Несмотря на свои пятьдесят лет, маркиз мог по праву гордиться подтянутостью и солдатской выправкой, и редко кто, взглянув на его открытое, смелое лицо, смог бы распознать завзятого интригана, прятавшего за маской дружелюбия свои коварные планы. Таким предстал маркиз Теодоро Палеолог перед Белларионом, когда того провели в небольшую уютную комнату во дворце с окнами, выходящими в уже знакомый ему сад, и оставили с регентом наедине.

— Я получил вашу петицию, синьор, — услышал он ровный, спокойный голос маркиза. — А теперь отвечайте мне: кто вы?

— Меня зовут Белларион Кане. Я приемный сын Бонифаччо Кане, графа Бьяндратского, — не моргнув глазом ответил Белларион, решивший отдать честь своего усыновления не кому-нибудь, а прославленному своими победами на поле брани наместнику Милана.

— Вы сын Фачино? Значит, вы прибыли из Милана? — с нескрываемым интересом спросил маркиз.

— Нет, синьор. Я пришел в Касале из монастыря августинцев в Чильяно, где много лет назад мой приемный отец оставил меня, пока служил Монферрато. Предполагалось, что я приму священный сан, но мой беспокойный дух заставил меня вернуться обратно в мир.

— Но что вам понадобилось в Монферрато?

— Меня привела сюда судьба. Аббат отправил вместе со мной несколько писем, которые помогли мне познакомиться с неким синьором Барбареско. Его светлость заинтересовался мной и просил меня о некоторых услугах, утверждая, что нет лучшего способа для удовлетворения моих амбиций.

— Однако вы, взвесив все как следует, решили, что предательство послужит вам куда лучше на этом пути, — слегка улыбнувшись, сказал маркиз.

— Ваше высочество упрекает меня в отсутствии симпатий к изменникам? — разыгрывая оскорбленное достоинство, воскликнул Белларион.

— Разве эти люди изменили лично вам, молодой человек? Что еще, кроме своей выгоды, вы ищете здесь? Вот уж действительно — достойный сын мошенника Фачино идет прямо по его стопам.

— Ваше высочество! Я хочу служить вам…

— Молчать, когда я говорю! — не повышая голоса, произнес маркиз. — Я прекрасно все понял и должен знать мотивы, заставляющие вас взяться за чрезвычайно опасное дело. И если вы, несмотря на продажность своей натуры, останетесь в живых, — тут регент позволил себе едва заметно усмехнуться, — вам не придется усомниться в моей щедрости.

— Ваше высочество, вы не совсем справедливы ко мне! — воскликнул Белларион, густо покраснев под презрительным взглядом регента.

— Неужели? Тогда расскажите, почему вы решили выдать мне цели и имена заговорщиков, которые неосторожно доверились вам?

Белларион вскинул голову, и в его смелых темных глазах вспыхнуло негодование.

— Ваше высочество, — с трудом выдавил из себя он, — позвольте мне удалиться.

— Мы еще не закончили, и не забывайте, что вы сами решили прийти ко мне. Так вот, мессер, мне нужно знать, кто еще участвует в заговоре помимо тех, кого вы упомянули в своей петиции.

— Из разговоров с ними я понял лишь то, что они пытаются вербовать себе сторонников. Но какое значение имеет это для вашего высочества? Теперь вам известны имена вожаков, и, уничтожив их, вы отсечете у гидры головы.

— Да, верно, — на секунду остановился тот и затем вкрадчиво продолжил: — Но меня интересует другое. Неужели на совете не были произнесены имена тех, кто стоит куда ближе ко мне, чем все они, вместе взятые? Подумайте хорошенько, мессер Белларион, — при этих словах регент слегка наклонился к Беллариону и пристально посмотрел ему в глаза. Юноша инстинктивно почувствовал, что излишняя скрытность может сейчас сослужить для него дурную службу.

— Естественно, они упоминали маркиза Джанджакомо, ради которого все якобы и затеялось. Однако, мне кажется, он не имеет ни малейшего понятия о существовании заговора.

— А кого еще? — настаивал маркиз. — Кого еще, я вас спрашиваю? — повторил он, выдавая свое нетерпение.

