Вася перекатил взгляд на Палыча. Смотрел задумчиво, сигарета дымилась.

— Н-ну, ты сам понимаешь, я тебе доплачу за беспокойство, — добавил Кореньков к сказанному.

— Ладно, чего там, свои люди, сочтемся. Ты ведь мне тоже хорошо помогал, а я этого не забываю. Ты не думай, что если цыган — значит жулик…

— Да я когда так думал?!

— Ладно, ладно! — Вася засмеялся и похлопал дружески Палыча по плечу. — Ладно, — повторил он и кинул окурок в форточку. — Вы сегодня никуда не суйтесь, сидите дома, а завтра утром я приду.

— Угу… Игорю разве что позвонить, до автомата сбегать.

— Игорю?., ага, ну ладно. Только тоже лучше долго не ходить.

— Да нет, какой разговор. — Палыч сладко потянулся напоследок и швырнул окурок следом. — Что-то Рома твой долго летает!

Не успел Палыч так сказать, как внизу хлестанула дверь и быстрые ноги затопотали по лестнице. Вася заглянул меж перилами.

— Да вот он! Ты, Палыч, прям как в воду глядишь… — Тут он чем-то поперхнулся, закашлялся и кашлял долго, надувался, выкатывая круглые темные глаза. Рома же тем временем вбежал к ним с сумкой, полной продуктов.

— Во! — выпалил он, явно гордясь исполненным поручением.

— Молоток! — похвалил Палыч.

— Ну, давайте. — Вася улыбнулся, но как-то кривовато.

Палыч с Ромой стали подниматься, и когда они уже открыли дверь, Вася вдруг что-то быстро проговорил по-цыгански, на что Рома бойко откликнулся целой словесной очередью, потом сказал Палычу: “заходите”, а Васе: “ладно, пока!”

Пройдя в комнату, Кореньков увидел, что Игорь с Сергеем уже расстелили матрасы и сидят на них. Когда Палыч с Ромой вошли, они оба, как по команде, вскинули головы.

— Тут хлеб, колбаса, консервы, сыр немножко, кефир, булка… — затарахтел Рома, живо сунулся в карман, вынул горстку мелочи, — а вот жетоны, четыре штуки. Сейчас раскладушку принесу. Если чаю захотите или чего там… я тут.

Он в самом деле притащил раскладушку и ретировался.

Сергей энергично поскреб ногтями подбородок и засмеялся:

— Однако субординация тут у них.

— Однако предлагаю подзаправиться. — Игорь вскочил со своего лежбища, принялся вытаскивать продукты. Палыч, у которого при виде съестного слюна заполнила весь рот, устремился ему помогать, да и Сергея просить тоже не надо было. На какое-то время все примолкли, только челюстями усердно работали, прямо зубами рвали хлеб и колбасу. Сергей с усилием открутил крышку у банки маринованных помидоров, крышка звучно чмокнула.

— Ум-м, — промычал он, жуя, — класс! Я, похоже, слона могу сожрать вместе с хоботом! У-у, Палыч, отломи еще колбаски… Черт, я когда и ел-то последний раз, не помню.

— Который час, Палыч? — спросил Игорь озабоченно.

— К восьми подходит… А ну-ка, Серега, дай помидорчики попробовать.

Сергей уже надкусил помидор, рассол побежал у него по руке.

— Ничего, — одобрил он, облизывая пальцы. — Мне, конечно, больше домашний засол по душе, но что уж тут… На безрыбье и рак рыба.

Палыч выудил помидор, потряс его над банкой.

— Ага, — сказал он, — а на бесптичье и жопа соловей!

Так, балагуря и смеясь, мужики ужинали, точно сидели у мирного костерка где-нибудь на рыбалке, и никаких тревог и забот над ними будто бы и не висело. Да они ивправду позабыли о своих делах, так проголодались и устали, что этот сухомятный ужин в пустой комнате стал для них чуть ли не райским отдыхом.

Игорь, впрочем, помнил, что ему надо позвонить. Поев, он со вкусом причмокнул и встал, отряхнул руки:

Всеволод Глуховцев, Андрей Самойлов

— Пойду звякну.

— Недолго, — предупредил Палыч. — Светиться на улице нечего, сам знаешь.

— Знаю…

Слышно было, как Рома открывает дверь. Сергей, кряхтя от наслаждения, растянулся на своем матрасе, сковырнул кроссовки.

— Класс!.. Палыч, дай спичку, в зубах поковырять.

