– Никакой цензуры, значит? – прищурилась я, но Торпеддер была непробиваема.

– Труба зовет, Четверг. В нынешние нелегкие времена ТИПА-Сеть нуждается в твоей помощи. Сам президент Формби назначил расследование, стоит ли контора тех денег, которые на нее идут. И нужна ли она вообще.

– Хорошо, – нехотя согласилась я. – Но это последнее интервью, ладно?

– Конечно! – торопливо подхватила пиарщица и тут же воскликнула чересчур театрально: – О господи, который час? Минут через сорок уходит мой дирижабль на Барнстейпл! Это Эйди, она будет опекать тебя, и… – Тут Корделия чуть наклонилась ко мне. – Не забывай, что ты ТИПА-агент, дорогуша!

Она снова послала мне воздушный поцелуй, взглянула на часы и испарилась в облаке дорогих духов.

– Да уж, забудешь тут, – пробормотала я, когда передо мной возникла энергичная барышня с папкой в руках – держась на границе слышимости, она почтительно ожидала, когда я останусь одна.

– Привет! – пискнула девушка. – Я Эйди. Я так рада вас видеть!

Она схватила меня за руку и принялась трясти ее, твердя, что это просто невероятная честь для нее.

– Не хочу показаться назойливой, – робко начала она, – но скажите, Эдвард Рочестер и правда умопомрачительный мужчина?

– Не красавец, – ответила я, наблюдая, как Торпеддер, покачивая бедрами, удаляется по коридору, – но определенно привлекателен. Высокий, с глубоким голосом и мрачным взглядом, – вам, наверное, знаком такой тип мужчин.

Эйди густо покраснела.

– Bay!

Мы направились в гримерку, где меня напудрили и нарядили, беспощадно обсуждая по ходу дела мою внешность и подсовывая на подпись номера «КРОТкой мисс» с моей фотографией. Когда через полчаса за мной явилась Эйди, я обрадовалась ей, как родной. «Уже идем!» – провозгласила она по радиотелефону и, волоча меня по коридору через несколько вращающихся дверей, засыпала вопросами:

– А каково это – работать ТИПА-агентом? Вы ловите преступников, карабкаетесь по обшивке дирижаблей, обезвреживаете бомбы за три секунды до взрыва, да?

– Если бы! – по-дружески ответила я. – На самом деле работа в ТИПА на семьдесят процентов – бумажная волокита, на двадцать семь – одуряющая скука и на два процента – сущий кошмар.

– А оставшийся один процент?

Я улыбнулась.

– На нем и держимся.

Мы шли по бесконечному коридору мимо скалящихся фотопортретов Эдриена Выпендрайзера и глянцевых изображений других, весьма многочисленных знаменитостей канала «ЖАБ-ньюс».

– Вам понравится Эдриен, – радостно тараторила Эйди, – и вы ему понравитесь. Только не пытайтесь переюморить его – это выбивается из формата шоу.

– Переюморить? Это как?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Но мне велено говорить это всем его гостям.

– Даже комикам?

– Им – особенно.

Я заверила ее, что вовсе не собираюсь юморить, и вскоре мы вошли в студию. Как ни странно, мне сделалось не по себе. Остро не хватало Лондэна. Я прогулялась по знакомой благодаря телевизору фальшивой гостиной, но мистера Выпендрайзера нигде не обнаружила, как и «живой аудитории», которой он обычно хвастался. Вместо нее меня поджидала стайка чиновников – надо полагать, те самые «прочие», о которых говорила Торпеддер. И когда я разглядела, кто это, у меня упало сердце.

– А, вот и вы, Нонетот! – с деланным радушием пробасил командир Брэкстон Пшикс. – Хорошо выглядите. Здоровая, м-м, и бодрая.

Начальнику Суиндонского отделения Сети, хотя он и руководил литтективами, то и дело приходилось лезть за словом в карман.

– Что вы тут делаете, сэр? – спросила я, стараясь не показывать своего разочарования. – Корделия обещала мне, что интервью Выпендрайзера пойдет без цензуры.

– Так и есть, девочка моя, до определенной степени, – изрек он, теребя длинный ус. – Однако без деликатного вмешательства не обойтись, иначе публика может что-нибудь неправильно понять. Мы подумали, что надо бы послушать это интервью и, возможно, если понадобится, предложить некоторые рекомендации, как следует это подать, чтобы получилось… ну, как следует.

