— Поехали! Я с тобой!

Мы спешим к машине, а я сокрушаюсь от того, что сорвался и поехал к ней! Дурак! Считал, что это она от меня отказалась, а она ничего не знала о моём существовании. Надо было как-то подготовить её к такой новости, а я оставил её на эмоциях одну… Если с ней что-то случится, я себя не прощу.

— Ты главное успокойся, Артур! Вспомни, чему я тебя учил! — пытается успокоить отец, заводя машину. — В любой ситуации важно сохранять хладнокровие, чтобы случайно не сотворить то, о чём потом непременно будешь жалеть!

Я киваю. Изо всех сил пытаюсь отыскать это самое хладнокровие, но вместо него внутри бурлят эмоции, захлёстывают меня, затягивают в водоворот…

Запах кварца щекочет носовые пазухи, едва открываю дверь и вхожу в больницу. Бахилы раздражающе шуршат на туфлях. Во рту всё сводит от привкуса медикаментов, который появляется из-за насыщенного аромата, пропитавшего это учреждение. Я морщусь, двигаясь вперёд. Женщина из приёмного пытается возмутиться, мол итак много людей туда уже набилось, а больница не проходной двор, но отец быстро успокаивает её. Меня трясёт, и в таком состоянии лучше никому не связываться со мной. Неужели я потеряю мать, которую только-только обрёл?

Мы поднимаемся на второй этаж к реанимационной. В коридоре я замечаю Эмму. Она стоит, скрестив руки на груди, и разговаривает с какой-то женщиной. Судя по тому, как сильно они похожи, могу сделать вывод, что это её мама.

— Эмма, — негромко окликаю её, и она поднимает взгляд.

— Урод! — слышу зверское рычание и замечаю брата, летящего на меня, но сильная мужская рука останавливает его.

— Согласен с тобой. Урод тот ещё. Я бы сам ему оторвал кое-что за то, что сделал с моей дочерью, но сейчас не время и не место, — говорит мужчина, остановивший Вадима, и смотрит на меня с нескрываемым презрением.

Не стоит к гадалке ходить, чтобы точно узнать, кто он — отец Эммы. И настроен он по отношению ко мне не особо дружелюбно.

— Здравствуйте! — приветствую я маму Эммы, и та кивает в ответ.

Знакомство с родителями Эммы прошло не самым лучшим образом… Да и не знаю, можно ли назвать случайную встречу знакомством?! Но это пока волнует меньше всего. Я смотрю на Эмму, а она делает пару шагов навстречу ко мне и утопает в моих объятиях. На секунду ловлю облегчение. Моя девочка рядом. Вот только… Мама в беде, и я сделаю всё, что только зависит от меня, чтобы вытащить её.

— Где врач? — спрашиваю я.

Эмма отстраняется от меня. Она вся дрожит, и я начинаю переживать, что это может негативно сказать на нашем ребёнке.

— Я тебя отведу! Заодно и перемахнёмся парой слов! — грозится отец Эммы.

Я отвечаю ему лёгким кивком. Смотрю на своего отца, который держится в стороне, но и недалеко отошёл от собравшейся компании.

— Скоро вернусь! — говорю я, и он моргает глазами, выражая согласие.

Он приближается к Эмме и её матери, начинает разговор о чём-то, а я спешу следом за мужчиной, который показывает, что не намерен ждать меня.

— Сейчас не лучшее время разбираться, но я свою точку зрения сказал: за то, что отказался от ребёнка, расстрелять тебя мало. Я бы тебе морду набил, да боюсь, что не поможет. Ну и не в стенах больницы, ясное дело… — он на секунду замирает. — Чтобы помучился подольше, а то тут помощь быстро окажут.

— Я не отказывался от ребёнка! — протестую я, стараясь идти в шаг с ним. — И от Эммы тоже. Мы с ней разберёмся в отношениях, но не сейчас!

Мужчина с удивлением смотрит на меня. Он останавливается около кабинета и кивает мне, чтобы зашёл внутрь.

Делаю глубокий вдох, стучусь и заглядываю в кабинет.

— Я хотел узнать о состоянии Раисы Алексеевны, — говорю я.

Врач смотрит на меня с каким-то гнусным сожалением, словно уже и помочь ничем нельзя, и я второй раз за день хочу заставить человека встряхнуться и начать думать о ком-то кроме себя.

— Можно ей как-то помочь? — не выдерживаю я.

