– Насколько я помню, все ограничилось выговором, – заметил он. – И потом, разве мы случайно туда попали?

– То есть ты нарочно заехал на минное поле, дабы меня там поиметь? – со смехом спросила я.

– Ничего подобного, – возразил Лондэн. – Да и опасности никакой.

Он торопливо достал из кармана карту.

– Капитан Птитс нарисовал ее для меня.

– Ах ты коварный негодяй! – воскликнула я, бросая в него пустой жестянкой из-под НЗ. – Я ж перетрусила до ужаса!

– Ага! – ухмыльнулся мой супруг. – Значит, в мои объятия тебя швырнула не любовь, а ужас?

– Ну, – пожала я плечами, – может быть, того и другого понемножку.

Лондэн наклонился ко мне, но тут я кое о чем вспомнила и приложила палец к его губам.

– Но ведь тогда получилось не самым лучшим образом, да?

Он помолчал, улыбнулся и прошептал мне на ухо:

– А на мебельном складе?

– Это уже в твоих мечтах, Лондэн. Хорошо, я намекну. Твоя нога все еще при тебе, и у нас недельный отпуск – по счастливому совпадению, в одно и то же время.

– Это не было совпадением, – улыбнулся Лондэн.

– Опять капитан Птитс?

– Две сотни плиток шоколада, но они того стоили!

– Лонд, ты знаешь, что ты развратник, а? Но ты самый лучший развратник на свете! Короче, – продолжала я, – мы решили проехаться на велосипедах по Валлийской республике.

Пока я говорила, броневичок исчез и ночь растворилась. Мы шли, держась за руки, по небольшому леску к берегу реки. Стояло лето, вода весело бормотала, стекая по камням, пружинистый мох теплым ковром ложился нам под ноги. В голубом небе ни облачка, лучи солнца сквозили в зеленой листве у нас над головами. Мы раздвинули низкие ветви и двинулись на шум водопада, а потом набрели на два прислоненных к дереву велосипеда. Футляры на седлах были открыты, и палатка почти готова, осталось только воткнуть несколько колышков. Сердце у меня забилось сильнее, когда на меня снова нахлынули воспоминания об этом солнечном дне. Мы занялись было палаткой, но на мгновение остановились, охваченные страстью. Я сжала руку Лондэна, а он обнял меня за талию. Он улыбнулся мне своей забавной полуулыбкой.

– Когда я был жив, часто возвращался к этим воспоминаниям, – признался он. – Это одни из моих любимых, и, что удивительно, твоя память большинство деталей сохранила в точности.

– Правда? – спросила я, а он в ответ нежно поцеловал меня в шею.

Я вздрогнула и провела пальцами по его обнаженной спине.

– Абсолютная – щелк! – правда!

– Что ты сказал?

– Ничего – щелк-щелк! – а что?

– О нет! Только не сейчас!

– Что? – спросил Лондэн.

– Мне кажется, я…

– … просыпаюсь.

Но я уже разговаривала сама с собой. Я снова лежала в своей постели в Суиндоне, мое путешествие по воспоминаниям грубо прервала Пиквик, которая смотрела на меня с ковра, держа в клюве поводок и тихонько пощелкивая. Я бросила на нее гневный взгляд.

– Пики, ну ты и паразитка. Только-только что-то хорошее началось – и тут ты!

Она уставилась на меня, не понимая, в чем ее обвиняют.

– Я собираюсь оставить тебя у мамы, – сообщила я ей, садясь в постели и потягиваясь. – Мне надо на пару дней в Осаку.

Она склонила голову набок и с любопытством воззрилась на меня.

– Вы с малышом будете в хороших руках, обещаю.

Под ноги попалось что-то жесткое и щетинистое. Я посмотрела на предмет и усмехнулась про себя. Добрый знак. На ковре лежала старая скорлупа от кокосового ореха. Более того, ноги у меня были в песке! В конечном счете мое вчитывание в «Робинзона Крузо» оказалось не совсем безрезультатным.

Пиквик не желала слезать со своего яйца всю дорогу до маминого дома и принималась нервно щелкать клювом, как только скорость превышала десять миль в час. Я устроила ей гнездо в сушильном шкафу, и она тут же стала хлопотать над яйцом, а остальные дронты тянули шеи, заглядывая в окно в надежде узнать, что же там творится. Пока мама делала мне сэндвич, я позвонила Безотказэну.

– У тебя все нормально? – спросил он. – Твой телефон не отвечал!

– Все в порядке, Без. Что нового в конторе?

– Новости просочились.

– О Лондэне?

– О «Карденио». Кто-то проболтался газетчикам. Скокки-Тауэрс сейчас осаждают репортеры. Лорд Скокки-Маус наорал на Виктора за то, что кто-то из нас якобы выдал тайну.

– Не я.

– И не я. Скокки-Маус уже на этом наварил полмиллиона фунтов – все издатели на свете жаждут получить права на первое издание. И кстати, ТИПА-1 полностью тебя оправдали. Они считают, что раз снайпер из ТИПА-14 вчера утром застрелил Киэлью, то, наверное, ты все-таки была права.

– Как любезно с их стороны. Значит, мой вынужденный отпуск закончился?

– Виктор хочет с тобой поговорить как можно скорее.

– Скажи ему, что я заболела, ладно? Мне надо съездить в Осаку.

– Зачем?

– Лучше тебе не знать. Я перезвоню.

Я повесила трубку, и мама подала мне тост с сыром и чашку чая. Она села напротив и принялась листать захватанный номер «КРОТкой мисс» за последний месяц, тот, в котором напечатали мое фото.

– Мам, есть какие-нибудь новости о Майкрофте и Полли?

– Я получила из Лондона открытку, они живы и здоровы, – ответила она, – но там еще говорилось, что им нужна банка маринованных овощей и динамометрический гаечный ключ. Оставила все это в мастерской Майкрофта, а в полдень прихожу – ничего уже и нет.

– Мам?

– Да?

– Ты часто видишься с папой?

Она улыбнулась.

– Почти каждое утро. Он заходит поздороваться. Иногда я даже даю ему с собой бутерброды…

И тут ее перебил такой рев, будто несколько тысяч труб взвыли разом. Он прокатился по дому, так что даже чашки в шкафу задребезжали.

– Господи! – воскликнула она. – Только не это! Опять мамонты!

Она выскочила за дверь.

Это и вправду был самый настоящий мамонт, заросший густой бурой шерстью и огромный, как танк. Он проломил садовую ограду и теперь подозрительно принюхивался к глициниям.

– Пшел вон! – завопила мама, лихорадочно ища какое-нибудь оружие.

Дронты благоразумно обратились в бегство и спрятались за садовым сарайчиком. Бросив глицинию, мамонт осторожно копнул кривым бивнем грядку с овощами, подцепил морковку и отправил ее в пасть, медленно, с явным удовольствием пережевывая. Мою маму чуть удар не хватил от злости.

– Опять! – гневно закричала она. – Отойди от моих гортензий, ты… ты… животное!

Мамонт, не обращая на нее внимания, залпом всосал все содержимое декоративного пруда и в щепки растоптал садовую мебель.

– Оружие! – вскричала мама. – Дайте мне оружие! Я потом и кровью поливала этот сад, и никакое «возрожденное» травоядное не сожрет его на обед!

Она исчезла в сарае и через мгновение появилась с метлой в руках. Но мамонт мало кого боялся, даже мою мать. В конце концов, он весил в пять раз больше, чем мы обе вместе взятые. И привык делать что хочет. Хорошо хоть сюда все стадо не вломилось.