К дочери я вернулся через двое суток бесконечной гонки — вымотанный до смерти физически и морально. Эмма сама привезла Лину домой, отвела к врачам…  Она писала мне эти дни, так как на звонки я не отвечал, бегло просматривая сообщения от нее.  Кое-как поднявшись по ступеням своего бывшего дома, я дополз до дивана в гостиной и рухнул на него, сразу же провалившись в сон.

Энди не учла, что убила меня в ту самую секунду, когда я понял, что не найду ее… Думала, что возвращает меня семье и дочери? Дура… Зачем я дочери мертвый? Какое тепло я могу ей дать, если внутри меня застыл кусок льда с острыми гранями?!

— Рейн…

Я будто и правда умер. Голова налита свинцом, глаза болят… не только глаза — все… до самого нутра.

— Рейн… Хочешь что-нибудь?

Эмма.

Кое-как поднявшись, я сел и свесил голову на руки:

— Как Лина?

— Доктора дают положительный прогноз, но восстановление займет время… И она пока ничего не рассказывает…

Мы помолчали какое-то время. Я пытался понять, слышу ли ее вообще и что все это для меня теперь значит.

— Ты не нашел ее?

— Нет.

— И… что дальше?

— Ничего. Я устал, Эмма…

— Пошли наверх — уложим тебя спать…

— Лина где?

— Первую ночь спит спокойно. — Она попыталась подхватить меня под руку, и я не стал отталкивать. Мне было все равно. Хотелось просто забыться сном и ничего не чувствовать хоть какое-то время.

Эмма проводила меня в спальню, помогла раздеться, прошлась тревожным взглядам по новым травмам и повязкам на моем теле, но промолчала. Непривычно было видеть ее такой… но эта мысль возникла и исчезла, ничего не задев в душе.

Я улегся на простынь и уставился в потолок, позволяя эмоциям разорвать грудную клетку. Легко было просто наблюдать, как отчаяние и жалость переплавляются внутри в тугую холодную злость. Она застывала в венах, промораживая тело сантиметр за сантиметром, пока не дошла до сердца…

«Я буду искать тебя всегда,» — ударилось оно в последний раз, прежде чем мое настоящее превратилось в прошлое.

… и я закрыл глаза.

— Быстро ты, — глянул на меня Харт. Он сидел в приемной медицинского корпуса и ждал, пока я допрошу Бинана. Тому не повезло очнуться именно сегодня.

— Опыт, прокурор, — и я сел на соседний стул. — Есть покурить?

— Тут не курят, — нахмурился он.

Погода стояла ясная — стерильный кафель под ногами взрывался тучей солнечных зайцев, преломленных окном. А я старался не думать и не чувствовать. И не помнить… Потому что в каждом углу здесь мне виделась Энди.

— Рейн, у меня приказ о твоем отстранении…

Я только усмехнулся, зло щурясь перед собой:

— Понятно.

Виммер выбросил меня как отработанный материал. Позволил допросить Бинана и отстранил. Ублюдок.

— Мне приказали донести это до тебя, — продолжал Харт. — Понимаешь, почему?

— Чтобы я с тобой порвал, — усмехнулся, оборачиваясь. — Но вряд ли мы бы ездили друг к другу на барбекю по выходным…

— А я бы приехал…

— Было бы куда…

— Я все равно буду держать тебя в курсе.

— Рискуешь, прокурор…

— Плевать. Я — не собственность Виммера. И занимаюсь этим делом только из личных соображений.

— Значит, на этом все, — глухо выдавил я. Черт, не ожидал… Вот же Виммер ублюдок!

— Не сдавайся, Рейн. Мы все еще ищем Энди.

— Клоувенс большой, — покачал я головой, зло усмехаясь. — Сотни тысяч запахов и следов… Ей кто-то помог, Харт. Иначе она бы уже была у меня.

Стоило об этом подумать, и меня словно отключали от жизнеобеспечения. Чувствовал себя так, будто валялся где-то в коме, доживая последни часы, а все настоящее — бред умирающего сознания. Без Энди все потеряло смысл.

Благородным порывом моей дурочки могли воспользоваться, помочь сбежать и нейтрализовать, потому что много знала. И от этого хотелось просто покончить со всем одним махом. Но я не мог. Пока не буду знать точно — не смогу. Но ничем другим объяснить себе ее исчезновение не получалось. И Рон понимал это не хуже.

