— Так, значит, не покупай семь домов, девять автомобилей, не нанимай штат из двадцати слуг. Откажись от этого, и все будет замечательно, — улыбнулся Пакстон. Беттина уже поведала ему о жизни на широкую ногу, которую так любил отец, и о том, к чему это привело.

Беттина, наклонив голову, спокойно и внимательно смотрела на Оливера.

— Знаешь, Олли, всю жизнь я зависела от мужчин. Сначала от отца, затем от Айво, потом от актера, за которого вышла замуж, — ей не хотелось даже произносить его имя, — и, наконец, от Джона. Впервые в жизни я ни от кого не завишу — только от себя самой. — Тут Беттина довольно улыбнулась. — И мне это очень по душе.

— Разумеется, это приятное чувство, — согласился Олли.

— Да, — вздохнула Беттина, все еще улыбаясь, — и пугающее тоже. Всегда я ощущала кого-то за своей спиной, а сейчас, впервые в жизни — никого нет. — И она с печалью и нежностью добавила: — Даже Айво больше нет. Я осталась одна.

Он с любовью посмотрел на нее:

— А я?

Она ласково дотронулась до него рукой.

— Ты — замечательный друг. Но знаешь, что самое забавное?

— Что?

— Я вовсе не против рассчитывать отныне лишь на собственные силы. Иногда и правда становится страшновато, но даже это — приятное чувство.

— Беттина, — сказал он, честно глядя ей в глаза, — ты можешь смеяться надо мной, но мне кажется, что ты только-только стала взрослой.

— Так рано? — спросила она и расхохоталась.

Оливер, словно бокал с вином, поднял чашку с чаем.

— Это действительно рано. Я на девять лет старше тебя, но и то не уверен, что стал взрослым.

— Конечно, стал, не сомневайся. Ты ни от кого не зависишь. И никогда не зависел, не то, что я.

— У независимости тоже есть свои плохие стороны, — задумчиво произнес он, отвернувшись к окну. — Ты привыкаешь к заведенному порядку, ходишь в одни и те же места, делаешь одно и то же и начинаешь забывать о том, что на свете есть что-то другое.

— Почему?

— Нет времени. Во всяком случае, когда я решил стать журналистом номер один у себя в Лос-Анджелесе, времени ни на что другое просто не оставалось.

— А теперь ты — без пяти минут журналист номер один Нью-Йорка, — добродушно заметила Беттина. — И что дальше?

— Да нет, все не так, Беттина. Знаешь, чего я хотел? Быть как Айво, стать издателем крупнейшей газеты в Нью-Йорке. И знаешь, что случилось? Мне вдруг стало на все наплевать. Я люблю свою работу, обожаю Нью-Йорк и впервые за сорок два года не задумываюсь о том, что будет завтра. Я просто наслаждаюсь жизнью — сегодня, сейчас.

— Я очень хорошо понимаю тебя, — улыбнулась Беттина и невольно, не отдавая себе отчета в том, что делает, потянулась через стол к Олли, и Олли потянулся к ней, и они долго, не переводя дыхания, целовались. Наконец, Беттина отстранилась и простодушно спросила:

— Как это произошло?

Она хотела все обратить в шутку, в пустяк, но он не воспринял ее беззаботный тон. У него в глазах появилось серьезное выражение.

— Мы долго к этому шли, Беттина. Не было смысла отрицать это, и Беттина кивнула:

— Наверно, ты прав. — Помолчав немного, она сбивчиво заговорила: — Я думала… мне казалось, что мы… что мы останемся только друзьями.

Он обнял ее и сказал:

— Мы непременно останемся друзьями, но я давно хотел признаться вам кое в чем, миссис Дэниелз, да все никак не отваживался.

— В чем же, мистер Пакстон?

— В том, что я люблю тебя. Очень люблю.

— Ах, Олли, — она со вздохом уткнулась лицом в его грудь, но он приподнял пальцем ее подбородок и осторожно заставил посмотреть ему в глаза.

— Почему ты отворачиваешься, Беттина? Ты сердишься на меня? — допытывался он, мрачнея на глазах. Беттина помотала головой, но во взгляде у нее появилось разочарование.