Белларион недоумевающе взглянул на него.

— Увы, ваше высочество, больше никаких имен при мне названо не было.

— Значит, они еще не полностью доверяют вам, — с оттенком разочарования произнес регент, выпрямляясь в кресле. — Возвращайтесь к ним, держите меня в курсе всех их дел, и ваше усердие — если вы его проявите — будет должным образом вознаграждено.

— Ваше высочество! — с искренним изумлением воскликнул Белларион.

— Неужели вы станете сидеть сложа руки, когда такая опасность…

— Меня не интересует ваше мнение, — резко перебил его регент. — Вы поняли, что от вас требуется?

— Но разве я могу вернуться к ним после того, как побывал во дворце? Они непременно сочтут меня за шпиона.

— Я уже говорил вам, что вы взялись за опасное дело, — с безмятежной улыбкой на лице сказал регент. — Но я помогу вам. Предположим, я получил письмо от Фачино, в котором он просит меня позаботиться о своем приемном сыне, оказавшемся в Касале. Как я могу отказать столь великому синьору? Думаю, ваши сообщники согласятся, что ваше теперешнее положение принесет им только пользу. Сегодня вечером я жду вас во дворце. А теперь — идите с Богом.

Белларион ушел от регента в самом удрученном настроении. Все складывалось совсем иначе, чем он предполагал; он рассчитывал, что маркиз немедленно предпримет шаги, чтобы уничтожить заговорщиков, но тому как будто уже давно было известно о существовании заговора. И вполне возможно, об участии Беллариона в тайных встречах, происходивших в последнее время в доме Барбареско. Иначе трудно было бы объяснить доверчивость маркиза и легкость, с которой он решил сделать из Беллариона еще одно орудие для осуществления своих темных замыслов.

В эту ночь в гостеприимном дворце маркиза Теодоро царило веселье. После комедии, изящной и игривой, в огромном зале начались танцы, которые открыл сам маркиз в паре с некрасивой, но грациозной принцессой Морейской. За ним последовали его племянник, маркиз Джанджакомо, и графиня Ронсекко, с радостью отказавшаяся бы от такой чести, поскольку ее кавалер был не в меру разгорячен выпитым за ужином вином, двигался весьма неуверенно и прерывал свою бессвязную речь взрывами громкого хохота. Среди тех немногих, кто осмеливался улыбаться площадным шуткам, которыми так и сыпал их будущий правитель, был мессер Каструччо да Фенестрелла, немало потрудившийся сегодня, чтобы довести юного маркиза до такого состояния.

Полюбовавшись на результаты своей работы, он подошел к принцессе Валерии, стоявшей чуть в стороне, вместе с камеристками Дионарой и Изоттой и пятью-шестью кавалерами, развлекавшими дам беседой.

— Здесь весело сегодня, — с напускной легкостью сообщил он. Никто ему не ответил, и на губах Каструччо появилась насмешливая улыбка. — Но вы почему-то грустите, ваше высочество, — продолжал он, проталкиваясь к принцессе, — не позволите ли вы мне попытаться поднять ваше настроение? Говорят, танцы — лучшее средство для этого.

Однако она даже не взглянула на него. Ее напряженный взор был устремлен куда-то за спину Каструччо, и тот в недоумении обернулся. Он увидел направлявшегося в их сторону мессера Алипранди, полномочного представителя Милана, и вместе с ним высокого темноволосого юношу, одетого в совершенно не подобающий случаю красный камзол.

— Позвольте, ваше высочество, — низко склонился мессер Алипранди перед принцессой Валерией, — представить вам мессера Беллариона Кане, сына моего друга Фачино Кане, графа Бьяндратского.

Белларион, в свою очередь, поклонился, удачно копируя манеры Алипранди, и принцесса слегка кивнула ему в ответ.

— Добро пожаловать, мессер, — равнодушно, словно незнакомца, приветствовала Беллариона принцесса и затем, уже обращаясь к Алипранди, добавила: — Я не знала, что у графа Бьяндратского есть сын.

— И я тоже, мадонна, — неуверенно, словно складывал с себя ответственность за представление Беллариона, проговорил Алипранди. — Но час тому назад маркиз Теодоро познакомил нас.