Я вздохнула. Похоже, моя нерассказанная повесть умрет вместе со мной. Эдриену Выпендрайзеру, горячо ратовавшему за свободу слова, человеку, осмелившемуся рассказать широкой публике о бедах и страданиях неандертальцев, человеку, впервые во всеуслышание заявившему, что «у корпорации „Голиаф“ есть недостатки», по-видимому, основательно подпилили когти.

– Со Скользомом вы уже знакомы, – продолжал Брэкстон без всякого перехода.

Я посмотрела на упомянутого офицера. Его я знала очень хорошо. Он служил в ТИПА-1, подразделении, занимавшемся внутренними расследованиями в самой ТИПА-Сети. Именно он допрашивал меня о событиях той ночи, когда я впервые попыталась взять неуловимого Ахерона Аида. О той ночи, когда погибли Орешек и Тэмворт.

После нескольких безуспешных попыток выдавить улыбку Скользом наконец сдался и протянул мне руку.

– А это полковник Санти, – представил Брэкстон, – глава службы связи Объединенных вооруженных сил.

Я пожала даме руку.

– Всегда приятно встретить обладателя Крымского креста, – улыбнулась она.

– А там, – заявил Брэкстон нарочито веселым тоном, заставившим меня подобраться, – мистер Дэррмо-Какер из корпорации «Голиаф».

Дэррмо-Какер оказался долговязым типом с остренькими чертами, наперегонки стремившимися занять место в центре его физиономии. Голову он держал как-то набок, словно любопытный волнистый попугайчик, а его темные волосы были тщательно прилизаны и зачесаны назад. Он протянул ладонь.

– Ничего, если я не стану пожимать вам руку? – спросила я.

– Ладно, – ответил он, силясь изобразить учтивость.

– Вот и славно.

Не все были в восторге от того, что «Голиаф» держит нацию в кулаке, а у меня имелись личные, еще более серьезные причины не любить эту корпорацию: последним голиафовцем, с которым мне довелось столкнуться, был не кто иной, как одиозный тип по имени Джек Дэррмо. Правда, нам удалось заманить его в экземпляр «Ворона» Эдгара Аллана По, где, как я надеялась, он никому уже не причинит вреда.

– Дэррмо-Какер, значит? – спросила я. – А вы не родня Джеку?

– Он был… он мой сводный брат, – с запинкой произнес Дэррмо-Какер, – и поверьте, мисс Нонетот, замышляя продолжение Крымской войны с целью создать рынок для оружия корпорации «Голиаф», он работал не на нас.

– И полагаю, вы понятия не имели, что он сотрудничал с Аидом?

– Конечно нет! – оскорбленным тоном ответил Дэррмо-Какер.

– А если бы имели, признались бы?

Дэррмо-Какер нахмурился и промолчал. Брэкстон вежливо кашлянул и продолжил:

– А это мистер Меттр из Федерации Бронте.

Меттр неуверенно заморгал, глядя на меня. Изменения, внесенные мною в «Джен Эйр», раскололи Федерацию. Я надеялась, что он из тех, кому больше понравился счастливый конец.

– А там дальше капитан Марат из Хроностражи, – продолжал Брэкстон.

Марат в этот момент собственного времени выглядел школьником лет двенадцати. Он с интересом смотрел на меня. Хроностража являлась подразделением ТИПА, занимавшимся аномальными возмущениями времени. Мой отец был, есть или будет хроностражем – в зависимости от точки зрения.

– Мы не встречались раньше? – спросила я.

– Пока нет, – весело ответил он и снова уткнулся в свой номер «Попойки».

– Итак! – Брэкстон хлопнул в ладоши. – Кажется, я представил всех. Не обращайте на нас внимания, Нонетот. Считайте, нас здесь нет.

– Значит, вы просто наблюдатели?

– Именно. Я…

Какой-то шум за сценой заставил его замолчать.

– Эти ублюдки! – вопил кто-то визгливо. – Если в понедельник они посмеют на мое время поставить повтор «Бонзо-вундерпса», я из них на суде все бабки выжму, до последнего пенни!

В сопровождении свиты помощников в студию ворвался высокий мужчина лет пятидесяти пяти с красивым точеным лицом и роскошной седой шевелюрой, весьма смахивавшей на полистироловый парик. Сшитый явно на заказ костюм сидел на нем безупречно, а пальцы были унизаны золотыми перстнями. Увидев нас, вошедший застыл на месте.