– Так какие новости? – спросил мистер Линяйл, ополаскивая свою единственную чашку. – Когда новые стиральные машины выпустят, не знаете?
– Извините, – ответила я. – Я не в курсе…
– Мне хотелось бы перейти во что-нибудь поновее. Я начинал с инструкций к пылесосам, но потом меня повысили до «Гуверматик Т-пять тысяч четыре», затем перевели в «Электрон-восемьсот», когда «Гуверматик» устарел. Еще просили заняться «Делюкс-тысяча сто», но я сказал, что лучше дождусь выхода на рынок «Лоджик-тысяча триста».
Я окинула комнатку взглядом.
– А вам не надоедает?
– Да что вы! – воскликнул Линяйл, наливая кипяток в чашку. – Когда я отслужу десять лет, то получу право работать в инструкциях к любым бытовым приборам: к миксерам, соковыжималкам, микроволновкам. Кто знает, если я буду стараться, меня могут перевести даже в телевизоры и радиоприемники. Таково будущее честолюбивого человека, занятого физическим трудом. Молоко, сахар?
– Спасибо.
Он наклонился ко мне.
– Руководство думает, что только молодежь способна работать в инструкциях к аудио- и видеоаппаратуре, но оно ошибается. Большинство ребят из инструкций к новомодной технике в лучшем случае полгода на плеерах успели проработать до того, как их перевели. Само собой, их ни один покупатель не понимает.
– Никогда прежде об этом не думала, – призналась я.
Мы проболтали еще с полчасика. Он рассказал мне, как начал изучать французский и немецкий, чтобы работать и в иностранных инструкциях, затем признался, что неравнодушен к Табите Симпатика, которая служит в «Кенвуд миксерз». Мы поговорили еще о роли домашней техники в изменении структуры общества и о ее влиянии на женское движение, и тут мисс Хэвишем зашевелилась.
– Компейсон! – пробормотала она во сне. – Лгун, вор, пес…
– Мисс Хэвишем! – позвала я. Она замолчала и открыла глаза.
– Нонетот, дитя мое, – прошептала она. – Мне нужно…
– Да? – наклонилась я поближе.
– …чашечку чаю.
– Пожалуйста! – весело воскликнул мистер Линяйл, наливая чай в чашку.
Мисс Хэвишем села, выпила три чашки подряд и съела печенье, которое Линяйл припас на свой день рождения в будущем мае. Я представила наставнице инструкциониста из стиральной машины, и она вежливо кивнула, прежде чем объявить о нашем уходе.
Мы распрощались с мистером Линяйлом, и тот пообещал почистить приемник для порошка в моей машине – я ляпнула ненароком, что еще ни разу за него не бралась, хотя машине уже три года.
Короткое путешествие в документальный отдел Библиотеки для мисс Хэвишем было плевым делом, а оттуда мы нырнули обратно в ее обветшалый зал в «Больших надеждах», где Чеширский Кот и Харрис Твид уже поджидали нас, беседуя с Эстеллой. Кот очень обрадовался нам обеим, но Харрис насупился.
– Эстелла! – приказала мисс Хэвишем. – Прошу тебя, перестань разговаривать с мистером Твидом.
– Да, мисс Хэвишем, – покорно сказала Эстелла.
Пожилая леди переобулась, сменив кроссовки на куда менее удобные подвенечные туфли.
– Пип ждет у входа, – едва заметно нервничая, доложила Эстелла. – Прошу прощения, что упомянула об этом, но, мэм, вы опоздали на целый абзац.
– Пусть Диккенс еще немного поболтает, – отмахнулась Хэвишем. – Мне надо закончить с мисс Нонетот.
Она с мрачным видом повернулась ко мне. Надо было как-то ее успокоить. Я еще не видела Хэвишем в гневе и отнюдь не торопилась восполнить этот пробел.
– Спасибо, что спасли меня, мэм, – затараторила я. – Очень вам благодарна.
– Ха! – фыркнула в ответ Хэвишем. – Не надейся, что я стану каждый раз вытаскивать тебя из очередной дыры, девочка моя. Так, а теперь, пожалуйста, про ребенка.
Чеширский Кот, почуяв неладное, тут же испарился под предлогом составления каталога, и даже Твид что-то пробормотал про граммазитов в «Лорне Дун»[57] и удалился.
