– Не стерся, – буркнула я недовольно. – Это было несколько дней назад. Сейчас точно скажу. – Я сходила в прихожую полюбоваться настенным календарем, а вернувшись, отрапортовала:

– Седьмого, во вторник.

Майор задумчиво почесал затылок:

– Седьмого, м-да… А исчез он восьмого. Что ж, все совпадает.

Парамонов исчез восьмого, ну и дела! В тот самый день, на который я назначила акцию возмездия. Теперь мои «томагавки» заржавеют, не иначе. А если серьезно, то все это как-то… нереально, что ли. Словно Парамонов только для того и вынырнул из глубин затянутого тиной прошлого, чтобы тут же бесследно раствориться в тумане неизвестности. Думайте что хотите, но от всей этой истории попахивало виртуальностью, что ли… Хм, если виртуальность имеет запах, цвет и так далее.

– А теперь я повторю свой первый вопрос, – назойливо вклинился в мои размышления майор Сомов. – Я хочу знать о Парамонове все, что знаете о нем вы. Все.

– Например? Вот привязался!

– Например, то, что вас с ним связывает. Ведь зачем-то он к вам явился через десять лет.

– Нас? С ним? – Со мной случился приступ истерического веселья. – Ну раз это вас так интересует и раз уж вы этого не поняли из моих писем, то я вам скажу, я вам скажу, что нас связывает. Горячая любовь во времена дешевой колбасы, вот что! Если вы еще помните, какие цены были в восемьдесят девятом году. – Выпалив эту глупость, я уставилась на голубоглазого, чтобы не упустить его реакции.

Она, эта реакция, оказалась на редкость спокойной:

– И все? Ну и хам!

– А вам что, мало?

Добрый молодец и не думал смущаться:

– Может, было что-нибудь еще?

Например, какие-то деловые отношения или денежные?

На что он, интересно, намекает? На какие такие денежные отношения? Да когда Парамонов жил у меня, он был гол как сокол и сидел на моей шее, свесив ножки. Он самозабвенно корпел над своей диссертацией, имея за душой аспирантскую стипендию, вылинявшие джинсы да ту самую безрукавку, от которой я избавилась, разгребая завалы старого тряпья.

В общем, я рассвирепела:

– Да что вы такое несете? Какие денежные отношения? Вы хотя бы имеете представление, о ком мы говорим? Мы ведь говорим о Парамонове, а он и деньги – вещи несовместимые, как гений и злодейство! – Я саркастически расхохоталась, по крайней мере, мне очень хотелось в это верить. – Да когда он вошел в эту дверь, – я театрально указала перстом на прихожую, – у него носки были дырявые, как… как дуршлаг!

(По-хорошему, Парамонов в эту конкретную дверь никогда не входил, поскольку наш непродолжительный роман протекал вне этих стен, а точнее, в той квартире, которую я оставила своему бывшему супружнику, просто меня захлестнули эмоции.) – В таком случае с тех пор в его жизни очень многое переменилось, – загадочно обронил в ответ голубоглазый майор, которого моя патетическая эскапада нимало не тронула. – Теперь, он весьма состоятельный человек, даже по американским масштабам.

Я глупо захлопала ресницами:

– А при чем здесь американские масштабы?

Надо отдать ему должное, он не стал меня томить и выдал просто и обыденно, словно речь шла о чем-то таком, что случается с каждым и буквально на каждом шагу:

– Видите ли, ваш Парамонов давно живет в Штатах, занимается фундаментальными исследованиями в крупном университете и вполне преуспевает, точнее, преуспевал до приезда в Россию. Ну знаете, все эти причиндалы «их» жизни: собственный дом, счет в банке, пара-тройка машин. Не знаю, чего ему там не хватало, но неделю назад он объявился в Москве, поселился в «Марриоте», а потом пропал. И что с ним сейчас – неизвестно.

Я так и села, как в прямом, так и в переносном смысле. Мне еще повезло, что стул оказался рядом, иначе я бы рухнула на пол.

– Не может быть, – прошептала я, уставившись прямо перед собой. От такой новости у меня захватило дух похлеще, чем на американских горках.

– Теперь я вижу, что вы и впрямь десять лет не имели от него вестей, – констатировал голубоглазый.

