконец дошло, с наездами на крестьян он сильно поспешил. Не иначе как посчитал, что баронет с оруженосцем впишется в разборку, и только сейчас сообразил, что принял желаемое за действительное.

– А мешков сколько? – я нашел взглядом старшего в группе земледельцев.

– Тридцать… – неохотно признался тот… и едва успел поймать прилетевшую ему золотую монету. Расширившимися глазами посмотрел на блеснувший кругляш, на меня, опять на деньги. – В-ваше благородие?!

– Минус плата стражникам и дорожные риски. И погрузочно-разгрузочные работы, – пояснил я. На Земле денежными знаками такого номинала я не рискнул бы в прямом смысле разбрасываться, но бытие Охотником заставило меня в том числе и научиться уверенно кидаться различными предметами. Был, конечно, риск, что мужик упустит своё счастье, но чем больше я за ним наблюдал, тем больше в этом сомневался. – Так. Свободны. А ты, купец... как там тебя зовут? Муки купить не хочешь?

Определенно, надо завязывать с привычкой сорить золотом. Та сумма, что для меня в последние пару месяцев была стандартным двухдневным (сутки на рейд и сутки отдыха) заработком, в королевствах могла покрыть все расходы обычно весьма немаленькой семьи простолюдина в течении минимум полугода, а то и больше! Не впроголодь, а нормально, я имею в виду. Хлебом из муки, которую я столь легко закупил, можно было сотню ртов кормить в течении месяца — это если бы мне в голову взбрела блажь устроить диету из белого хлеба. Вон, наёмники и кучеры Рамона жрут свежие ржаные лепёхи так, что за ушами трещит – и не нарадуются: не каждый купец тащит с караваном для своих людей портативную печь для выпечки. Менее обеспеченные логистические команды давятся сухарями и не пищат.