– Ну? – спросила Хэвишем снова, пристально глядя на меня.
Теперь я боялась ее куда меньше, чем прежде, поэтому решила облегчить душу и рассказать ей все. Я поведала ей об устранении Лондэна, о предложении «Голиафа», о Джеке Дэррмо, заключенном в «Вороне», и даже о майкрофтовском Прозопортале. Вдобавок я открыла ей, что очень люблю Лондэна и готова на все, лишь бы его вернуть.
– И все это ради любви? Ха! – ответила она, жестом приказав Эстелле уйти, дабы та не набралась от меня каких-нибудь бредовых идей. – И что же это такое, судя по твоему жалкому опыту?
Поскольку она вроде бы не собиралась рвать и метать, я осмелела и продолжила:
– Мне кажется, вы сами знаете, мэм. Как я понимаю, вы тоже были когда-то влюблены?
– Чушь собачья, девчонка!
– Разве ощущаемая вами сейчас боль сравнима с любовью, которую вы испытывали тогда?
– Ты вот-вот нарушишь мое правило номер два!
– Я скажу вам, что такое любовь, – заявила я. – Это слепая преданность, безропотная покорность, полное самоотречение, безоговорочное доверие. Это когда вы верите наперекор себе и всему свету, когда отдаете любимому всю душу!
– Очень хорошо, – заметила Хэвишем, с любопытством глядя на меня. – Можно, я это использую? Диккенс не станет возражать.
– Конечно.
– Мне кажется, – продолжала моя наставница после некоторых раздумий, – что тебя с твоими супружескими проблемами можно отнести к разряду вдовиц, а в качестве вдовы ты мне вполне подходишь. Взвесив имеющиеся сведения – но, вероятно, вопреки здравому смыслу, – я оставляю тебя в стажерах. Все. Ты нужна нам для того, чтобы вернуть «Карденио». Ступай!
Я оставила мисс Хэвишем в ее темных покоях среди реликвий несостоявшейся свадьбы. За несколько дней нашего знакомства я успела полюбить пожилую леди и надеялась, что когда-нибудь сумею отблагодарить ее за доброту.
Глава 30.
«Карденио» попадает в переплет
Книгобежец: любой персонаж, покидающий свою книгу и перемещающийся по предыстории (реже – по самому повествованию) другой книги. Книгобежцы бывают заблудившимися, туристами, участниками программы по обмену персонажами или злонамеренными преступниками. (См: Выхоласты).
Текстовик: сленговое обозначение относительно безобидных книгобежцев (см.), как правило подростков, которые ныряют из книги в книгу в поисках приключений и редко появляются в основном повествовании, но порой вызывают небольшие изменения в тексте и (или) сюжетных линиях.
Харрис Твид и Кот отвели меня обратно в Библиотеку. Мы уселись на лавочку перед Буджуммориалом, и Харрис буравил меня взглядом, пока Кот – сама любезность – ходил за пирожками в буфет рядом со складом Уэммика.
– Где она только вас откопала? – рявкнул Твид.
Я уже привыкла к его грубоватым манерам. Если бы он действительно считал меня пустым местом, как всячески старался показать, меня, наверное, вообще не приняли бы в беллетрицию.
Между нами из пустоты выросла кошачья голова.
– Тебе горячих или холодных пирожков?
– Горячих, если можно.
– Ладно, – сказал Кот и снова исчез.
Я поведала собеседнику, как Хэвишем совершила прыжок из подвалов «Голиафа» в ярлычок с инструкцией по стирке. Твид был просто потрясен. До того он много лет прослужил стажером у командора Брэдшоу, а тот считался книгопрыгуном столь же неуклюжим, сколь мисс Хэвишем – виртуозным, и потому так интересовался картами.
– Ярлычок с инструкцией по стирке! Впечатляет, – пробормотал Харрис. – Немногие агенты рискнут вслепую прыгнуть менее чем в сотню слов. Хэвишем очень рисковала ради вас, мисс Нонетот. Что скажешь, Кот?
– Скажу, – Кот протянул мне горячие пирожки, – что ты забыла принести мне кошачьего корма с запахом тунца, как обещала.