— Стив… — прошептала Саммер, отрываясь на несколько дюймов от земли и многообещающе прижимаясь своей голой грудью к его телу. Чувствовать соприкосновение трепещущих сосков с его твердой, поросшей волосами мускулистой грудью было так приятно, что она на несколько секунд забыла о том, что Стив не обращал на нее никакого внимания.

— Она аплодирует, — сообщил вдруг Колхаун.

— Что ты сказал? — Обвив Стива руками и прильнув к нему грудью, Саммер поцеловала сбоку его шею.

— Черт возьми, мне надо убираться отсюда.

Расцепив ее сомкнувшиеся руки, Стив встал и застегнул шорты.

— Что случилось? — Саммер повалилась спиной на землю, в изумлении глядя на него.

— Собирайся, нам надо идти.

— О чем ты говоришь? — запричитала она.

— Надень это, — сказал он, бросая ей штормовку с капюшоном. А сам, подобрав с земли майку, натянул ее на себя. Затем скатал скатерть и запихнул ее в спортивную сумку.

— Какая муха тебя укусила? — Саммер все еще недоверчиво взирала на Стива.

— Черт тебя побери, ты оденешься наконец? — выпалил он раздраженно и посмотрел на нее сверху.

Саммер внезапно осознала, как она «великолепно» выглядит в своих брюках из черной синтетики, с расхристанной блузкой, из которой торчат пышные, увенчанные острыми сосками груди, с раздвинутыми коленками, с разметанными по лицу волосами и горящими от страсти глазами. Росомаха. Другого слова не придумаешь.

Внезапно смутившись, она запахнула блузку, застегнув ее на оставшиеся пуговицы, потом надела штормовку, рванула вверх молнию.

Пока Саммер приводила себя в порядок, он снял с веток ее непросохшую одежду и обувь.

— Держи. И поторапливайся, — произнес мужчина, бросая на землю рядом с ней туфли и носки. Затем скомкал лифчик и трусики Саммер, завернул их в ее баскетбольные трусы и майку и сунул все в спортивную сумку.

Саммер, удивленно моргая, смотрела на всю эту сцену.

— Ты, наверное, шутишь. Мы что, действительно уходим?

— Обувай свои туфли, — рявкнул он слегка приглушенным голосом, в котором сейчас слышалась ненависть.

— А пошел ты на фиг, Франкенштейн! — В ярости Саммер схватила еще сырые носки и натянула их на ноги. Он уже обулся, пока она продолжала зашнуровывать свои огромные, хлюпающие баскетбольные башмаки.

Но даже ее ярость не тронула его. Казалось, что Колхаун отключил — нет, напрочь забыл недавнюю страсть, ту страсть, которая все еще пульсировала в ее жилах.

— Собаку понесу я. Пошли. — Франкенштейн в плотно надвинутой на глаза кепке с надписью «Быки» ногой засыпал песком костер. Потом, к неописуемому возмущению Саммер, молча повернулся и направился в темноту, даже мельком не взглянув, следует ли она за ним.

Как он смеет так обращаться с ней? Саммер вся кипела от злости, шагая позади Колхауна. И то, что у нее не хватило духу проучить его, направившись в противоположную сторону, только усиливало гнев. Вскочить посреди самой бурной любовной сцены, которую она когда-либо испытывала, и бежать в ночь, черт знает куда, без каких-либо доступных ее пониманию причин, было самым возмутительным поведением, с которым она когда-либо в жизни сталкивалась.

Будь она проклята, если еще хоть раз заговорит с ним!

Франкенштейн летел вперед как ужаленный. В кромешной тьме они спускались в овраги и взбирались на холмы, огибали каменные насыпи, попадая в едкое облако газа, выпущенного испуганным скунсом. Когда они прошли мимо родника, земля под опавшими листьями стала топкой, и Саммер промочила в жидкой грязи свою обувь. При каждом дуновении ветра таинственно скрипели стволы деревьев. Острый хвойный запах земли, опавшей листвы и плесени вскоре вытеснил вонь скунса.

Наконец взошло солнце. Навстречу ему, как будто приветствуя, лениво поднимались клочья тумана. Они выползали из леса и растворялись вдали. Пели птицы. Трещали цикады.

Рассвет сменился светлым утром, и воздух постепенно согрелся. Сверкавшие алмазами капли росы под деревьями высохли. Белки вышли на завтрак.