— Полетели, — кивнул я на выход и поднялся…

— По договору ты обязан меня отпустить, — шепчу я, сжавшись в комок. Не могу на него смотреть.

— Правда этого хочешь? — Его холодный голос все равно пускает сердце дергаться будто на углях.

Комната — моя бывшая тюрьма — замерла в тишине. Ничто нас с Рейном больше не держит здесь. И рядом друг с другом — тоже.

— Мои свидания с тобой окончены, контракт выполнен. — Откуда я вообще нахожу силы говорить с ним так спокойно?

— Ни черта не кончено, Энди… — Он настигает меня одним рывком и прижимает к себе, только не как прежде — нет ни заботы, ни трепета, только злость. — Я найду тебя. Где бы ты ни была. И ты ответишь мне за то, что бросила, хотя обещала быть рядом. — Он говорил и сжимал пальцы на горле.

— Рейн, прости! — сипела я.

— Почему ты не вернулась?! — рычал он, а в кожу впивались когти.

— У тебя своя семья! — дергалась я. — Твой ребенок нуждался в отце!

— Только теперь еще один ребенок нуждается в отце! — И он швырнул меня в стенку, тут же снова хватая за горло и устремляя злой взгляд в глаза. — Я никогда не прощу тебя за это, Энди… Никогда!

Я вскинулась на кровати, задыхаясь и моргая на тусклый свет торшера на полу.

— Я сделала тебе чай… — послышалось тихое.

Шумно выдохнув и откинув волосы с лица, я увидела Ким у кровати с чашкой.

— Ты снова кричала…

— Прости, — прохрипела я и протерла лицо, первым делом находя взглядом ребенка на другом конце кровати. Рен спал, огороженный подушками, раскидавшись на спине.

— Снова он снился? — села Ким рядом и протянула мне чашку. — Ромашковый…

Я глянула на нее виновато и взяла чашку из ее рук:

— Спасибо, Ким. Прости, что разбудила…

Девочка пожала худенькими плечиками и откинула копну ярко- рыжих волос за спину. Уже почти год мы вместе, а нарастить на эту тростинку массы так и не удается. Ким я забрала себе, когда еще не знала, что беременна, но уже понимала, что мой бесконтрольный зверь не угрожает нашему спокойствию. Мне хотелось дать шанс этой бойкой девочке. Шанс, которого у меня никогда не было. И она оказалась благодарной. Прилежно училась, готовила, убиралась и помогала мне с ребенком… Когда мне позволили ее забрать, мы первым делом прошлись по всем врачам. Да, десятилетний ребенок не добирал в массе, имел незначительные проблемы с пищеварением и, как следствие, аллергию. Но со всем этим мы, к счастью, на сегодняшний день справились.

— Завтра в школе выходной, не волнуйся, — зевнула она. — А еще я поменяла памперс Рэну и покормила его…

— Спасибо, — виновато шмыгнула я носом. — Ты чудо, Ким.

— Знаешь, я думала, что не люблю маленьких детей, — серьезно заявила она. — Но оказалось, что это только в детдоме я их ненавидела, потому что только их и забирали новые родители. А Рэнди мне нравится. Он спокойный, не плачет никогда…

Я коротко сжала ее ладонь и улыбнулась. Ким, как и я, была недотрогой и не любила, когда ее касаются, но мне важно было дать понять то, что она для меня значит.

— Спасибо. Иди спать, я дальше справлюсь…

Когда Ким затихла в своей спальне, я поднялась и взяла сына на руки. Не могла насмотреться на него… А еще — он был вылитый папа.

Малыш беспокойно завозился — всегда чувствовал мое состояние. Когда сын начнет оборачиваться, я уже не скрою его редкого зверя. Почему-то была уверена — он такой же снежный леопард, как и его отец. Вряд ли он унаследовал мою пантеру.

Прошел год с того дня, когда я последний раз видела Рейна. Тогда казалось, что я поступаю правильно. Видеть его с семьей, которая в нем нуждалась, было невыносимо. До сих пор перед глазами стояла картина, как он носит свою дочь ночью по коридору, пытаясь успокоить… Но со временем жалость к его страдающей дочери потеряла яркость, а тоска по нему стала едва выносимой. Когда Рейна не стало рядом, я перестала оборачиваться и вообще чувствовать своего зверя. Будто и не было его. Это должно было обрадовать, но оставило лишь пустоту внутри. И один раз я не выдержала…