Быстро сообщаю им о принятом решении и бегу в палатку к Саффе. Мне с ней нужно посоветоваться. Бегу потому, что, едва я удаляюсь от мага, его защита сползает с меня, и тут же становится холодно и мокро. Вот противный все же тип — этот Кардагол. Ему плохо, так пусть и остальным жизнь медом не кажется!

Очень надеюсь на то, что ведьмочка моя придворная уже вернулась из Зулкибара. Потому что бегущий под дождем король — зрелище страшное и комичное одновременно. Но вот король, бегающий под дождем из палатки в палатку — только комичное, а мне хотелось бы вызывать по отношению к собственной персоне несколько иные чувства.

И в самом деле, здесь. Сидит, травки какие-то по мешочкам раскладывает.

— Ваше величество? — с недоумением произносит она, когда я начинаю отряхиваться, разбрасывая брызги в стороны.

— Оно самое, мое величество. Саффа, у тебя есть какое-нибудь заклятие осушения?

— Конечно.

Что она сказала, я не понял, но чувствую себя гораздо комфортнее.

— Спасибо, — говорю, присаживаясь на хрупкий складной стульчик, — А, может, у тебя еще и вино имеется?

Саффа едва заметно улыбается. Умница-девочка. Намеки понимает. И вот я уже сижу с бокалом в руках, а Озерная Ведьма, расположившись напротив меня, смотрит выжидающе.

— Ты помнишь, — спрашиваю, — как Кардагол сказал о том, что его считали богом?

— Помню.

— Ты об этом что-то знаешь?

— Да. Ему поклонялись в нескольких областях. Даже в Зулкибаре кое-где были его храмы. Кардагол считался богом времени и сновидений. Люди верили, что он может закрадываться в сны неугодных ему и убивать их там. А если человек ему нравился, то он замедлял для него процесс старения, делал его здоровым и красивым. Да, а еще он Повелитель грозы. Я уж не знаю, как увязать это все вместе.

— И он все это может?

— Он всего лишь волшебник. Не бог. Но в ограниченных пределах — да. Правда, насчет снов я не знаю.

Задумываюсь. Кардагол, конечно, великий маг. Но я-то знаю его как человека — ехидного, пакостного, любителя и любимца женщин, отца, искренне переживающего за сына. С другой стороны, понятия не имею, что представляют из себя боги.

Где-то громыхнуло так, что дрогнули стены палатки. Видимо, Горнорыл умеет доводить до белого каления не только меня, и Кардагол уже не расстроен, а взбешен. Впрочем, небольшое потрясение ему сейчас даже полезно.

— А я могу узнать, зачем Вы это спрашиваете, Ваше величество? — осторожно интересуется Саффа.

— Не знаю. Беспокоят меня почему-то эти время от времени всплывающие сообщения о боге эльфов. Вернее, о богине. Но вот как их вопринимать… Ты знаешь, что Шеон вернулся?

— Слышала. К сожалению, один.

— Да. И он вновь принес какую-то байку о богине, которая якобы забрала Кира. С одной стороны, это могут быть лишь глупые россказни, и Рахноэль всего лишь переместил Кирдыка куда-нибудь еще. С другой, когда информация появляется дважды, ее уже следует проверить. Я думал, может ты, ну тогда, раньше, слышала что-то о помогающей эльфам богине.

Саффа задумывается и медленно проговаривает:

— Знаете, Ваше величество, что-то такое я припоминаю. Но, насколько я помню, богиня оставила эльфов еще до начала магических войн. А подробностей я, к сожалению, вспомнить не могу. Может быть, мне стоит пообщаться с Шеоннелем? Что он рассказал?

— Почти ничего, — мрачнею я, — мальчик был на редкость не словоохотлив. Мне кажется даже, что он изложил, скажем так, усеченную версию событий. Саффа, может быть, ты с ним поговоришь?

— Как скажете. А где он сейчас?

— Лин куда-то его уволок. Якобы тренироваться. Только не думаю, что они занимались этим под дождем.

Выглядываю из палатки. Ливень прекратился, лагерь оживляется. Направляющийся куда-то с деловым видом боец вытягивается в струнку, увидев мою физиономию.

— Лина Эрраде мне найди, — коротко бросаю я.

Минут через десять в палатке Саффы появляется вовсе не Лин Эрраде, а Омелия — супруга Иксиона. Она хмуро здоровается и сообщает, что Лин вместе с Шеоном в данный момент гостят у нее дома, и если мы с Саффой пожелаем, нас могут туда сопроводить. Э? Надеюсь, не верхом на кентавре? Мне как-то в прошлый раз не очень понравилось. Волшебница улыбается.

