Он резко вдохнул воздух. Вдох был громкий и короткий.

— И еще я тоже хочу потрогать тебя здесь. — Голос Саммер, чуть громче шепота, был хриплым от желания. Ее рука опустилась к его шортам. Захватив в горсть его восставшую плоть, она сжала пальцы.

— Детка, ты сводишь меня с ума… — Это был стон, вырвавшийся из-за стиснутых зубов. Его ладонь сильно надавила ей между ног. Потом он задвигался, меняя положение, и стал оползать вниз. Обхватил ее бедра, а пальцами принялся раздвигать мягкие ягодицы.

Саммер замерла, когда он через грубую ткань брюк прижался открытым ртом к ее влагалищу. Сердце у нее застучало так, что пульс колоколом отозвался в ушах. Она чувствовала, что его влажное горячее дыхание буквально прожигает сквозь синтетику. Он открыл рот шире и губами, языком и зубами принялся теребить и покусывать ее лоно. Саммер застонала, судорожно хватая пальцами холодные и хрустящие листья пуэрарии и фиалки, аромат которых смешивался с запахом жимолости и секса.

Стив на мгновение поднял голову, и его страстный взгляд встретился со взглядом Саммер. Потом он спустил ей брюки до колен и повторил все снова, отыскав тайный бугорок, трепетавший и изнывавший в ожидании его настойчивого языка.

Саммер вскрикнула. Она попыталась раздвинуть ноги, чтобы дать ему доступ в те места, которые томились от страсти, но штанины крепко стягивали ее колени. Она лежала плашмя, бессильная, придавленная к земле, не могла ничего сделать, чтобы облегчить свою сладкую агонию. А он продолжал вводить ее в экстаз.

— О, прекрати. Нет, еще, не останавливайся, — бормотала Саммер, вцепившись в его короткие волосы, прижимая его голову.

Стив приподнялся, поймал ее кисти и пригвоздил их к земле рядом с ходящими ходуном бедрами. Теперь она оказалась совершенно беспомощна. Он превратил ее в трепещущее и жадное существо, молящее о пощаде, нет, о блаженстве.

— Не останавливайся! — Глаза Саммер были плотно закрыты. Она стонала каждый раз, когда его язык и губы возносили ее все выше и выше. И то, что ее колени были как в капкане, а бедра придавлены его телом, то, что она сейчас не могла ни спрятаться, ни убежать, делало эту сексуальную пытку еще слаще. Почти непереносимой. Никогда в жизни ей не приходилось испытывать чего-либо подобного.

Саммер пронзила судорога, заставившая ее вскрикнуть и выгнуться дугой, чтобы еще плотнее прижаться к его рту.

Когда все было кончено и, придя в себя, она открыла глаза, то увидела, что Стив внимательно смотрит на нее. Его черные глаза блестели, израненное лицо было строгим и решительным, губы сжались в твердую прямую линию.

— Ну а теперь мой черед, — произнес он и поднялся на колени перед ней. Резким, быстрым движением он сбросил с нее туфли и носки, до конца стащил с нее брюки, извлек ее из блузки и быстро разделся сам. После пережитой страсти Саммер могла лишь молча наблюдать за его действиями.

Она снова отметила, что его тело именно такое, какое ей нравилось у мужчин, — упругое, мускулистое и слегка покрытое волосами.

А потом он опустился на нее, всей своей тяжестью придавив к земле. Где-то в районе своей поясницы она почувствовала камешек. Саммер, как и Стив, была полна желания, но пик ее чувственности прошел.

По крайней мере, она так думала, пока Стив не поцеловал ее измученные груди и не раздвинул ей бедра. Она почувствовала его твердую, горячую и пульсирующую плоть, когда он прикоснулся к тому месту, куда собирался войти. Но он не торопился. Вместо этого продолжил любовную игру до тех пор, пока Саммер не ощутила себя словно натянутая, дрожащая струна.

Потом Стив медленно вошел в нее. Его твердая и обжигающе горячая плоть заполнила ее до глубины, и она тут же взорвалась. Страстный поцелуй удержал ее неподвижной в его объятиях, пока он оставался в ней долгие, долгие секунды.

К тому моменту, когда он покинул ее и затем проскользнул в нее снова, Саммер вся пылала. Она была готова исполнить любое его желание. Любое…

И сказала ему об этом.

