– Мы – восставший Париж!

– А знаете вы, что ожидает восставших?!.

– Победа!

– Молчать! Убью, как собаку!

– Поздно! Наше дело сделано.

– Негодяй! Ваше дело – измена императору!

– Императора больше нет. Судно Бонапарта взорвано, империя полетела к черту!

– Взорвано?!. Императорское судно? Ложь! Император жив.

– Бонапарта съели раки!

– Наглый! Ты смеешь оскорблять императора! – Молодой офицер, багровый от гнева, с размаха ударил Влада в лицо, раз и второй.

Черная, кудлатая борода Влада сползла в сторону [32], открыв небритый подбородок.

– Влад, что это?! – крикнул Жан.

– Князь Ватерлоо?!. – прохрипел Даву.

Роман сорвал сбитую набок бороду и вытер кровь с рассеченной губы.

– Князь Ватерлоо?!. – крикнул Жан.

– Князь Ватерлоо, я расстреляю вас! – прохрипел Даву.

– Это ваше право, маршал.

– Да, да, я это сделаю, я исправлю свою ошибку в день Ватерлоо. Убрать их!

Всю ночь шлялась вокруг Дворца Инвалидов настойчивая стрельба.

С жалобным звоном продырявленные стекла опадали на паркет и хрустели под ногами. Восемь раз рабочие имперского металлургического завода штурмовали первую линию баррикад, восемь раз, свирепо ощетиниваясь штыками, наполеоновские гвардейцы отбивали приступ и восемь раз тащили раненых по скользкой от крови и грязи лестнице и складывали в задних комнатах.

Но пули с аккуратностью штабных чиновников отправляли в бессрочный отпуск старых вояк; пополнение не прибывало, и на десятый раз, раздавленная, пала первая линия баррикад.

– Неприятель занял все баррикады… Уже дерутся во дворе… Вам нужно бежать.

– Бежать?… Зачем?…

Даву взял тяжелый пистолет. По привычке попробовал, хорошо ли работает курок, потом застегнул на все пуговицы блестящий маршальский мундир…

Пора! Император ждет.

И в едком дыму, наполнившем задрожавшую комнату, замешкавшаяся на мгновение жизнь успела услышать, как внизу кричали:

– Да здравствует республика!..

Мы прошли с нашим героем сквозь все главы «Бесцеремонного Романа».

Невидимые, мы были с ним все время – начиная с Ватерлооской битвы, когда удивились полдюжины бравых наполеоновских канониров, когда удивился Наполеон, когда удивилась Франция, когда удивился читатель, и кончая событиями того патетического дня, когда замешкавшаяся на мгновение жизнь маршала Даву услыхала:

– Да здравствует республика!

Мы были с нашим героем все время, мы были невидимы, но это мы послали Романа Владычина на выручку Наполеону – и битва при Ватерлоо была выиграна; это мы помогли Роману Владычину с анекдотичной меткостью пристрелить старую лисицу – Фуше; это мы посоветовали Роману Владычину взять в секретари – не кого-нибудь! – самого Эрнеста Амадея Гофмана; мы выбирали Роману Владычину друзей и возлюбленных и при этом обнаружили недурной вкус; мы толкали нашего героя на всяческие опасности: это мы погнали его на мелодраматический ужин с Аракчеевым; это мы нацепили на Романа Владычина фальшивую бороду, и таким образом ему пришлось быть одновременно и князем Ватерлоо, и заговорщиком Владом; мы попросили нашего героя честно расплатиться за наши «плагиаты» – и он поставил памятник Уэллсу и Твену; мы дошли в своей фантазии до полного абсурда – и заставили нашего героя крестить собственного дедушку.

Мы прошли с нашим героем сквозь все главы «Бесцеремонного Романа».

Нас было четверо, мы были дружны и согласны, мы действовали сообща.

Но, когда была написана глава восемнадцатая четвертой части «Бесцеремонного Романа», трое (авторы) заспорили о четвертом (герое).

– Умер герой или не умер? Кончен роман или не кончен? И если не кончен, то что делать с героем?

Первый из авторов предлагал считать героя умершим, а роман – оконченным.

Схема. Герой эффектно умирает на фоне победоносного шествия революции. Самоубийство Даву символизирует крушение старого строя. Мрачную симфонию последних глав пронизывает бодрый и радостный лейтмотив победы, вырастающий ё торжественный заключительный аккорд: «Да здравствует республика!» Второй автор настаивал на том, что герой жив и роман не кончен.

Схема. Романа ведут на расстрел. Роковая развязка близка. Команда офицера «пли!», но… гвардейцы отказываются стрелять, закалывают офицера и переходят на сторону восставших. Роман остается жив, и его дальнейшая деятельность всецело направлена на пользу человечества. Он умирает в глубокой старости, окруженный друзьями, в тихой идиллической обстановке. Третий автор согласился со вторым в том, что герой жив и роман не кончен, но еще больше запутал вопрос, предложив третий вариант конца.

Схема. Романа ведут на расстрел. Роковая развязка близка. Команда офицера «пли!» – но… Роман спасается с помощью своего «аппарата времени». Возвратившись в нашу эпоху, Роман отыскивает нас, авторов, и рассказывает нам содержание «Бесцеремонного Романа».

Спорили долго, мучительно. Каждый категорически настаивал на своем и язвительно улыбался, слушая других. О компромиссе не могло быть и речи. Работа остановилась, и окончание романа грозило затянуться на неопределенное время.

Прошло два месяца. Вопрос не сдвинулся с мертвой точки. Наоборот – за это время вынужденного отдыха каждый автор еще сильнее уверовал в преимущества своего варианта.

Наш «долгий труд» покрывался метафорической пылью, эпическая муза окончательно отвернулась от нас.

И случилось так, что совершенно посторонний человек, управляющий пансионом «Золотой Лев» в Брюсселе Леон Дебу, написал вместо нас, авторов, заключительную главу «Бесцеремонного Романа»:

Свердловск – Ленинград

1926