Он возненавидел бы ее, если бы почувствовал жалость с ее стороны. Саммер знала это так же хорошо, как и то, что в жизни неизбежны налоги и смерть.

Ее нехитрая уловка вызвала у него усмешку:

— Господи, я не подумал об этом.

— Уже поздно.

Неожиданно Саммер широко зевнула так, что хрустнули челюсти. Сытая и усталая, она буквально валилась с ног. Безумно хотелось спать. Она смущенно взглянула на Франкенштейна.

Уложив оставшиеся припасы в белый полиэтиленовый пакет, он расстегнул спортивную сумку, чтобы спрятать все туда. Когда Саммер закончила зевать, Колхаун улыбнулся ей:

— Похоже, что детке пора баиньки.

Детке действительно пора баиньки — она не возражала. Имелась только маленькая недетская проблема.

У них была только одна скатерть. И эта скатерть служила ей в данный момент одеждой.

— Пижаму не нужно? — Франкенштейн порылся в спортивной сумке и что-то оттуда вытащил.

Саммер с облегчением узнала свою униформу «Свежей маргаритки». Пусть и не совсем свежая, все же это была одежда. Значит, не придется спать нагишом.

— Спасибо.

Саммер взяла брюки и блузку и направилась за скалу, чтобы переодеться. Без нижнего белья синтетика липла к голым ягодицам, а груди неуютно свисали под тонким нейлоном кофточки. Опустив глаза, Саммер увидела, что ее соски заметно проступают под тканью. Она снова накинула на плечи скатерть и почувствовала себя лучше. Во всяком случае, не было такого ощущения наготы.

Когда она вышла из-за скалы, то увидела, что он лежит на земле в застегнутой на молнию штормовке с капюшоном, положив под голову сумку и скрестив руки на груди.

Саммер нерешительно приблизилась, и Франкенштейн открыл глаза.

— Спокойной ночи, — произнес он и снова закрыл глаза. И, судя по дыханию, тут же заснул. «Спокойной ночи?» — Саммер не поверила своим ушам. Значит, ей нечего опасаться последствий пребывания с Франкенштейном под одним одеялом. Судя по его виду, он был вполне доволен, даже счастлив, что спит один. Явно предпочитая прохладу ночного воздуха и одиночество компании.

Прежде он не был так щепетилен. Может, просек каким-то образом, что ее все сильнее влечет к нему? И опасается, что она нападет на него во сне? Краска ударила в лицо Саммер.

Она всмотрелась в темноту за пределами мерцающего костра и непроизвольно вздрогнула. Оттуда мог появиться кто угодно.

Она тем не менее не собиралась унижаться до просьбы переночевать рядом с Франкенштейном.

Укутавшись плотнее в скатерть, Саммер опустилась на колени, расчистила от камней и веток поросший травой участок земли у костра и легла. Подозвав Маффи, сгребла собаку в охапку и уложила рядом с собой.

Маффи вздохнула и прижалась к ней. Свернувшись калачиком в ногах Франкенштейна и положив голову на скатанный угол скатерти, Саммер перепробовала все средства, чтобы заснуть: от пересчета овец до размышлений о том, что она посадит в своем саду на следующий год. Ничто не помогало. Ее мозг бодрствовал и был активен. С одной стороны, она испытывала досаду на равнодушие Франкенштейна, а с другой стороны, страх спать в открытом месте.

За все время ужина Франкенштейн даже не удостоил ее двусмысленного взгляда. Он точно знал, что под скатертью она голая, но это явно его не трогало.

Чирк!

Саммер широко открыла глаза. Что это за звук? Оглядевшись вокруг, она не увидела ничего, кроме пляшущих отблесков пламени костра. Только грудь Франкенштейна ритмично поднималась и опускалась. За пределами небольшого освещенного круга была непроницаемая темнота.

Такой звук могло издать животное — небольшое, как она надеялась, — где-нибудь далеко в лесу.

Ее веки снова начали смыкаться. Почему Франкенштейн не проявил никаких знаков внимания? В данных обстоятельствах большинство мужчин не раздумывали бы ни секунды. Может быть, беспокойство за их судьбу подавило в нем сексуальные желания? Возможно, он слишком измотан их бесконечным бегством?

