Драматическое падение Гана вызвало у меня кривую усмешку, но мне было жаль ребят, погибших в бою с Искомой Зверью. Я побрела на кухню. Пиквик с укоризной посмотрела на меня, а потом на свою пустую миску.

– Извини, – пробормотала я, насыпая ей сухофруктов. – Как яйцо?

– Плок-плок, – ответила моя любимица.

– Ладно, успокойся. Я просто спросила.

Я заварила еще чаю и села поразмыслить. Согласно папиным прогнозам нынче вечером миру придет конец, но произойдет это в действительности или нет, я понятия не имела. А вот ТИПА и «Голиаф» за мной охотились точно, и мне предстояло обвести их вокруг пальца или надолго залечь на дно. Я до вечера расхаживала по квартире, пытаясь выработать оптимальный план действий. Подробно описала все события последних дней и спрятала записи за холодильником – так, на всякий случай. Я надеялась, что меня навестит папа, но проходили часы, а окружающий мир все не менялся. Машины «Голиафа» и ТИПА в полдень сменились другими, и на закате мной окончательно завладело отчаяние. Неужели придется целую вечность просидеть в квартире? Довериться я могла только Безотказэну и Джоффи – и, возможно, еще Майлзу. У меня уже созрело решение выбраться и позвонить напарнику из телефонной будки, и тут внизу кто-то нажал кнопку домофона. Я быстро выскользнула из квартиры и помчалась вниз по лестнице. Если успею спуститься и уйти черным ходом, то, может быть, повезет улизнуть. Но тут случилось непредвиденное. Соседка как раз выходила и открыла дверь.

– К мисс Нонетот. ТИПА-Сеть, – донесся снизу суровый голос.

Я выругалась, услышав, как миссис Хворостайн ответила:

– Четвертый этаж, вторая дверь налево.

Пожарный выход был прямо на виду у ТИПА-оперативников и «Голиафа». Я опрометью бросилась назад в квартиру и обнаружила, что второпях захлопнула за собой дверь. Спрятаться было негде, кроме как за худосочным фикусом в кадке, поэтому я открыла почтовый ящик и прошипела:

– Пиквик!

Она вышла из спальни в прихожую и уставилась на меня, склонив голову набок.

– Хорошо. Слушай. Я знаю, Лондэн считал тебя умницей, и если ты сейчас не сделаешь того, о чем я тебя попрошу, меня схватят, а тебя отправят в зоопарк. Теперь найди мои ключи.

Пиквик с сомнением уставилась на меня, потом подошла чуть ближе, расслабилась и защелкала клювом.

– Да-да, это я. Дам тебе зефира, сколько хочешь, только найди мои ключи. Ключи.

Пиквик послушно стояла на одной ноге.

– Черт, – выругалась я.

– А, Нонетот! – послышался сзади чей-то голос.

Я выпрямилась, бессильно уткнулась лбом в дверь и захлопнула крышку почтового ящика.

– Привет, Корделия, – тихо сказала я, не оборачиваясь.

– Ну ты и заставила нас побегать!

Я немного подождала, обернулась и выпрямилась. Оказывается, Торпеддер притащила на хвосте не агентов, а победителей своей викторины, супружескую пару. Может, все не так и плохо, как мне казалось. Я обняла ее за плечи и отвела в сторону, чтобы гости меня не слышали.

– Корделия…

– Дилли.

– Дилли…

– Да, Чет?

– Что говорят в конторе?

– Ну, дорогая, – ответила Корделия, – приказ о твоем аресте по-прежнему действителен только внутри ТИПА: Скользом надеется, что ты объявишься. А «Голиаф» на всех углах трубит, будто ты похитила у него какой-то чрезвычайно важный промышленный секрет.

– Все это вранье, Корделия.

– Я знаю, Четверг. Но у меня есть дело, и я не могу его игнорировать. Ты готова прямо сейчас пообщаться с моими гостями?

Терять мне было нечего, и мы вернулись к победителям, увлеченно изучавшим рекламку гравиметро.

– Четверг Нонетот, это Джеймс и Катя Кекс, в Суиндоне они проводят медовый месяц.

– Поздравляю, – сказала я, пожимая им руки. – Медовый месяц в Суиндоне? Наверное, у вас в жизни одни розы.

Корделия пихнула меня локтем и нахмурилась.

– Я бы пригласила вас на кофе, но, к сожалению, захлопнула дверь.

Джеймс порылся в кармане и достал связку ключей.

– Это не ваши? Я нашел их на дорожке у входной двери.

