В глазах Виньяте появился блеск. В конце концов, он ведь недаром был солдатом и начинал понимать, к чему клонит мессер Беппо.

— Да, верно, — пробормотал он.

— Если сильный отряд, действуя под покровом темноты, выйдет из северных ворот города, незаметно переправится через Танаро и затем, двигаясь вдоль реки, обойдет Павоне и нападет на нее, то расквартированные там войска Фачино будут разбиты, прежде чем к ним успеет подойти подкрепление. Можно не сомневаться, что Фачино и его главные помощники попадут в плен и, таким образом, осаждающая Алессандрию армия будет обезглавлена.

В комнате наступило молчание. Виньяте сгорбился в кресле, кусая свои толстые губы и осмысливая предложение.

— Черт возьми! — воскликнул он и вновь задумался. — Черт возьми! — еще раз воскликнул он и взглянул на своего долговязого капитана. Тот сжал рот и одобрительно кивнул.

— Неплохой план, — сказал он.

— Неплохой! — смеясь, отозвался Беппо. — Что можно придумать лучше в такой ситуации? Только так можно превратить поражение в победу.

— Вам известно, сколько людей у Фачино в Павоне? — спросил Виньяте, заметно воодушевленный уверенностью Беппо.

— Четыре или пять сотен, не больше; и если удастся застать их врасплох, то хватит и половины этого количества солдат, чтобы одолеть осаждающих.

— Зачем рисковать? Я возьму с собой шесть сотен.

— Значит, ваша светлость решились? — спросил долговязый офицер.

— Почему бы и нет, Рокко?

Рокко нерешительно потеребил свою бородку.

— Я чувствовал бы себя спокойнее, будь я уверен, что нам удастся скрытно совершить обходной маневр.

— Вас надо подстраховать, — подал непрошеный совет мессер Беппо. — Днем мои триста всадников переместятся в Пьетрамарацци, станут позади Павоне и в назначенный час атакуют Фачино с тыла, в то время как вы будете действовать с фронта.

— Но как мы разберем в темноте, кто есть кто? — спросил Рокко. — Наши и ваши люди могут принять друг друга за солдат Фачино.

— Этого не случится, если они наденут рубашки поверх своих доспехов.

— О Боже! — вздохнул Виньяте. — Вы, похоже, все предусмотрели.

— Я считаю, что только так можно добиться успеха.

Виньяте тяжело поднялся из-за стола.

— Хорошо, — решительно сказал он, — тянуть с этим делом нам не позволят наши желудки. Мы можем рассчитывать на вашу помощь сегодня ночью, капитан Фарфалла?

— При условии, что мы договоримся, — непринужденно ответил Беппо.

— Отнюдь не любовь к приключениям толкает меня на подвиги.

Эти слова сразу отрезвили Виньяте. Его глаза сузились, и от былого воодушевления не осталось и следа.

— Чего вы хотите за это? — спросил он деловито.

— Год службы для меня и моей кондотты с ежемесячным жалованьем в пятнадцать тысяч золотых флоринов.

— Боже Всемогущий! — воскликнул Виньяте и презрительно рассмеялся.

— И это все?

— Вашей светлости решать.

— Фантастика! Пятнадцать тысяч… И зачем мне ваша кондотта на целый год?

— Это условие послужит для обеих сторон гарантией договоренности.

— Десять тысяч флоринов за вашу помощь, — твердо проговорил Виньяте.

— Тогда я пожелаю вам доброго утра и откланяюсь, — так же твердо ответил мессер Беппо. — Я знаю цену себе и своим людям.

— Вы хотите воспользоваться моим затруднительным положением, — недовольно сказал Виньяте.

— Не забывайте, вы уже должны мне за одно то, что я, рискуя своей шеей, пробрался сюда.

Они торговались еще не меньше получаса, и само упрямство, с которым мессер Беппо отстаивал свои требования, свидетельствовало, казалось, о его благонадежности и добрых намерениях.

В конце концов таран Лоди уступил, и монах, выполнявший обязанности его секретаря, составил договор, который они скрепили своими подписями. С легким сердцем и в приподнятом настроении мессер Беппо позавтракал в компании синьора Виньяте и затем покинул город, чтобы отправиться к кардиналу Десане и сообщить ему о принятых решениях, а самому приготовиться к участию в их исполнении.