— Я знаю ориентиры, — говорит она, — и если Вы, Ваше величество, и Вы, ваша светлость, не против, я Вас перенесу.

Мы не против.

Вскоре мы оказываемся во дворе большого добротно сложенного дома. От нормального человеческого жилища его отличают только очень высокие двери, отсутствие крыльца да необычные узкие окна. А так дом как дом. Деревья вокруг цветут какими-то мелкими голубыми цветочками. Красиво.

Омелия, время от времени искоса на меня поглядывая, проводит нас внутрь.

— Они там, — говорит она, показывая на одну из странных, снабженных двумя ручками, дверей, — я с вами не пойду. Вернусь в лагерь.

Из-за двери раздаются какие-то загадочные звуки. Лицо Саффы мрачнеет. Ага, нижняя ручка, видимо, специально для людей. Поворачиваю…

Ну, кто бы сомневался! Лин, это чудовище малолетнее, кого угодно может довести до скотского состояния! На полу, подогнув под себя копыта, сидит (или лежит? Не могу правильный глагол подобрать!) пьяный вдрызг Иксион. К нему прислонился княжич. Стоит ли говорить о том, что и он не вполне трезв?

Размахивая правой рукой, в которой зажат внушительных размеров кубок, Эрраде-младший немузыкально завывает:

Далее следует пауза, после которой какофонию звуков дополняет бас Иксиона:

— Мерлин Эрраде, — тихо произношу я.

— Ась?! — отзывается Лин, скашивая на меня пьяненькие глазки. Я обвожу взглядом комнату и вижу лежащего на диванчике похрапывающего Шеоннеля. Ни малейшего труда не составляет догадаться, что он тоже очень и очень пьян. Рычу:

— Саффа!

Волшебница понимающе кивает и что-то шепчет.

Лицо Лина тут же становится обиженным.

— Ну, что сразу отрезвляющим-то? — бурчит он.

Иксион болезненно морщится.

— Что Вы здесь делаете? — спрашиваю я.

— Что делаем, что делаем… Поход Шеона празднуем, вот! — отзывается недовольный княжич и тут же добавляет, — Саф, а антипохмельным теперь слабо?

— Я тебе устрою антипохмельное, — шипит сквозь зубы Саффа, после чего оглядывается на меня и уже другим тоном произносит, — простите, Ваше величество.

Лин бросает на волшебницу очень выразительный взгляд, после чего хватает кентавра за руку и с тихим «Валим!» испаряется.

— Знаешь, Саффа, — задумчиво проговариваю я, — не знаю, почему, но Лин Эрраде временами наводит меня на мысли о необходимости применения к нему телесных наказаний.

— Меня тоже, — бормочет Саффа, разглядывая спящего эльфенка.

— Вот странно, но в отношении других знакомых такая идея меня не посещает. А он… Что там с Шеоном? Просто пьян?

— Да, ничего страшного. Отрезвить?

Вздыхаю.

— Не надо пока.

Подхожу к дивану, беру Шеоннеля на руки. Он, хоть и высокий, на удивление легкий. Впрочем, у всех эльфов кости тоньше, чем у людей.

— Давай в лагерь, — командую я, — Это чудо ушастое должно проспаться.

А потом я его домой отправлю, в Зулкибар, пусть Иоханну охраняет. Нечего ему под ногами болтаться.

Я так уже привыкла к присутствию рядом Ларрена. Как к собаке. Иногда забываю даже, что не одна. А он — предупредительный, спокойный, молчаливый, постоянно рядом. Чем-то он напоминает мне Кира — такого, каким был полковник до моего путешествия в иное время. Это сейчас я знаю, что Кирдык Кардаголович, как называет его Дуська, вовсе не белое и пушистое существо, каким я его себе представляла. Даже забавно, какой я была глупой! В свое время не обратила внимания на его отношение к Саффе (а конкретнее, на его предложение умертвить мою подругу), гордо проигнорировала тот факт, что заявившийся к нам с Дуськой Кир был ранен, а значит, он с кем-то сражался. И ведь позже я даже узнала, с кем — с Лином Эрраде! Я как-то сочла все это несущественным. Я продолжала считать Кира зайчиком. Мне стоило бы тогда сложить два плюс два и понять, что мужчина, в которого я влюбилась, отнюдь не безропотный слуга, и его нежное отношение ко мне не свидетельствует о его готовности подчиняться, а, напротив, показывает желание сильного поберечь более слабое существо. Какая же я была глупая! Как же ему сейчас, наверное, плохо. Я старательно забываю текст письма Рахноэля, и все равно эти строчки про приспособления постоянно тревожат меня.