Ей пришла было в голову мысль, что он, видимо, слишком стеснителен, чтобы воспользоваться подвернувшимся случаем, но она тут же отмела ее.

Франкенштейн стеснителен? Вот уж чего она бы не сказала.

Хруст!

Что это? От ужаса глаза Саммер стали огромными. И снова вокруг не было ничего, кроме скал, костра и Франкенштейна. Маффи прижалась к ее подбородку и быстро заснула. Шерсть щекотала нос Саммер, но она ни за что на свете не захотела бы лишиться своей компаньонши. Хотя чувство уверенности, которое создавала у нее близость собачки, представлялось весьма иллюзорным. Однако с Маффи все равно было уютнее.

Но, если поблизости бродит медведь, какой же прок от Маффи?

«По крайней мере она залает, — сказала себе Саммер. Но потом честно добавила: — Надеюсь».

Судя по предыдущему опыту, Маффи в основном лаяла тогда, когда хотела есть. Господи, пусть же она сочтет подкрадывающегося медведя съедобным!

Хотя гораздо вероятнее, что это медведь сочтет съедобной Маффи.

Веки Саммер снова сомкнулись. «Спи, — приказала она себе. — Спи». Но сон никак не шел.

Она что, совсем не в его вкусе? Или Франкенштейн не считает ее привлекательной? Раньше мужчины всегда обращали внимание на Саммер.

Раньше — вот в чем дело.

Видимо, вопреки своему шутливому заявлению, Франкенштейн все-таки предпочитал двадцатилетних девиц с упругим телом и пустой головой.

А тридцатишестилетняя женщина, с морщинками вокруг глаз и мягким, округлившимся телом, не в состоянии возбудить его.

Кроме того, у большинства мужчин не хватает ума предпочесть с трудом приобретенные мудрость и жизненный опыт слепому обожанию и хихиканью.

А суть в том, что большинство мужчин думают тем, что у них между ног. Тому, что между ног у Франкенштейна, не было, видимо, дела до Саммер.

А это, яростно твердила себе женщина, ее как раз и устраивает.

С такой мыслью она наконец уснула.

Спустя некоторое время ее разбудил хриплый крик.

С бьющимся сердцем Саммер присела. Было еще совсем темно. Сколько же она проспала? Она не имела об этом ни малейшего представления. Единственное, что Саммер знала, это то, что испугалась до смерти.

Кто-то вскрикнул. Оглядевшись вокруг, она увидела, что Франкенштейн с пепельно-бледным лицом стоит на четвереньках и неподвижно смотрит куда-то за костер. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: это он разбудил ее своим криком.

— Что это? Что случилось? — Она представила себе медведя, который волок в лес скатерть, куда были завернуты она с Маффи, и проползла несколько футов каменистой почвы, отделявших ее от Франкенштейна. А он даже не взглянул на нее, когда она прислонилась к нему плечом и бедром.

— Смотри… смотри туда! — Колхаун показал рукой в темноту.

Саммер посмотрела, но не увидела ничего, кроме темных силуэтов раскачиваемых ветром деревьев. Они стояли на четвереньках, прижавшись друг к другу, и вглядывались во тьму за костром.

— Что это было? Что? — Сердце Саммер бешено колотилось. С пересохшим горлом она искала среди движущихся теней источник неведомой опасности. Чтобы нагнать такого страху на Франкенштейна, это по крайней мере должен быть оборотень. Или те плохие парни.

— Разве ты… разве ты не видишь ее? — Его голос был хриплым, в нем слышался смертельный ужас.

— Кого? Кого я не вижу? — Глаза Саммер едва не вылезли из орбит, настолько старательно она глядела в указываемую сторону. Чем бы ни оказалась ускользавшая от ее взгляда опасность, она должна была испугать ее, если уж испугала Франкенштейна. Саммер была готова: могла и желала окаменеть от ужаса заочно.

— Диди. — Это имя прозвучало, как стон.

Диди? Какая Диди? Испуганно всматриваясь изо всех сил в темноту, Саммер пыталась вспомнить. Не Диди ли звали ту женщину, которая…

— Но Диди мертва! — воскликнула она.

— Думаешь, я этого не знаю? — Колхаун посмотрел на нее безумным взглядом. — Но она здесь — смотри! О Боже, вот она!