— Он… Он просил передать мне что-нибудь?

— Нет, не успел.

Она кивнула и тяжело вздохнула. Айво не знал, как поступить: подойти к ней или оставить ее одну. Он понимал, что теперь ее очень легко ранить, даже если просто прикоснуться к ней — нервы у нее были на пределе, она стояла у окна, страдающая и одинокая. Теперь она осознала, что осталась одна на всем свете. Впервые в жизни.

— Где он?

— В больнице, — с усилием произнес Айво. — Прежде чем заняться устройством похорон, я хотел поговорить с тобой. У тебя есть какие-нибудь пожелания? — Он медленно подошел к ней, взял за плечи и повернул к себе. На него смотрел не ребенок, а взрослая женщина, в глазах которой была усталость прожитых лет. — Беттина, прости, что приходится спрашивать тебя об этом, но, может быть, отец отдал какие-нибудь распоряжения на случай своей смерти?

Она присела, чуть тряхнув каштановыми локонами.

— Мы никогда не говорили с ним о таких вещах. Он не был религиозным. — Беттина закрыла глаза, и по щекам медленно скатились две крупные слезы. — Думаю, мы должны все устроить очень скромно. Я не хочу, чтобы… — она собралась с силами и продолжила: — Чтобы толпы чужих людей пришли смотреть на него и… — тут она склонила голову, плечи у нее затряслись, и Айво вновь обнял ее. Долго она не могла успокоиться, а потом посмотрела на Айво выцветшими глазами. — Я хочу сейчас же увидеть его.

Айво кивнул. Беттина молча поднялась и пошла к дверям.

По пути в больницу она держалась пугающе спокойно, застыла на заднем сиденье лимузина Айво, задумавшись, с совершенно сухими глазами. Казалось, она сжалась от напряжения, закутавшись в шубу из седой лисы. Из-под меховой шапки смотрели огромные глаза ребенка.

Когда машина. остановилась у больницы, она опередила Айво, вошла в вестибюль и в нетерпении ждала, когда Айво проводит ее к отцу. Сердцем она еще не понимала, что случилось, и надеялась, что он встретит ее живой и невредимый. И только когда они подошли к последней двери и замерло дробное стучание ее каблучков по больничному коридору, от страха у нее расширились зрачки, и, чуть помедлив, она шагнула в сумерки морга. Он лежал там, накрытый простыней. Беттина на цыпочках подошла к нему, встала рядом, собираясь с духом, чтобы приподнять простыню и посмотреть на лицо отца. Айво молча наблюдал за ней, затем неслышно приблизился, взял Беттину за руку и шепнул ей:

— Ну что, пойдем?

Однако она покачала головой. Ей надо насмотреться на него. Надо сказать «прощай». Ей хотелось остаться наедине с отцом, но она не знала, как сказать об этом Айво. Но потом она даже обрадовалась, что он не отходит от нее.

Дрожащей рукой она взялась за кромку простыни и медленно-медленно стала накрывать отца, пока не остался виден только лоб. На мгновение ей показалось, что отец играет с ней в прятки, как в давние времена, когда она была маленькой девочкой. Беттина быстро откинула край простыни ему на грудь. Глаза были по-прежнему закрыты, на бескровном лице — мир и покой. Смотреть на него было мучительно больно, но теперь Беттина поняла. Да, все так, как сказал Айво, — отец умер. Тихо плача, она склонилась и поцеловала его, потом отступила на шаг и почувствовала, как Айво взял ее под руку и решительно вывел из морга.

Реальность случившегося не доходила до Беттины до самых похорон. Два дня, что отделяли последний ритуал от момента кончины, были наполнены лихорадочными, неправдоподобными приготовлениями: выбирали костюм, держали постоянную связь с представителем похоронного бюро, вместе с Айво решали, кого непременно надо позвать на траурный митинг, обзванивали друзей и знакомых, отдавали распоряжения слугам. В «последних приготовлениях» было что-то успокаивающее. Они отвлекали от горькой правды и от тяжелых размышлений. Беттина разрывалась между домом и похоронным бюро, и лишь на кладбище ей было некуда спешить — хрупкой девушке в черном с белой розой на длинном стебле, которую она осторожно положила на гроб при почтительном удалении всех остальных, кто пришел проводить в последний путь Джастина Дэниелза. Лишь Айво не отходил от нее. Она видела на снегу его тень рядом с собой. Лишь Айво заполнял душевную пустоту в первые тягостные дни после кончины Джастина. Лишь Айво был способен понять и утешить ее. Лишь благодаря ему она знала, что ее по-прежнему любят и что она не совсем уж беззащитна в этом мире, в котором осталась одна-одинешенька в смятении страхе.

