Он резко заблокировал свои мысли прежде, чем они смогли одолеть его. Уже темные щупальца обвивали его, раскрашивая небо. Он попытался успокоиться и не представлять Ориона и Элен вместе, потому что он мог себе это представить—слишком легко.

Даже притом, что Лукас никогда не видел Ориона, он прекрасно мог представить, на кого он похож. Он был потомком Адониса — самого любимого возлюбленного Афродиты. Поскольку Афродита благоприятствовала этому парню больше всех остальных, то в Доме Рима передавался образ Адониса постоянно, почти так же, как в Доме Фив повторялся образ Гектора снова и снова. Половина картин и скульптур, которые вышли из Ренессанса, были похожи на него, потому что старые мастера, такие как Караваджо, Микеланджело и Рафаэль одержимо рисовали и ваяли предков Ориона. Флоренция была буквально усеяна образами сыновей Дома Рима.

Но здесь было больше, чем просто хороший легендарный внешний вид, особенно у генетически одаренных Сционов. Была причина, почему и Казанова, и Ромео, возможно двое самых известных возлюбленных в истории, вышли из Италии. Звание Ориона "красивый ублюдок", даже приблизительно не охватывало эффект, который он может оказывать на женщин. Дети Афродиты были неотразимы сексуально, и большинство из них могли влиять на эмоции людей в определенной степени, хотя Орион сказал Лукасу, что его дар был гораздо более мощным, чем это.

Орион обладал редкой способностью. Он мог заставить Элен разлюбить Лукаса, лишь легко прикоснувшись к ней. И если ей не станет плохо, после того как чувства Элен к Лукасу прервутся, тогда Орион смог бы контролировать сердце Элен, чтобы иметь случайные отношения, которые не нарушат Перемирие—никаких обязательств, никаких ограничений, просто секс. Это придурок мог делать все, что захочет с Элен, а Лукас ничего не сможет сказать против.

Эта мысль вызвала у Лукаса желание разбить чего­нибудь, но вместо этого он напомнил себе, что его семья, наверное, беспокоится о нем, и заставил себя отправиться домой.

К счастью, Орион, казалось брезгует использовать свой талант по какой­то причине, даже для самообороны. Он был глубоко оскорблен, когда Лукас предположил, что он коснулся сердца Хелен в пещере для дешевых острых ощущений. И, увидев их обоих в Подземном мире вместе, Лукас понял, что Орион никогда не принудит Элен ни к чему. На самом деле, Лукас был уверен, что он ее защитит ценой своей жизни. Это заставляло его ненавидеть Орион меньше, что только все усложняло. Лукас хотел, ненавидеть Ориона, но как он не старался, он не мог, и ему ничего не оставалось, как ненавидеть самого себя.

Направляясь вниз на восточное побережье, Лукас оставался над водой, для этого ему нужно было лететь не слишком высоко, чтобы не замерзнуть. Он оставил куртку в своем шкафчике, но это не имело особого значения. Он мог представить себя в тепле всякий раз, когда было нужно. В самом деле, Лукас начинал верить, что он может представить себя горячим—по­настоящему жарким—почти огненным. Но у него не было времени разбираться с этим странным новым талантом прямо сейчас. Он только задумался на секунду, заходя на посадку в своем дворе.

Чувство вины поразило его, как только он приземлился, и он начал искать свою маленькую сестру. Он не должен был оставлять ее одну в школе ради Элен.

Теперь, когда Мойры донимали ее почти каждый день, Кассандра была еще более хрупкой, чем обычный смертный ребенок. Это забирало все ее силы, чтобы просто пережить каждое владение, и тот факт, что она действительно выживала после них, когда столько прошлых Оракулов умерло, заставил Лукаса подозревать, что она была, вероятно, более сильной, чем он сам. Но даже настолько сильной, какой она была, после владения ей едва хватало сил дышать.

На днях он нашел Кассандру, сидящую на полпути вверх по лестнице, которая тяжело дышала.

После полудюжины шагов она была так утомлена, что остановилась на минуту, чтобы отдышаться. Лукас понес ее в ее комнату, но для него это была борьба, чтобы идти рядом с ней. У нее все еще была аура Мойр, цепляющихся за нее, и хотя Лукас очень любил свою младшую сестру, от Мойр у него холодок пробегал по спине.

