— Выходишь замуж, крошка? — спросил водитель.
— Я из приглашенных, — надменно ответила она. И, заплатив по счетчику, направилась ко входу в церковь.
Это же надо — явиться на свадьбу на такси! Джино обязан был позаботиться о лимузине. Когда она заикнулась, он сказал, что совсем выпустил из виду.
У входа ее остановил служитель.
— Жених или невеста?
— Что? — она как можно шире распахнула невинные голубые глаза.
— Жених или невеста?
Синди пожала плечами. Тогда к ним подошел еще один служитель, похожий на молодого греческого бога.
— Вы гостья со стороны жениха или невесты?
— А что? — спросила Синди, пытаясь угадать, как он выглядит без одежды.
— Нам нужно знать, по какую сторону от прохода вас посадить.
— Ах вот что! Я — старинная приятельница Косты.
Греческий бог взял ее под руку.
— Повезло ему!
Дженнифер царственной походкой шествовала вдоль прохода, опираясь на руку своего отца. Это был ее день. Впереди выступала посаженная мать Леонора, а перед ней — три подружки невесты, в том числе девятилетняя Мария.
Это была поистине королевская процессия, и никто не заметил, что Леонора некрепко держится на ногах.
Коста весь вспотел, дожидаясь в первом ряду. Хотелось в туалет. Или закурить. Или выпить.
Рядом стоял внешне спокойный Джино. Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы не оглянуться. Его интересовала, конечно же, не невеста, а Леонора, которая, как он знал, состояла в ее свите.
— Я что-то неважно себя чувствую, — пробормотал Коста.
— Все будет хорошо, малыш. Не падай духом!
В поле их зрения появились Дженнифер и ее отец. Коста двинулся навстречу. Джино — за ним. У него все похолодело внутри. Леонора! Все такая же!
Она стояла к нему в профиль, слегка вздернув голову; розовое платье слегка обрисовывало линию груди, талию и мягкими складками ниспадало на пол.
У Джино пересохло в горле. Он с трудом отвел от нее глаза и стал смотреть перед собой. Начался обряд венчания.
Дальше все было как в тумане. Свадебный обед и банкет. Шампанское. Прекрасное угощение. Речи. Тосты.
Франклин Зеннокотти бросил на него недоверчивый взгляд. Мэри Зеннокотти одарила его материнской улыбкой.
Синди флиртовала напропалую, как дорогая кокотка; все молодые люди, включая мужа Леоноры, ухлестывали за ней.
Коста с Дженнифер никого не замечали, они держались за руки и обменивались загадочными улыбками.
А вот и она.
Леонора.
Уже не девушка — двадцативосьмилетняя женщина.
Джино — небрежно: — Как поживаешь?
Леонора — еще более небрежно: — Прекрасно. А ты?
Джино: — Неплохо.
Леонора: — Я очень рада.
Молчание. Долгое-долгое молчание.
Джино — озабоченно: — Говорят, у тебя прелестная дочь?
Леонора — легко: — Да. Ее зовут Мария.
Новое молчание.
Джино: — А у меня вот нет детей.
Леонора: — Да что ты?
Они стояли недалеко от танцевального пятачка, где кружились пары.
Джино: — Давай потанцуем. Шафер и посаженная мать.
Леонора: — Ну что ж.
Она оказалась легкой, как перышко. Он вел ее, держа на безопасном расстоянии, чувствуя себя одновременно и счастливым, и ужасно глупым, и очень несчастным. Что ей сказать? И ответит ли она? Надо ли выставлять себя на посмешище? Ведь он — Джино Сантанджело. Важная шишка. Может иметь любую женщину, какую захочет. В Нью-Йорке его уважают и боятся. Сенаторы, судьи, политики — кого только нет среди его знакомых! Попутно он трахает их жен.
— Хватит, — резко сказала Леонора. — Я хочу пить.
— Конечно.
Они двинулись по направлению к столикам.
— Леонора?
— Да? — В голубых глазах стыли льдинки.
Мать твою! Даже не потрудилась что-то объяснить, извиниться, как сделала бы любая светская дама.
— Что тебе принести?
— Ничего. Попрошу мужа. — Она резко высвободилась из его объятий и пошла прочь.
