— Лёйтнант Нольд. — Представляется ганс, которого, судя по количеству сказанных слов, вряд ли можно заподозрить в словоохотливости.

— Капитан Гуров. — Отвечаю ему таким же манером.

— Вас ждут, герр гауптман. Я провожу. — Лёйтнант указывает рукой на один из домов и следует за мной по идиотской немецкой привычке сзади-справа.

Сопровождаемые множеством пристально-любопытных глаз, пересекаем двор и заходим внутрь. В большой комнате посреди разномастной, вероятно собранной со всех окрестностей, мебели стоит мой старый знакомый Генрих фон Штайнберг. И, хотя гауптман официален и невозмутим, протянутую для приветствия руку всё же пожимает.

— Гутен таг, Генрих. Рад снова вас видеть, — говорю вполне искренне.

— Гутен таг, Дэннис. — Немец кивает в ответ и отвечает примерно тем же тоном, чуть улыбаясь уголком рта.

Позади слышатся шаги, поворачиваюсь и насколько могу дипломатично щелкаю каблуками и козыряю, приветствуя старших по званию, хоть и вражеской армии. В комнате появляются оберст-лёйтнант, которого я где-то уже видел, и невысокий худощавый оберст с абсолютно непримечательной внешностью. К особым приметам, пожалуй, можно отнести слегка взернутый нос, создающий впечатление, что его хозяин к чему-то постоянно принюхивается и очень внимательный острый взгляд. Это и есть «тот самый» полковник Вальтер Николаи… А его спутник… Вспомнил, я видел его в Питере при передаче пленных, когда сцепился с Гучковым. Ротмистр Бессонов тогда назвал его… фон Тельгольмом… нет, фон Тельхеймом!..

— Здравствуйте, господин капитан. — Оберст говорит по-русски абсолютно без акцента. — Вы знаете, кто я?

— Здравствуйте, господин полковник. Да, знаю. Начальник отдела IIIb Германского генерального штаба полковник Вальтер Николаи. А вместе с Вами — скорее всего Ваш заместитель, оберст-лёйтнант фон Тельхейм, если, конечно, это его настоящее имя. Во всяком случае совсем недавно его называли именно так.

На мгновение взгляд подпола становится удивленным, но он быстро берет себя в руки и снова изображает казенную невозмутимость.

— Его действительно так зовут. — Николаи чуть улыбается. — А Вы — капитан Гуров, командир отдельного Нарочанского батальона и офицер по особым поручениям Великого князя Михаила. Который доставил нам очень много неприятностей.

— Простите, господин полковник, но мне кажется, я прибыл сюда не для того, чтобы выслушивать комплименты как лично себе, так и моим подчиненным, а по более важному делу. — Вот только давайте не будем переходить на личности, я сегодня нервный.

— Да, Вы правы. Герр гауптман, оставьте нас. — Оберст поворачивается к фон Штайнбергу, затем снова обращается ко мне. — Прошу садиться. Подполковник фон Тельхейм будет присутствовать при нашей беседе, он тоже владеет русским языком… Итак, насколько я понимаю, наша встреча имеет только предварительный характер?

— Да, конечно. Я ни в коей мере не отношусь к персонам, имеющим право принимать настолько важные решения. Моей задачей является доведение до Вас некоей информации, которая может повлиять на дальнейший ход боевых действия на нашем фронте.

— Хорошо, господин капитан. Если позволите, я начну с самого важного вопроса. На каких условиях Российская империя согласна заключить с Рейхом сепаратный мир?

Чего?!.. Здесь что, клуб любителей ненаучной фантастики собрался? Или наглость, как говорится, — второе счастье? Может быть, вам еще и ключ от квартиры, где деньги лежат?..

— … Извините, господин полковник, вероятно, мой немецкий недостаточно хорош, поэтому гауптман фон Штайнберг и обер-лёйтнант Майер меня неправильно поняли. Речь не идет о сепаратном мире, Российская империя останется верна союзническим обязательствам. Во всяком случае — официально.

— Тогда я не понимаю, какую цель имеет наш разговор. — Взгляд Николаи становится холодно-колючим. — Или наши империи находятся в состоянии войны, или заключают перемирие. Которое и подразумевает выход России из войны и отказ от участия в «Сердечном согласии». Что, кстати, будет очень выгодно для неё. В первую очередь в финансовом вопросе.