Стояло ослепительное утро; гроза так и не разразилась, и воздух был чист и прозрачен. В такое утро жизнь кажется прекрасной, и, возможно, поэтому мессер Беппо улыбался, уверенно входя в домик в Павоне, где находилась штаб-квартира Фачино.

Кондотьер сидел за обедом с тремя своими офицерами и графиней Беатриче и вопросительно взглянул на вновь прибывшего, когда тот подошел к незанятому месту у стола.

— Ты опаздываешь, Белларион. Мы заждались от тебя известий. Была ли ночью попытка провести обоз сквозь кордоны или нет?

— Была, — ответил Белларион.

— Удалось ли задержать его?

— Конечно. Однако все мулы и все припасы благополучно достигли Алессандрии.

Пять пар глаз изумленно уставились на него.

— Как же так? — усмехнулся Карманьола. — Несмотря на то, что вы задержали их?

Белларион поднял на него свои покрасневшие, слегка припухшие от бессонницы глаза.

— Да, несмотря на это, — согласился он, усаживаясь на свою табуретку. — И я лично отвел обоз в Алессандрию.

— Вы хотите сказать, что были в Алессандрии?

— В самой цитадели; и даже позавтракал в компании с тираном Лоди.

— Мы требуем объяснений, Белларион! — вскричал Фачино.

Беллариона не пришлось упрашивать дважды.

О том, что произошло дальше, нетрудно догадаться. Ночью Виньяте и шестьсот его солдат попали в засаду неподалеку от Павоне, и после получасовой отчаянной схватки уцелевшие стали бросать оружие и сдаваться в плен. Белларион, облаченный в подаренные Бусико великолепные доспехи, но без шлема, к которому так и не смог привыкнуть, держался в стороне от общей свалки, испытывая глубокое отвращение к личному участию в рукопашном бою, в чем впоследствии его не раз упрекали современники.

Впрочем, один удар, который с полным основанием можно было назвать решающим, ему все же пришлось нанести.

Ближе к концу схватки, когда ее исход уже не вызывал никаких сомнений, закованный в доспехи рыцарь, чье поднятое забрало придавало ему вид какой-то фантастической птицы, яростно устремился на обступивших его врагов. Ему удалось вырваться из окружения, и никто, кроме слоняющегося неподалеку Беллариона, не преграждал ему путь к спасению. Будь на то его воля, Белларион и пальцем бы не пошевельнул, чтобы помешать ему улизнуть, но этот рыцарь поскакал — и надо сказать, весьма опрометчиво — прямо на него с копьем наперевес, так что Белларион едва успел подать свою лошадь в сторону, уклоняясь от удара. Затем он привстал на стременах и, когда этот неудержимый боец промчался рядом, ударил булавой, которой он владел прекрасно, прямо по поднятому забралу.

Белларион спешился и, подойдя к всаднику, которого только что выбил из седла, снял с него шлем, чтобы свежий воздух привел его в чувство. По законам рыцарства этот человек считался теперь пленником Беллариона.

Под охраной двух бургундцев его привели в Павоне, в штаб-квартиру Фачино, и там, разглядев при свете его смуглое, искаженное яростью лицо, Белларион не смог удержаться от смеха.

— Грязный, алчный пес! — завопил его пленник. — Ты продался тому, кто дал тебе больше! Если бы я знал, что это был ты, я предпочел бы умереть с перерезанной глоткой, чем попасть в твои грязные руки.

Его слова привлекли внимание Фачино и Карманьолы, только что вошедшего к нему с докладом о результатах схватки. Они обернулись к пленнику, и к своему удивлению, узнали в нем Виньяте, тирана Лоди.

— Вы что-то путаете, синьор, — отвечал тем временем ему Белларион.

— За все время своей службы у синьора Фачино я никогда и никому не продавался.

Виньяте ошалело уставился на него, не в силах поверить, что кто-то мог решиться на такой отчаянный риск.

— Так это был обман? — чуть не шепотом проговорил он. — И ты не Фарфалла?

— Мое имя — Белларион.

— Это имя мошенника, подлого и низкого предателя, который хитростью втерся ко мне в доверие. — Он взглянул за спину Беллариона, на улыбающегося Фачино. — Ты так воюешь теперь, Фачино?