— Скажу сразу, что мы сделали всё, что было в наших силах… Если вы сможете перевести её в платный кардиологический центр…

— Оформляйте перевод!

— Вы не дослушали: содержание и лечение там не из дешёвых…

— Оформляйте перевод! — цежу я слова и гневным взглядом окидываю его. — Измеряете человеческую жизнь деньгами? Подло и очень плачевно для медика…

Его предложение звучит слишком обречённо, будто мне предлагают стать Богом и решить, будет мама жить или нет. В эту секунду вдруг становится чертовски обидно за человечество, ведь у меня есть шанс хотя бы попытаться помочь близкому человеку, а у кого-то его может просто не оказаться.

— Тебе следует поехать домой и отдохнуть как следует. Успокойся немного. Ты точно никак не сможешь повлиять на ситуацию, — говорит Артур, приблизившись ко мне.

— Нет, даже не проси… Я не могу уехать сейчас, — отрицательно мотаю головой.

Сейчас я ощущаю между нами особенную сплочённость: мы с Артуром не босс и подчинённая, не любовники, которых захлестнула страсть, нет… Мы два одиночества, объединённых общей бедой.

— Эмма, маму сейчас переведут в платный медицинский центр… Ну зачем тебе мотаться за нами? Ты должна подумать о нашем ребёнке!

Мы держимся в стороне от всех, но Артур говорит достаточно громко для того, чтобы кто-то мог услышать, например, моя мама, которая навострилась и наблюдает за нами, стараясь делать это незаметно. Я прекрасно понимаю её: готовится вступиться за дочь в случае чего, но сейчас не лучшее время, чтобы думать или обсуждать наши с ним отношения.

— Так значит маму? — переспрашиваю я.

— Да… Это долгая история, и я обязательно расскажу её тебе, но не сейчас.

Артур косится на Вадима. Между этими двумя натягивается такая ярость, что мне кажется словно вот-вот кто-то из них не выдержит и сорвётся. Скорее всего, снова Вадим. Если бы отец не остановил его… Мне страшно подумать, до чего могла довести драка. Сглатываю тугой ком. Если я уеду, как и предлагает Артур, то точно не смогу найти себе места. Буду волноваться о том, что они тут (или там) сделают друг с другом.

— Пожалуйста, не прогоняй меня! Позволь находиться рядом… — прошу я, но тут же понимаю, как прозвучали эти слова, и поправляюсь: — Хотя бы пока что-то не стало ясно! Я волнуюсь за Раису Алексеевну! Всё-таки она мне не чужой человек.

Хочу сказать ещё, что знаю её куда лучше, чем сам Артур, но вовремя прикусываю язык, потому что такое высказывание может обидеть его.

Артур поджимает губы, делает шаг ко мне и снова обнимает. Я не думаю, как это выглядит со стороны, просто растворяюсь в объятиях, в которых мне становится легче… Невзгоды будто бы отступают на второй план. Сейчас мне неважно, что у Артура есть невеста, которая не примчалась поддержать его… Главное, чтобы Раисе Алексеевне стало легче. А дальше… Дальше всё вернётся на круги своя.

Родители уезжают, потому что отец Артура даёт им обещание, что непременно проследит за моим благополучным возвращением и, если потребуется, лично привезёт. Я немного неловко чувствую себя, но всё равно не соглашаюсь ехать домой, хоть мама пытается уговорить, а отец пробует настоять.

Раису Алексеевну перевозят на реанимационной машине, а мы едем с Натаном Аристарховичем. Я слежу за дорогой через своё окошко. Постоянно ловлю на себе цепкий взгляд Артура через зеркало заднего вида. Он смотрит так, словно жалеет, что рядом со мной сел Вадим, а не он сам. Мне кажется, будто он даже ревнует, но вряд ли он сейчас думает обо мне. Наверняка в его голове крутятся совсем иные мысли, ведь его мама висит на волоске от смерти.

Кардиологический центр находится совсем недалеко от областной больницы. Мы приезжаем в одно время с машиной скорой помощи, и я замечаю краем глаза Раису Алексеевну, к которой подключена куча всяких трубочек. Каталку быстро завозят внутрь. Сердце сжимается и с силой ударяется о рёбра. Я начинаю мысленно молиться, чтобы с ней всё было хорошо. Если Бог есть, то он обязательно услышит наши мольбы и поможет ей.