— Вы имеете в виду предложения гросс-адмирала фон Тирпица о возможности выплатить за Российскую империю бОльшую часть французского долга и позволить нам присоединить часть Галиции? — Начнем потихоньку прессовать собеседника, пользуясь послезнанием ефрейтора Александрова, ныне носящего генеральские погоны и фамилию Келлер. — Простите, господин полковник, но даже мне, очень далекому от бухгалтерских книг, сомнительно, что Германия в столь трудное для неё время сможет выполнить обещанное по первому пункту и, что касается второго, — мы сами можем взять то, что вы нам предлагаете. Без чьего-либо на то разрешения.

— Вы очень хорошо осведомлены, господин капитан… — Медленно и, как мне кажется, немного растерянно произносит Николаи.

— Даже учитывая успех прорыва под Луцком, вы не очень-то продвинулись в этом вопросе. — Подает голос молчавший до сих пор фон Тельхейм, давая возможность своему начальнику придти в себя.

— Как говорил один восточный мудрец, «Чтобы плод упал на землю, ему необходимо созреть». Придет время, и мы возьмем эти земли малой кровью и без особых трудностей… Регенту Империи Великому князю Михаилу Александровичу свойственен не присущий большинству власть предержащих гуманизм и человеколюбие в отношении своих подданных. Он больше не хочет соглашаться на мольбы союзников и бросать русских солдат в неподготовленные наступления. Теперь в первую очередь для британцев настала пора умываться кровью, что они с успехом и продемонстрировали на Сомме, высокопарно назвав, правда, эту бессмысленную бойню «методичным штурмом».

— Вы не слишком жалуете своих союзников, судя по интонации. Это Ваше личное мнение? — Полковник пришел в себя и продолжает разговор.

— К сожалению — да, только мое личное.

— Но ведь они помогают вам воевать с нами. — Николаи выжидательно смотрит на меня.

— В первую очередь они помогают себе решать свои проблемы за наш счет… Простите, но мы, кажется, несколько отвлеклись от темы.

— Ну, почему же? Если Великий князь Михаил будет считать так же, что может помешать ему расторгнуть союз?

Кажется, из меня пытаются слепить агента влияния? Хрен вам, герр оберст, поперек вашей наглой германской мордочки.

— Господин полковник, прошу не обижаться на мои слова, но ваш Рейх эту войну проиграл. — Ой, как нехорошо фон Тельхейм на меня смотрит, еще чуть-чуть, и взглядом дырку прожжет. — Проиграл уже давно, как только не получилось осуществить план Шлиффена. И сейчас у вас осталось от силы год-два, чтобы продержаться. А если в войну вступят САСШ, то и того меньше.

— Почему Вы думаете, что они станут воевать с нами? — В глазах Николаи зажигается интерес.

— Чтобы американские миллионеры урвали свой кусок пирога. И ваш капитан Швигер, выпустив торпеду по «Лузитании» сделал им шикарный подарок. Погибло свыше сотни американцев.

— Все пассажиры были предупреждены имперским посольством через газеты, что они могут подвергнуться опасности. — Фон Тельхейм снова влезает в разговор.

— Я не собираюсь обвинять ваших моряков, тем более, что ни одна торпеда не может взорваться дважды, да еще и с разных бортов. Им нужен был сам факт нападения германской подводной лодки на мирное судно. Тем более, что способ не нов. Вспомните, 1898 год и взрыв американского крейсера «Мэн» в Гаване. Расследование еще шло полным ходом, а пресса уже готовила американцев к войне, крича о вероломном и подлом подрыве судна в территориальных водах будущего противника. Когда истерия достигла нужного размаха, президент САСШ объявил Испании войну, «выразив общее настроение американского народа».

— Хорошо, тогда почему до сих пор американцы не объявили войну нам?

— Господин подполковник, про зрелый плод я Вам уже говорил… — Надо как-то унять этого ганса, чтобы не мешал разговору. — В Америке живет очень много эмигрантов с немецкими корнями и их голоса будут очень нужны на ближайших выборах президента. А вот потом…