Он молча взял ее за руку и отвел в свою машину. Через полчаса она вновь была в безопасном и с детства привычном мирке своей квартиры. Они с Айво пили кофе, а за окном редкое в ноябре солнце сверкало на только что выпавшем снегу. Ранний снег радовал лишь в парке, а в городе уже три дня было слякотно и сыро. Беттина вздохнула про себя, отхлебнула кофе и безучастно уставилась на огонь, ярко горевший в камине. Неуместное сравнение, но ей показалось, что сейчас у нее такое же ощущение, какое бывало у отца, когда он заканчивал книгу. Ушли в небытие старые знакомые и вроде бы нечем заняться. Не о ком больше заботиться, некому готовить виски со льдом, не для кого держать наготове сигары, не с кем советоваться, намечая список приглашенных на ужин, не у кого спросить, на какой рейс заказать билеты в Мадрид. Теперь, кроме как о себе, и печься-то не о ком. А о себе заботиться она не умела. Вся жизнь ее была заполнена заботой о нем.

— Беттина, — сказал Айво и опять умолк, поставил чашку и медленно провел ладонью по белым волосам. Этот жест говорил о том, что он очень смущен, но Беттина не могла понять, почему. — Любимая, наверно, рано , говорить об этом, но мы должны на этой неделе встретиться с адвокатами. — У него сжалось сердце, когда она обратила к нему свои огромные зеленые глаза.

— Для чего?

— Надо узнать о завещании. И еще… есть ряд вопросов, которые надо безотлагательно обсудить.

Джастин назначил Айво своим душеприказчиком, и адвокаты уже два дня терзали его.

— Почему именно сейчас? Не слишком ли скоро? — непонимающе спросила Беттина, она поднялась и прошла к камину. Она чувствовала невероятную усталость, и в то же время ей не сиделось на месте. Она не знала, что делать: то ли побродить по улицам, то ли лечь в постель и дать волю слезам.

Айво не спускал с нее глаз. Он казался удручающе озабоченным.

— Нет, не рано. Есть вещи, о которых ты должна знать. Наступило время принять решение по некоторым вопросам.

Беттина вздохнула и вновь села на диван.

— Ну что ж, тогда давай назначим встречу на завтра, хотя я не понимаю, к чему такая спешка.

Она посмотрела на Айво и слабо улыбнулась. Он молча кивнул и протянул на прощание руку. Даже Айво не знал всего того, что собирались сообщить им адвокаты. Спустя двенадцать часов они узнали все.

Беттина и Айво потрясение переглядывались. Адвокаты с каменными лицами терпеливо ждали, когда они придут в себя. Акций нет. Ценных бумаг нет. Наличности нет. Короче, денег совсем не было. Однако, судя по словам поверенных, Джастин не придавал этому обстоятельству должного значения, поскольку всегда надеялся, что дела «повернут к лучшему». Но ожидаемый поворот так и не наступил. На самом деле это продолжалось уже несколько, лет, в течение которых Джастин Дэниелз жил в долг. Вся недвижимость была заложена и перезаложена. Оказалось, что в счет погашения долга и процентов надо выплатить фантастическую сумму. Последние ссуды он целиком и полностью потратил на автомобили — новый «бентли» и «роллс-ройс» 1934 года выпуска — и антиквариат, скаковых лошадей, женщин, путешествия, на Беттину и на самого себя. Прошлой зимой он приобрел у друга чистокровного арабского скакуна. За эту покупку надлежало заплатить два миллиона семьсот тысяч долларов — говорилось в договоре. Друг любезно согласился рассрочить выплату на год, и хотя год еще не прошел, долг не был погашен. Джастин не сомневался, что можно будет подучить дополнительные ссуды, да и проценты с изданий его книг поступали регулярно, причем чеки содержали шестизначные суммы. Но что для Беттины и Айво оказалось новостью — так это то, что он брал в долг у богатых друзей и в счет будущих поступлений. Он по уши залез в долги. Ему, открывали кредиты и банкиры, и друзья под залог недвижимости, гонораров за ненаписанные книги, воздушных замков. А как же «верняк», спросила Беттина? Она как-то слышала обрывки разговора, в котором отец упоминал о вложениях средств в «верняк». По прошествии нескольких часов, проведенных в обществе поверенных отца, Беттина поняла, что никакого «верняка» не было. Единственное, что не подлежало сомнению — так это астрономическая сумма накопившихся долговых обязательств. Свои долги Джастин сохранял в тайне. Несколько лет тому назад он распрощался с коммерческими консультантами, обозвав их дураками. Беттина сидела сраженная услышанным. Было невозможно с ходу разобраться в том, что говорят адвокаты, но одно было ясно: предстоит несколько месяцев расхлебывать эту кашу. Знаменитый, очаровательный, обожаемый Джастин Дэниелз оставил после себя не королевское состояние, а поднебесную гору долга.