Его как будто лягнула лошадь — прямо под дых. Какая муха ее укусила? Смотрела так, будто он дерьмо на дороге. С ненавистью и презрением. Что он ей сделал? Молился на нее, как сосунок!..
— Привет! — рядом остановилась маленькая девочка.
Девятилетняя копия своей матери.
— Ты кто — Мария?
— Да.
Прелестное дитя. Те же глаза. Те же волосы.
— Откуда вы знаете мое имя?
Джино улыбнулся.
— Кто же тебя не знает?
— Правда?
— Конечно.
— Вот и хорошо. Я хочу пригласить вас на танец. Шаферу положено танцевать со всеми подружками невесты, — она застенчиво протянула ему руку. — Теперь моя очередь.
— С удовольствием.
И они пошли танцевать.
Кэрри, 1937
— Мистер Бернард Даймс, его дом напротив, в понедельник устраивает званый ужин. Обычно миссис Беккер отпускает нас помочь на кухне. Хочешь подзаработать? — миссис Смит тревожно посмотрела на Кэрри. — Почему ты молчишь? Нужно предупредить экономку.
Кэрри не знала, что ответить. Готова ли она сделать шаг в прошлое? Но… лишние деньги не помешают. Она и так откладывает каждый доллар, хотя и не знает зачем.
— Хорошо.
По крайней мере, хоть какое-то разнообразие.
Она полгода проработала у Беккеров и еще никуда не выходила, разве что на рынок, да один раз навестила доктора Холланда. Он остался доволен.
— Нью-Йорк, со всеми его соблазнами, стал для тебя тяжелым испытанием. Кажется, ты его выдержала с честью.
Так ли? Можно ли считать затворничество победой?
Может, она просто пасует перед искушением?
Может, и стоило бы выйти на улицу, сходить в кино, обойти ближайшие магазины? Она так и сделает. Когда будет готова.
В понедельник в пять часов вечера миссис Смит и Кэрри отправились к Даймсу. По такому случаю миссис Смит надела свое лучшее цветастое платье. Что касается Кэрри, то она осталась в форме служанки, а длинные волосы заплела и заколола на затылке.
— Ты что ж, так и не принарядишься? — упрекнула ее миссис Смит.
— Это моя рабочая одежда.
Экономка мистера Даймса, миссис Черч, встретила их на пороге кухни. К величайшему облегчению Кэрри, это оказалась не та женщина, которую она знала.
Кухню переоборудовали и отделали заново. Но все равно Кэрри разволновалась, вспомнив, какой она была тогда невинной молоденькой девушкой.
На кухне кипела работа. Молодая шведка в форме официантки ждала, когда можно будет относить блюда. Здесь же суетились два бармена и служанка. Шеф-повар колдовал над слоеным пирогом.
Кэрри поручили мыть посуду.
В семь часов начали прибывать гости. Сверху доносились музыка и смех. Оба бармена и официантка убежали в столовую, но то и дело возвращались — посплетничать о знаменитых гостях. Росла гора грязной посуды. У Кэрри покраснели руки, горячая мыльная вода разъедала пальцы.
В половине одиннадцатого явился дворецкий. Обвел всех взглядом и остановился на Кэрри.
— Умеешь подавать пальто?
— Что?
— А, не беда. Уж наверное, справишься не хуже той девчонки. Пошли.
Она вытерла руки о посудное полотенце и поднялась вместе с дворецким по знакомой лестнице.
— Сюда, — он слегка подтолкнул ее в гардеробную. — Я буду говорить, что нужно делать, а ты поторапливайся.
Это все-таки легче мытья посуды.
Эстер и Гордон Беккер уходили одними из последних.
— Чудесный вечер, дорогой Бернард!
Тот улыбнулся.
— Спасибо. Я рад, что вы остались довольны.
— О да — и я, и Гордон. Правда, милый?
Гордон не сразу понял, о чем она говорит. Его внимание привлекла черная девушка, подававшая пальто. Где он мог ее видеть?
— Кэрри! — воскликнула Эстер. — Ты все еще здесь? Хотела бы я знать, в каком виде ты завтра утром выйдешь на работу!
— Кто она? — удивился Гордон.
Эстер расхохоталась.