Палыч дал Сергею спичку, а сам подошел к окну, открыл одну створку и закурил.

— Комары налетят, — лениво предупредил Сергей.

— Не налетят, — отмахнулся Кореньков. — До вечера далеко еще.

Сергей пожал плечами, закинул руки за голову.

— Долго мы здесь прокантуемся, как думаешь?

— Откуда же я знаю? — Палыч пожал плечами в ответ. — Война план покажет.

— Ну а ты поднапряги свой дар…

— Нет уж, лучше я его приберегу. Для чего-нибудь более важного.

Палыч отшутился, но на душе у него помутнело. Кошки заскребли. Он смотрел на дорогу, на редкие проезжающие машины. В чем тут было дело? Он нахмурился, сосредоточиваясь, пытаясь понять…

Игорь вышел на крыльцо, остановился, с удовольствием ощутив тихое, умиротворенное, вечернее тепло. Подумал о том, что в такой вечер хорошо бы прогуляться не спеша, особенно хорошо это там, у теткиного дома, среди сосен… С иронией усмехнулся: никогда он не испытывал сантиментов к тому, что у большинства людей называется родным домом, относился к нему как к жилплощади. А тут вот…

Он улыбнулся еще раз и зашагал влево. Дошел до угла и увидел, что к торцевой стене дома действительно прикреплены две красные полукабинки телефонов-автоматов. Снял трубку у ближайшего: работает.

Набрал номер Георгия, установил жетон. Сердце тревожно забилось, Игорь и сам не знал отчего. Раздался гудок, и тут же трубку сняли — звучно щелкнуло.

— Алло! — крикнул Игорь. — Жора?!

Но никто не ответил ему, а через пару секунд зазвучал другой гудок, уже измененного тона.

“Определитель!” — догадался Игорь и тут же недоуменно свел брови: когда он звонил утром, никакого определителя не было.

“Ставит он его, что ли, а потом опять снимает?..” — продолжал недоумевать Игорь, а гудки между тем шли и шли, трубку никто не брал.

Странно. Георгий ведь твердо сказал, что будет вечером дома. Хотя, конечно, мало ли какие дела могут быть у журналиста… И все-таки странно.

Игорь пожал плечами и повесил трубку. Вытащил жетон, подбросил его на ладони. Еще раз пожал плечами и побрел обратно.

— Слушайте, — сказал он вернувшись. — Я не дозвонился.

— Ну, потом позвонишь, — беззаботно бросил Сергей, листая замусоленный журнал “Юный техник” — единственное чтиво, которое почему-то оказалось у Ромы.

Игорь присел на свой матрац, поскреб в затылке.

— Да нет, — проговорил он задумчиво. — Не в том дело. Понимаете, мужики, когда утром я ему звонил, то все нормально было… то есть я позвонил, он просто трубку снял, и все. А теперь сработал определитель…

Палыч, сидевший на раскладушке и сосредоточенно обгрызавший спичку, медленно поднял голову.

— Как ты говоришь?.. — переспросил он. Игорь повторил, как все было.

Палыч внимательно выслушал Игоря, постучал спичкой по верхним зубам.

— Нехорошо, — молвил он. — Нехороший признак, — сморщился так, что глаз не стало видно. — Я не могу пока точно сказать, в чем именно тут гвоздь, но нюхом чую…

Он решил не говорить ребятам о своих предчувствиях. До утра, во всяком случае. Пока стоял у окна и курил, он в самом деле попробовал осторожно подойти к той двери своей души, к которой страшился подойти в течение многих лет. Только попробовал — и едва не покрылся холодным потом, ибо явственно увидел, что за эти много лет дверь не пропала никуда, она даже не запылилась, она стояла новенькая и блестящая, и более того, она с готовностью, с какой-то ядовитой, издевательской готовностью приоткрылась, приглашая его, Александра Павловича, в жуткий мрак — и он поспешно отскочил назад, кажется, он даже отшатнулся от окна, побледнел, оглянулся — но Сергей не заметил.

Когда Кореньков чуть поуспокоился, он вдруг обнаружил, что это его душевное потрясение каким-то образом связано с выкриками старой цыганки, Васиной бабки, у него дома. Она… она прокричала нечто о том самом мраке, в который он, Александр, снова заглянул и в испуге отпрянул.

Он точно знал, что это так.

А почему?.. — конечно, объяснить не мог.

— Ладно, что там. — Он вздохнул. — Давайте-ка отдыхать. День был трудный. Мягко говоря.