— Нет, не сержусь. На что же мне сердиться? — сказала она, и голос ее становился все тише. — Я тоже люблю тебя. Но я раньше думала… между нами все было так просто…

— Тогда иначе и быть не могло. Ты была замужем. А теперь — нет.

Она кивнула, все еще обдумывая что-то, а потом честно посмотрела ему в глаза:

— Больше я никогда не выйду замуж, Олли. И хочу, чтобы ты меня правильно понял. — Она казалась страшно серьезной,

говоря ему это. — Ты сможешь примириться с этим?

— Я постараюсь.

— Ты имеешь право жениться, потому что ни разу не был женат. У тебя есть право иметь жену и детей и все прочее, но я хлебнула чашу сию и больше не хочу.

— А чего же ты хочешь?

Он легонько обнимал ее и словно ласкал взглядом. Беттина задумалась лишь на секунду.

— Общения, привязанности, чтобы было с кем посмеяться, чтобы рядом был мужчина, который уважал бы меня, мою работу и любил бы моего сына…

Она замолчала, не сводя глаз с Оливера. Он первый нарушил молчание:

— Это не так уж много, Беттина. Она уютно пристроилась у его плеча, словно котенок у камина. Глаза ее блестели.

— А ты, Олли? Чего хочешь ты? — спросила она с приятной хрипотцой в голосе. Он, помедлив, ответил:

— Я хочу тебя, Беттина, — и, перестав гладить ее блестящие медные волосы, он начал неторопливо снимать с нее одежду. Он будто разматывал клубок, и она не сопротивлялась, пока не оказалась у него в спальне, на кровати — обнаженная, поблескивающая атласной кремовой кожей, которую он гладил нежными, сильными руками. И, словно припев песни, какую она давно мечтала услышать, он повторял:

— Я хочу тебя, Беттина… любовь моя… Я хочу тебя…

И вдруг ее поглотило пламя давно позабытой страсти, а он тем временем умело, искусно возвращал ее тело к жизни. Она волновалась и вздымалась под его руками, стягивала с него одежду, и вот они слились, сгорая от ненасытного желания, задыхаясь от страсти. Наконец так внезапно вспыхнувший костер превратился в жаркие угольки, и они лежали в объятиях друг друга и улыбались.

— Ты счастлива? — спросил он с нежным светом в глазах, зная, что она принадлежит ему.

— Да, очень, — сказала она сонным шепотом, переплела его пальцы со своими и положила голову к нему на грудь. — Я люблю тебя, Олли.

То был нежнейший и тишайший шепот. Оливер закрыл глаза и улыбнулся.

Потом он осторожно привлек ее к себе, вновь стал искать губами ее губы, его тело и душа и все его существо вновь потянулись к ней.

— Олли… — тихо смеялась Беттина. Теперь это стало игрой, забавой, наслаждением — любить друг друга. — Я и не предполагала, что бывает так, — сказала она, когда все закончилось, и состроила смешную рожицу.

— Как? — спросил он с такой же озорной улыбкой. — Весело и беззаботно? — и с этими словами он обнял ее и провел руками от ее плеч к ногам. — Когда вам в последний раз говорили, что ваша попка — самая красивая попка в нашем городке?

— Правда? — шаловливо улыбнулась Беттина. — Почему же мне об этом не сказали на премьере? — Она сделала вид, что огорчилась, а Оливер засмеялся и взъерошил ей волосы.

— Иди ко мне…

Руки его были нежны, несмотря на игривый тон.

— Ты представить себе не можешь, как я тебя люблю, — сказал он и замолчал, а Беттина преданно смотрела на него.

— Могу, Олли, — наконец сказала она, — еще как могу…

— Что ты говоришь! — улыбнулся он. — С чего бы это?

Но сейчас ей не хотелось шутить. Она прижалась к нему, закрыла глаза и прошептала:

— Потому что я люблю тебя всем сердцем.

Когда она произносила эти слова, в голове у нее мелькнуло: ведь это последний шанс. И она открыла глаза, посмотрела на Оливера Пакстона, а тот наклонился и поцеловал ее.