Саммер тоже захотелось есть.

Маффи, как футбольный мяч, мелькала под мышкой у Франкенштейна. А сам он все шагал и шагал, словно кролик из рекламы батареек «Энерджайзер».

Теперь, когда у Саммер было время обдумать свое фиаско, она поняла, какая причина гонит Стива вперед. Посреди любовной сцены ему, наверное, снова померещилась Диди.

А это вовсе не устраивало Саммер, с какой бы стороны на это ни смотреть.

Глядя со злобой в его спину, она замурлыкала вполголоса:

— Если по соседству у вас…

С тех пор как она повстречалась с ним, этот дурацкий мотив практически без перерыва звучал в ее голове.

Маршируя следом, Саммер напевала. Он продолжал идти. Она стала петь громче. Он шел в том же темпе. Запела совсем громко. Вдруг его спина напряглась и он замедлил шаг.

— …странное творится, то за помощью к кому вам лучше обратиться? — Саммер «убавила громкость», но слова были по-прежнему различимы.

Франкенштейн остановился и обернулся, чтобы посмотреть на нее.

Саммер тоже остановилась. Склонив голову набок, она усмехнулась и продолжала:

— К охотникам за привидениями. Тра-та-та-та-та-та-та!

— Ты что, надо мной издеваешься? — его вопрос прозвучал так, словно он не верил, что такое возможно.

— Я? — Саммер прекратила петь и отрицательно покачала головой, стараясь придать своему лицу невинное выражение.

Некоторое время Франкенштейн молча взирал на нее, потом повернулся и пошел дальше.

А Саммер начала сначала:

— Если по соседству у вас странное творится…

— Ты не могла бы прекратить эту идиотскую песню? — Во взгляде, который он метнул через плечо, сквозило явное раздражение. А тон ясно показывал, что он с трудом сдерживается.

— Извини. Я не знала, что она тебе не нравится, — промолвила Саммер ангельским голоском. Но когда мужчина снова отвернулся, она пропела с ядовитой интонацией: — А я духов не боюсь!

— Черт тебя побери, Розенкранц! Заткнись же ради Бога! — Повернувшись, он все еще пытался держать себя в руках, хотя было заметно, что он буквально кипит от злости.

Саммер фыркнула. Она не могла уняться.

— И перестань смеяться.

— Ну знаешь, я буду смеяться, когда хочу. И буду петь, когда хочу, — ответила она спокойно и принялась снова петь.

— Ах, ты не хочешь прекратить? — закричал он. Маффи внезапно залаяла, и он с раздражением опустил собаку на землю.

Саммер, чувствуя себя в безопасности в десяти футах от него, продолжала петь:

— Тра-та-та-та-та-та-та!

— Черт возьми, Розенкранц, я предупредил тебя! — Франкенштейн стоял, уперев сжатые кулаки в бока. Его глаза метали молнии.

— А чем тебе не нравится эта песня? — с усмешкой спросила Саммер. — Даже если ты думаешь, что у тебя есть твое личное привидение, это еще не причина, чтобы принимать песню на свой счет.

— Ах, ты…

Саммер была уверена, что непроизнесенное слово не самое лестное для нее. Она поняла это по выражению его глаз. Франкенштейн опустил руки и теперь сжимал и разжимал пальцы, словно примеривал их к ее шее. Его выглядывавшие из майки мускулы вздулись, словно холмы, которые они только что преодолели. Козырек бейсбольной шапочки низко надвинут на лоб. Словом, вид у него был воинственный.

Саммер знала, что любой намек на его одержимость призраком Диди подобен удару ниже пояса, но ей было все равно. Пора дать понять этому мистеру супермену, как смехотворна вся эта чушь с привидениями.

— А я духов не боюсь! — пропела она насмешливо.

Его глаза просто пылали гневом, тело напружинилось.

— Перестань, Розенкранц, — процедил Колхаун сквозь зубы.

Саммер усмехнулась:

— Если по соседству у вас странное творится, то за помощью к кому вам лучше обратиться? К охотникам за привидениями! Тра-та-та-та-та…

До последних «та-та» она не успела добраться. С яростным криком он бросил на землю монтировку и сумку и кинулся на Саммер. Она рванулась было в сторону, но его рука цепко схватила ее за плечо.