– Вряд ли…

Но это оказались мои ключи. Те самые, потерянные несколько дней назад. Я отперла дверь.

– Прошу. Это Пиквик. Не подходите к окнам, за мной следят люди, с которыми мне не хотелось бы встречаться.

Они закрыли за собой дверь, и я пошла на кухню.

– Когда-то и у меня был муж, – сказала я, выглядывая из кухонного окна. Не стоило беспокоиться: обе машины и их пассажиры стояли на том же месте. – Надеюсь, мне еще удастся вернуть себе статус замужней женщины. Вы сочетались браком в Суиндоне?

– Нет, – ответила Катя. – Мы собирались получить благословение в церкви Божьей Матери Омаров, но…

– Но что?

– Опоздали к назначенному времени.

– А, – откликнулась я, задумавшись над странным совпадением: Джеймс ключи нашел, тогда как остальные их просто не заметили.

– Могу я задать вам вопрос, мисс Нонетот?

– Зовите меня Четверг. Минуточку.

Я нырнула в гостиную за энтроскопом и, возвращаясь к гостям, встряхнула его.

– Четверг, – продолжал Джеймс, – мне вот интересно…

– Черт! – воскликнула я, глядя на узор из зерен риса и чечевицы. – Опять!

– Мне кажется, ваша птичка хочет есть, – заметила Катя, когда Пиквик принялась изображать умирающего с голоду дронта, брякнувшись на кухонный пол.

– Она просто клянчит зефиринку, – рассеянно ответила я. – Хотите, угостите ее. Банка на холодильнике.

Катя поставила сумку и потянулась за стеклянной банкой.

– Простите, Джеймс, о чем вы говорили?

– Ага. Кого вы…

Но уже я не слушала. Мой взгляд был прикован к кухонному окну. Внизу у парадной сидела на скамеечке ярко одетая женщина лет двадцати с небольшим и читала модный журнал.

– Аорнида, – прошептала я, – ты меня слышишь?

Она обернулась, и волосы у меня на голове стали дыбом. Вне всякого сомнения – она. Мисс Аид улыбнулась, помахала мне рукой и показала на часы.

– Это она, – прошептала я. – Чтоб ее разорвало, это она!

– …вот что я хотел спросить, – закончил молодой человек.

– Простите, Джеймс, я прослушала.

Я встряхнула энтроскоп, но никакого узора не заметила. Как ни велика опасность, гром грянет не сейчас.

– Вы что-то хотели спросить, Джеймс?

– Да, – ответил он с некоторым раздражением. – Меня интересует…

– Осторожнее!

Но было поздно. Стеклянная банка с зефирчиками выскользнула у Кати из рук и грохнулась на стол – прямо на пакетик с розовым желе, предвещавшим конец света. Банка уцелела, а вот пакетик – нет. И Катю, и меня, и Корделию, и Джеймса с ног до головы облепила липкая сладкая масса. Новобрачному пришлось хуже всех: здоровенный комок отлетел ему прямо в лицо. Он хрюкнул.

– Вот, возьмите. – Я протянула ему кухонное полотенце с изображением семи чудес Суиндона.

– Это что еще за фигня? – спросила Корделия, протирая платье мокрой салфеткой.

– Чтоб я знала.

Но Джеймс облизнул губы и улыбнулся:

– Я скажу вам, что это такое. Это глазурь «Мечта».

– Глазурь «Мечта»? – удивилась я. – А вы уверены?

– Конечно. С земляничным запахом. Я ее всюду узнаю.

Я сунула палец в желе и попробовала. Конечно, это была глазурь «Мечта». Если бы наши аналитики иногда задумывались о целом, а не о молекулах, то сумели бы это и сами определить. Но открытие натолкнуло меня на мысль.

– Глазурь «Мечта»? – громко повторила я, глядя на часы.

Жизни на Земле осталось ровно восемьдесят семь минут.

– Как может целый мир превратиться в глазурь?

– Может, Майкрофт знает? – предположил Джеймс.

– Вы гений! – ткнула я пальцем в заляпанного пудинговой глазурью победителя викторины.

Что говорил перед уходом Майкрофт о своей научно-исследовательской работе в «ОбПол»? Что он разрабатывает бесконечно малые механизмы, наномеханизмы чуть больше клетки, синтезирующие пищевые белки из отходов? Банановый торт из мусора? Может, у него в лаборатории произойдет несчастный случай? В конце концов, зачем наномеханизмам прекращать синтез бананового торта, если они уже начали? Я выглянула из окна. Аорнида исчезла.