Стив напряг свои руки и завис над ее телом. Они соприкасались в одной-единственной точке. Он медленно вошел в нее, потом вышел, снова вошел, и каждый раз она непроизвольно поднимала свои бедра навстречу в предвосхищении этого. Потом он нагнулся и вобрал губами вспухший сосок.

Саммер застонала.

Стив поднял голову и медленно улыбнулся. В этой улыбке было и признание ее темперамента, и благодарность, и обещание новых наслаждений. В искрящихся глубинах его черных глаз сквозила коварная мудрость змея-искусителя.

— Стив… — выдохнула она, умоляя его закончить.

Его глаза сверкнули, он снова лег на нее, обвив руками, прижал к себе, увлекая в лихорадочный порыв страсти.

На этот раз они вместе достигли вершины сладострастия. Когда он подвел ее к краю пропасти, то они рухнули вдвоем. Его хриплый крик слился с ее воплем, когда они, сжимая друг друга, летели через пространство…

И только много времени спустя он нашел в себе силы, чтобы разомкнуть объятия и скатиться с нее.

Диди поняла, что начала осваиваться со своей ролью привидения.

Сначала ей было странно оказываться то тут, то там безо всякой, как ей казалось, системы или замысла. Вот и сейчас она снова находилась в гостиной того дома, где прошло ее детство, и обнаружила здесь свою маму и тетю Дот, которая перебралась к маме восемь лет назад, когда они обе с промежутком в год овдовели. В настоящий момент женщины пытались связаться с Диди через оую.[6]

— Говорю тебе, я видела ее. Видела так же ясно, как тебя сейчас! — уверяла мама.

— Я не утверждаю, что ты ее не видела, Сью. Я хочу только сказать, что эта оуя не реагирует на нее.

— Может быть, мы просто неправильно ею пользуемся.

— Я пользуюсь оуей всю мою жизнь, и уж я-то знаю, как это делается. Знаешь, это ведь оуя посоветовала мне выйти за Джетта, когда я была склонна отдать руку Карлу Оуэнсу.

— Не могу сказать, что это был хороший совет, — сказала мама.

И правда, про стычки тети Дот с дядей Джеттом ходили легенды. Диди уже почти забыла о них.

На этот раз, как ни старалась, она не смогла материализоваться, но управлять стрелкой оуи могла.

У-М-Е-Н-Я-В-С-Е-В-П-О-Р-Я-Д-К-Е

— Смотри, смотри, что получилось!

— А ты не подстроила это, Дороти Джин?

— Ты же знаешь, что я ни за что на свете не стала бы делать этого! Ой, смотри!

Я-Л-Ю-Б-Л-Ю-Т-Е-Б-Я-М-А-М

— Диди, Господи всемогущий, это Диди! Это моя девочка! Диди, Диди!

— Сью, успокойся. Сью, спроси ее, что случилось той ночью. Спроси ее быстрее!

Натруженные, некрасивые руки женщин тянулись с двух сторон к пластмассовой стрелке оуи, раскручивая ее снова и снова, но Диди уже унесло куда-то прочь.

В следующий раз она оказалась на студии звукозаписи в Нашвилле. Смазливая блондинка лет двадцати пяти с наушниками на голове и в алой мини-юбке что-то напевала в микрофон.

Диди обнаружила, что она смотрит на певицу из прозрачной кабины, где двое мужчин, хмурясь, вслушивались в голос, который Диди назвала бы писклявым.

— Нам надо добиться от нее большей громкости, Билл.

— Да, и похоже, что у нас ничего не выйдет. Это все, на что она способна. Ну да не беда. Мы запросто поправим дело. Черт побери, с нашей аппаратурой можно творить чудеса.

— В субботу вечером ей предстоит петь на фестивале «Нашвилл — не под фонограмму». «Агония» уже стоит в программе восемнадцатым номером. Критики спустят с нее шкуру живьем, если мы не добьемся, чтобы она пела как следует.

— Черт возьми, я был бы рад, ты меня знаешь. Эта девчушка хороша собой и поет вроде бы ничего, но мы-то с тобой знаем, что не видать ей контракта как своих ушей, если бы она не была замужем за Хенком Кетчумом.