Теперь? А раньше? Раньше он, выходит, не был в этом уверен? Думал, будто я плету какие-нибудь интриги или, того хуже, прекрасно осведомлена, где сейчас Парамонов? Да не воображает ли он, что я прячу этого свежеиспеченного американца под кроватью?

– Вот! – Я отдернула занавес, разделяющий мою двадцатиметровую комнату на две половины – гостиную и спальню, по крайней мере, я сама их так величала. – Можете проверить!

– Что такое? – Кажется, майор все-таки растерялся.

– Ну поищите, поищите Парамонова в шкафу или под кроватью, – подбодрила я его, – я, как хозяйка, вам это разрешаю. А еще можете заглянуть на антресоли и… вот еще хорошее местечко – ванная. Если предположить, что я расчленила его труп, там вполне могут обнаружиться следы крови.

Добрый молодец укоризненно покачал головой:

– Галина Антоновна, вы переигрываете. Вы, конечно, натура творческая, а потому эксцентрические номера по вашей части. Я это хорошо понимаю, но все же не стоит злоупотреблять моей снисходительностью. И время у меня не резиновое, поскольку я к вам не на блины явился, а по долгу службы.

Еще бы он явился ко мне на блины! А что он там наплел насчет эксцентрических номеров? Господи – я вспыхнула до корней волос – да ведь это может означать только одно: он все про меня знает. Навел обо мне справки, побывал на работе, и скорее всего накануне, когда у меня был выходной. Я живо представила себе нашу заведующую Зинаиду Терентьевну и как она испуганно частит: «Галочка, то есть Галина Антоновна, – наш лучший работник… Она энтузиаст своего дела, да весь наш театр на ней держится… Вот мы в прошлом году знаете что поставили – „Ромео и Джульетту“! Так она, она даже костюмы сама по ночам шила!»

Да уж, такая я творческая натура, то бишь дура, если чем-нибудь увлекусь, то пиши пропало. И не так уж важно, чем именно: самодеятельным театром или каким-нибудь физиком-шизиком. Я всегда очертя голову бросаюсь в очередную пучину, не думая о том, как буду из нее выбираться. Из этой же серии и постановка «Ромео и Джульетты» в нашем заштатном ДК. Каюсь, нашла на меня однажды такая блажь. Просто надоело быть бессменной Снегурочкой на детских утренниках, и я вспомнила, что когда-то училась на режиссерском отделении. Правда, так и недоучилась.

Впрочем, зачем лишний раз утомлять вас пространными отступлениями? Вас ведь интересует интрига, не так ли, и вы просто сгораете от любопытства, куда подевался Парамонов? Боюсь вас разочаровать, но пока я и сама этого не знаю, так что придется вам потратить время на чтение моих сумбурных записок, изобилующих всевозможными отклонениями от темы. В этом смысле рассказчик вам достался аховый, уж запаситесь терпением, если хотите добраться до конца моей истории. Истории, которая развивается по своим законам.

А дальше было вот что. На мою голову посыпались новые вопросы, я только успевала отбиваться. Голубоглазого майора интересовало буквально все: привычки Парамонова, друзья, круг его интересов и тэ дэ и тэ пэ. Как будто я обязана все это помнить целых десять лет!

– Друзья? – я потерла лоб. – Какие могут быть друзья у человека, повернутого на геофизике? Если только Алик, с ним они жили в общежитии в одной комнате. Алик, м-м-м, нет, фамилии я не помню. – Вообще-то я сомневаюсь, знала ли я ее когда-нибудь. Ведь Алик был для меня всего лишь соседом Парамонова по общежитию, неосязаемым, как тень отца Гамлета. – Увлечения? – призадумалась я. – Спросите о чем-нибудь попроще.

На уме у него всегда была одна лишь геофизика, геофизика и еще раз геофизика.

– Вы нарисовали такого сухаря! – усмехнулся голубоглазый.

– «Сухарь» – это еще мягко сказано, – фыркнула я и тут же спохватилась, что сболтнула лишнее. Чего я не должна делать ни при каких условиях, так это показывать свое истинное отношение к Парамонову.

– Ну что ж… – Майор Сомов поднялся с кресла, хотел было потянуться, но вовремя сообразил, что он не у себя в кабинете. – Вы нам очень помогли. Если вспомните еще что-нибудь существенное, позвоните.