Даже Кассандра боялась их, и она должна была выносить их присутствие в ней по несколько раз в неделю. Лукас не знал точно, как после такого физического и умственного вторжения она себя чувствовала, но по взгляду, которым она смотрела позже, он предположил, что это должно быть было похоже на насилие.

Тот факт, что это происходит с его младшей сестрой, и что он ничего не может сделать, чтобы остановить это, делало его еще более злым.

Шагая по задней лужайке к дому, Лукас изо всех сил пытался управлять своим гневом, напоминая себе, что он должен быть более осторожным. Столько вещей делало его злым в эти дни. С тех пор, после того катастрофического обеда, когда он ударил своего отца, у него развился

“побочный эффект”, который был связан с его гневом.

Он обнаружил его в полном объеме на соревнованиях по легкой атлетике, когда увидел Элен в окружении Сотни, но это началось не там. Все началось с его отца, на первый взгляд просто маленькое зернышко. Но оно росло.

Он частично задумался, а не будет ли ему легче, если он поговорит с Ясоном или Кассандрой об этом, но он не смог заставить себя сделать это пока. Его семью это сильно бы взволновало, если бы они узнали. Черт, это его и волновало.

Лукас почти рассказал об этом Элен в коридоре школы сегодня, но так и не смог признаться.

Элен так боялась Креона, что Лукас не знал, сможет ли он вынести, если Элен начнет смотреть на него со страхом. Он все еще не решил, должен ли он говорить об этом с кем­либо, даже при том, что действительность была такова, что в конечном счете его всезнающая, всевидящая младшая сестра все узнает.

"Кассандра?" крикнул Лукас, когда вошел на кухню. "Яс?"

"Мы здесь”, ответил Ясон из библиотеки.

Голос Ясона показался не правильным. Он был напряжен, но Лукас подумал, что это было, потому что он весь день был рассержен на Клэр из­за ее с Элен исчезновения и того, что они заставили их волноваться. Лукаса очень расстраивало, как Ясон смотрел на ситуацию с Клэр. Он хотел, чтобы его кузен проснулся и понял, что ему был сделан дар. Он влюбился в кого­то, с кем у него могли быть отношения.

Тяжелые двойные двери в библиотеку были немного приоткрыты, и прежде чем Лукас вошел в комнату, он почувствовал напряженность и услышал едва контролируемый гнев в вежливых голосах каждого.

"Где ты был?" спросила Кассандра с прищуренными глазами. Она допрашивала его о местонахождении в последнее время постоянно, даже при том, что в половине случаев уже знала ответ.

"Что случилось?" спросил Лукас вместо того, чтобы ответить ей.

"Мэтт, наконец, решил поделиться кое­чем с нами”, серьезно сказал Ясон. Он был настолько разъярен, что его скулы пылали. Лукас видел этот особый оттенок красного цвета и раньше, и знал, не понаслышке, как трудно вывести Ясона из себя. Он посмотрел на Мэтта и поднял вопросительно брови.

"Я связался с Заком. Он позвонил мне позавчера вечером, и предупредил меня, что что­то должно произойти сегодня, но он не знал, что именно" ответил Мэтт.

"Почему ты ничего не сказал, Мэтт?" обиженно спросила Ариадна. "Даже если Зак не знал подробности, почему ты не предупредил нас?"

Ну вот и еще одна проблема, которая только и ждет своего часа, чтобы произойти, подумал Лукас. Но никакого другого пути и не было. Сционы, как правило, влюблялись молодыми, потому что, как правило, и умирали молодыми. По крайней мере, Лукас не мог найти ошибку во вкусе Ариадны. Мэтт доказывал свою лояльность к Дому Фив несколько раз.

И что в такой ситуации делать, вот вопрос. Мэтт обычно делал правильный выбор и показывал больше здравого смысла, чем в этом вопросе.

"Тебе не понять," ответил Мэтт угрюмо.

“Попробуй объяснить нам”, сказал Лукас, его внутренняя температура росла. Он терпеть не мог, когда обычные смертные думали, что отличаются от Сционов, как будто у них не было тех же чувств.